Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко

и все граждане активно вооружались, он ходил по городским улицам в сопровождении всего лишь двух евнухов[348].

Меценат любил не только хорошо поесть, но и удивить других богатством обстановки и разнообразием яств на своем столе. По сообщению Плутарха, «на званом обеде у Мецената был квадратный стол рядом с его ложем, самого большого размера и непревзойденной красоты»[349]. Известно также, что именно «Меценат ввел в обычай подавать на пирах мясо домашних ослят, которое в то время ценилось гораздо больше, чем мясо диких ослов; однако после Мецената ослиное мясо перестало быть деликатесом»[350]. Кроме того, Меценат был любителем дорогих вин[351]. Это, впрочем, не должно удивлять, поскольку он владел огромным количеством виноградников, разбросанных по всей Италии. Плиний Старший сообщает, что существовал даже специальный сорт вина — «меценатово», поступавший из Цизальпинской Галлии[352], вероятно, из имений Мецената.

Размеры и великолепие дворцов и загородных вилл Мецената поражали современников. Свою главную резиденцию он возвел около 36–31 годов до н. э. в Риме на Эсквилинском холме, который имел недобрую славу, поскольку издавна служил кладбищем для низших слоев населения. Трупы бедняков, бродяг и рабов вперемешку с мусором и отходами без разбора сбрасывали здесь в специально вырытые колодцы (puticuli). При археологических раскопках в 70-х годах XIX века ученые обнаружили около семидесяти пяти таких прямоугольных колодцев (4×5 метров), представлявших собой глубокие шахты, стены которых были выложены каменными плитами. На Эсквилине также нередко проводили казни, и трупы казненных сбрасывали в эти же колодцы, исторгавшие жуткий смрад разлагающейся плоти. При сильном ветре эти удушливые испарения, постоянно окутывавшие Эсквилин, опускались на город и несли с собой заразу и болезни. Гораций так описывает это ужасное место:

Прежде здесь трупы рабов погребались, которые раб же

В бедном гробу привозил за гроши из тесных каморок.

Кладбище здесь находилось для всякого нищего люда:

Для Пантолаба-шута и для мота мотов Номентана.

С надписью столб назначал по дороге им тысячу футов,

По полю триста, чтоб кто не вступился в наследие мертвых…[353]

Не очень понятно, почему Эсквилинский холм был выбран Меценатом для постройки дворца и устройства сада. Тем не менее, по приказу Октавиана вся территория бывшего кладбища была засыпана грунтом на шесть-семь метров в высоту, а сверху разбит грандиозный сад[354]. Воздух полностью очистился и Эсквилин, по словам Горация, со временем стал считаться самым здоровым местом в Риме:

Ну, а теперь Эсквилин заселен; тут воздух здоровый.

Нынче по насыпи можно гулять, где еще столь недавно

Белые кости везде попадались печальному взору[355].

Самым высоким сооружением Эсквилинского холма была башня Мецената («чертог, достигший небесных туч»)[356], находившаяся в садах; с ее вершины открывался восхитительный вид на Рим и Альбанские горы. Именно с этой башни в 64 году н. э. император Нерон наблюдал за пылающим Римом и декламировал свою песнь «Крушение Трои»[357]. Известно также, что в садах Мецената был устроен большой бассейн, воду для которого специально нагревали, чтобы хозяин мог наслаждаться теплым купанием в любое время года[358].

После смерти бездетного Мецената его сады и Эсквилинский дворец по завещанию перешли во владение Августа. По возвращении с острова Родос во 2 году н. э. будущий император Тиберий поселился именно здесь[359]. Позднее Нерон, сооружая свой знаменитый «Золотой дом», объединил в нем в одно целое Палатинский дворец и сады Мецената[360]. Во II веке н. э. сады приобрел известнейший римский оратор Марк Корнелий Фронтон[361]. К сожалению, об архитектуре и облике эсквилинского дворца Мецената ничего не известно. Тем не менее, он, очевидно, был огромным и роскошным, ведь даже сам Август, когда заболевал, предпочитал отлеживаться именно у Мецената[362].

Скорее всего, планировка этой резиденции была традиционной для I века до н. э. Дворцы знати, по сути, представляли собой сильно разросшиеся традиционные римские дома того времени. Строились они в основном из камня и обожженного кирпича, балки были деревянными, крыши крыли черепицей. Центром такого дома считался атрий (atrium) — большая зала с неглубоким бассейном для сбора дождевой воды (impluvium) под широким четырехугольным световым проемом в крыше (compluvium), которая соединяла все остальные части жилища. В атрии было принято принимать клиентов, гостей и родственников, обсуждать финансовые дела и политические новости. Не менее важным помещением, напрямую соединявшимся с атрием, был таблин (tablinum), который служил кабинетом хозяину дома, хранившим здесь важные бумаги в особом сундуке. По сторонам от таблина симметрично располагались две парадные комнаты-«крылья» (alae), где обычно устраивали родственников или гостей. Здесь же находились в специальных шкафчиках восковые маски предков. Другие комнаты, соединявшиеся с атрием, служили столовыми или кладовыми. Особое помещение отводилось для кухни. Дома часто были двух- или трехэтажные, но на верхних этажах обычно помещали рабов. Таблин соединялся с перистилем (peristylium) — внутренним двором, окруженным по периметру крытой колоннадой, центр которого занимал небольшой садик с бассейном, фонтанами и статуями. Вокруг колоннады располагались многочисленные комнаты: столовые (triclinium), спальни, ванные, библиотеки, гостиные, залы для бесед (exedra). Дворцы римской знати обильно украшались мраморными плитами и колоннами, бронзовыми и мраморными статуями, мозаиками, фресками и картинами.

Для обслуживания дворца был необходим значительный штат рабов-слуг (familia urbana). Возглавлял их обычно домоправитель, которого хозяин выбирал из наиболее преданных ему и послушных рабов. Специальные рабы следили за мебелью, постелью, одеждой, посудой, свитками в библиотеке, ванными комнатами, кладовыми и пр. Обязательно имелись раб-сторож и раб, встречавший гостей и докладывавший о них хозяину. Во дворце нельзя было обойтись без собственных поваров, хлебопеков, кондитеров, а также секретарей-переписчиков, чтецов, цирюльников, садовников, педагогов, врачей и даже музыкантов. Специальные рабы прислуживали за обеденным столом, следили за чистотой в доме, одевали и раздевали хозяина, носили его в специальных носилках-лектиках, сопровождали на улице, служили посыльными, письмоносцами и т. д. Собственный штат рабов имелся и у хозяйки: рабыни, которые причесывали и укладывали ей волосы, смотрели за ее украшениями и нарядами, сопровождали ее на прогулках, стирали и чинили ее одежду, кормилицы и рабыни-няньки, которые заботились о ее детях.

Жизнь городских рабов, в отличие от их сельских собратьев, работавших в поте лица с раннего утра до позднего вечера, была достаточно привольной. Работа по дому не представляла большой сложности и порой, выполнив все приказания хозяев, рабы основную часть дня бездельничали, слонялись по дому или просто спали. Античный писатель Колумелла так отзывался о городских рабах: «Эта беспечная и сонливая порода, привыкшая к безделью, Марсову полю, цирку, театрам, к азартной игре, харчевням и публичным