Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко

же был очень занят государственными делами. Так или иначе, но только девять месяцев спустя Меценат пригласил Горация присоединиться к числу своих «друзей», то есть клиентов[288].

В Древнем Риме существовал обычай, когда человек низкого достатка и положения добровольно ставил себя под покровительство влиятельного и богатого человека — становился его «клиентом», а тот, в свою очередь, — его «патроном». Согласно традиции, клиент всегда и везде сопровождал своего патрона, даже в дальних поездках; защищал его с оружием в руках, если в этом была необходимость; поддерживал его кандидатуру на выборах. Часто клиенты принимались в род патрона и брали его родовое имя. Патрон же должен был всячески опекать своего клиента, защищать его интересы в суде, помогать деньгами и приглашать к своему столу. Практиковалось также наделение клиентов участками из земельного фонда патрона. Чем больше было клиентов у знатного человека, тем более влиятельным он считался[289].

Каждое утро клиент, облаченный в тогу, должен был являться в дом своего патрона и желать ему доброго утра. Вот что пишет об этом обычае Сенека: «Эти люди из чувства долга носятся то туда, то сюда, ни себе, ни другим не дают покоя; когда вволю побезумствуют, когда за день обойдут все приемные, не пропуская ни одной незапертой двери, когда в самых отдаленных домах засвидетельствуют свое далеко не бескорыстное почтение — они мало что найдут для себя в этом огромном и к тому же раздираемом разными страстями городе. Как много людей, на чей порог их не пустят, потому что хозяева еще спят, или нежатся в постели, или просто нелюбезны! Как много таких, которые, долго помучив посетителей, с притворной поспешностью пробегают мимо! Многие вообще остерегутся идти через атрий, заполненный клиентами, и спасутся бегством через потайные выходы, как будто обмануть менее неучтиво, чем выставить за дверь. А многие, сонные и слабые из-за затянувшейся накануне попойки, демонстративно зевая, будут слушать, как эти бедняги, в надежде на чужое добро прервавшие свой сон, едва шевеля губами, лепечут тысячу раз произносимое имя»[290].

По окончании утреннего приема, если патрон куда-нибудь направлялся, например, в суд или в баню, клиенты были обязаны сопровождать его шумной толпой и расчищать дорогу перед его носилками. Обязанности клиента были унизительны, но они позволяли не умереть от голода, поскольку патрон, как уже говорилось, должен был ежедневно приглашать своих подопечных к обеденному столу[291]. Это было довольно сложно, если у патрона имелось очень много клиентов, поэтому, как правило, он сажал за стол лишь трех-четырех из них, а остальным выдавал небольшую сумму денег на пропитание. Но и те клиенты, которым посчастливилось попасть за стол патрона, не всегда были рады угощению, так как очень часто им предлагались блюда намного хуже по качеству, чем те, которыми при них угощались патрон и его ближайшие друзья.

Став клиентом Мецената, Гораций теперь тоже был обязан каждое утро являться в дом своего патрона, чтобы поприветствовать его. Кроме того, поэт должен был всегда и везде сопровождать Мецената, например, в театре или на Марсовом поле, даже в дальних поездках, если в этом была необходимость. В свою очередь, Меценат как патрон Горация действительно опекал и защищал своего клиента, время от времени приглашал к своему столу и помогал деньгами.

Гай Цильний Меценат был в то время очень известным и могущественным человеком. Он родился в древнем этрусском городе Арретий (современный Ареццо) в очень богатой и знатной семье Цильниев (по материнской линии)[292]. «Меценат» — это не семейное прозвище (cognomen), а указание на происхождение из рода Меценатов по отцовской линии. Семья Цильниев была самой знатной и богатой в Арретии, восходила к этрусским царям-лукумонам и некогда управляла этим городом. Например, по данным Тита Ливия известно, что в 302 году до н. э. «восстала Этрурия, возбужденная мятежом арретинцев, которые взялись за оружие, чтобы изгнать могущественный род Цильниев из зависти к их богатству»[293]. Недаром император Август в одном из своих писем в шутку назвал Мецената «лазерпиций арретинский» и «смарагд Цильниев»[294]. Гораций же пышно именует Мецената «славный внук праотцев царственных» и «царей тирренских отпрыск»[295], а также с восторгом пишет:

Нет, Меценат, хоть никто из этрусков, лидийских потомков,

Знатностью рода с тобой потягаться вовеки не сможет,

Ибо предки твои, по отцу и по матери, были

Многие в древнее время вожди легионов великих, —

Нет! Ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь,

Кто неизвестен, как я, сын раба, получившего волю![296]

О родне Мецената по отцовской линии известно мало. Его дедом был всадник Гай Меценат, который в 91 году до н. э. выступил в Риме против народного трибуна Марка Ливия Друза и о котором в связи с этим упоминает Цицерон в своей речи «В защиту Авла Клуенция Габита». Цицерон особо подчеркнул скромность деда Мецената, его стойкость и приверженность к всадническому сословию[297]. Отец же Мецената, Луций Меценат, известен лишь тем, что в начальный период гражданской войны вместе с сыном перешел на сторону Октавиана, будущего императора Августа[298]. О том, что Луций Меценат действительно был отцом Гая Мецената, свидетельствует надпись на мраморном постаменте с Афинского акрополя: «Народ (статую) Гая Мецената, сына Луция, (поставил) [Афине посвятил?]»[299].

Меценат появился на свет 13 апреля[300], но год его рождения, к сожалению, неизвестен. Скорее всего, он был почти ровесником Октавиана, возможно, старше не более чем на два-три года. Если это так, то год рождения Мецената приходится, вероятно, на 65 год до н. э. Впрочем, большинство исследователей предполагают, что Меценат родился где-то в промежутке между 74 и 64 годами до н. э. Меценат, как и его родители, по социальному положению был всадником и оставался таковым до самой смерти[301]. Известно также, что он был приписан в Риме к Помптинской сельской трибе[302], в которую входил Арретий.

О детстве и юности Мецената сведений не имеется. Имя его отца Луция появляется в анналах истории осенью 44 года до н. э., когда Октавиан собирался покинуть Рим и с верными друзьями отправиться в Кампанию вербовать ветеранов Цезаря. Об этом решении Октавиана историк Николай Дамасский пишет следующее: «Так он решил. С ним согласились и его друзья, участвовавшие в этом походе, а также и в последующих его деяниях. Это были Марк Агриппа, Луций Меценат, Квинт Ювентий, Марк Модиалий и Луций»[303]. Луций Меценат поддержал Октавиана в трудную минуту и, очевидно, отправился в Кампанию вместе со своим сыном Гаем. Ведь, как недвусмысленно пишет