Тим - Александр Цзи

по стволу дерева. Буйный перестал выть и захрипел, крутясь в клетке и клацая зубами.

Мы вышли в коридор и прикрыли дверь. Буйный снова начал подвывать, но гораздо тише. Дед вздохнул:

— Будто зовет своих, окаянный. Что-то подсказывает мне, что он мучается… где-то там глубоко внутри этой уродской шкуры. Раньше ведь нормальным человеком был… Застрелить бы его, а, Ирина Леоновна, чтоб не мучался?

— А вдруг еще материал потребуется? — хладнокровно спросила та. — Ничего, пусть немного помучается, не убудет. Не человек это уже давно. К тому же неизвестно, помрет ли он вообще от твоего выстрела. Пусть для науки польза будет от него.

Она посмотрела на меня прямо и испытующе.

— Помнишь, Тим, что я про веру ученых говорила? Не будь этой веры, не было бы никаких экспериментов в истории человечества, ни электричества, ни медицины, ничего. Из пещер бы не выбрались. Вот мы старые, — глядишь, помирать скоро. Не жалко. Жалко только, что результаты наших исследований пропадут. Ты ведь знаешь теперь, чем мы занимаемся? Вернись через годик, если сможешь, да забери записи…

Она засуетилась, прошла в другое помещение, узкое, тоже в кафеле, со стальным бочонком в углу и надписью краской на стене над ним: “Автоклав”. Кто-то, еще в прежнем мире, надо полагать, пририсовал другим цветом букву “а” в конце и увеличил “К”, и получилась “АвтоКлава”.

— Вот здесь, — сказала бабка, взяв с подоконника толстый горизонтальный журнал. — Здесь все запишу и на этом подоконнике оставлю, запомнил? Я там уже много чего полезного записала, просто надо еще продолжить эксперименты… Возьмешь это, если нас не застанешь.

Она настойчиво заглядывала мне в глаза, ожидая ответ. Дед стоял поодаль, потупившись.

— Возьму, — пообещал я. Через год — это долго. Многое может случится. Но я постараюсь. Из кожи вон вылезу, но вернусь на эту противочумную станцию.

Кончики губ у Ирина Леоновны задрожали, но она улыбнулась мне, маленькая и старенькая женщина-ученый.

Тут я случайно выглянул в окно — внизу, во дворе, боком к нам застыла Влада. Глаза закрыты, лицо запрокинуто вверх, под мелкие капли дождя, руки чуть разведены в стороны ладонями вперед. Рот приоткрыт.

Котейки не видать.

— Что это с ней? — удивилась Ирина Леоновна, проследив за моим взглядом.

Меня пронзило острое ощущение надвигающейся беды. Проклятый Буйный продолжал выть, действуя на нервы, причем завывание начинало походить на песнопение… Я развернулся и побежал по коридору к лестнице; вихрем слетел по ней на первый этаж и выскочил на улицу.

— Влада?

Поблизости орали вороны, но их карканье едва зацепило краешек моего сознания.

Я встал перед Зрячей. Она была бледная, как смерть. И беззвучно выдыхала воздух через рот: “Хххххаа… хххаа”.

Я пошлепал ее по щеке, и она открыла глаза — зрачки расширились на всю радужку. В них отразились мелькающие в небе черные силуэты ворон — десятки, сотни ворон. Влада с трудом перевела на меня взгляд, затем медленно, как во сне, подняла руку и подергала меня за рукав.

Опасность.

Но я и без того это уже знал.

***

Я собрался было вернуться к старикам, сообщить им, но Алексей Николаич, задыхаясь, с винтовкой наперевес уже выбегал из здания. Ирина Леоновна с больной ногой отстала.

— Орда! — крикнул я. — Орда Буйных… то есть Придурков! Уже близко…

— Это как так получилось? — захлопал глазами дед. — Наш Придурок их вызвал, что ли? Так он и раньше орал — никто не приходил… Или потеплело, поэтому…

— Да какая разница! — перебил я. — Они же мутируют! Валить надо! Ваши стены не удержат Орду! Они друг по дружке лезть будут!

— Как мураши, — кивнул дед. — Понятно. Это тебе твоя подружка сообщила? Значит, чутье у нее телепатическое есть?

Я проигнорировал вопрос:

— Где здесь самое высокое место, и чтобы во все стороны сразу можно посмотреть? И есть ли еще въезд на территорию?

— Самое высокое?.. Э-э… Так вон, труба на кочегарке… И ворота задние есть… Только осторожнее, — сказал он мне вслед, когда я побежал к трубе, — ступени там на соплях, да мокрые…

Я не слушал. Добежал до кочегарки — продолговатого кирпичного строения, грязного и закопченного. Вокруг валялись груды мелкого угля. Я залез по железной лестнице сначала на плоскую крышу, оттуда принялся карабкаться по холодным и мокрым скобам прямо по трубе.

Несколько раз останавливался и озирался. Передо мной открылись крыши за высоким забором станции, улочки, голые деревья. Я поднялся чуть выше трехэтажного здания лаборатории и решил, что хватит. Было страшновато, земля находилась очень далеко, и все гаражи и пристройки казались игрушечными. Труба заметно покачивалась — хотя, вероятно, мне это чудилось со страху. Скобы прогибались под моей тяжестью. Сыпал мелкий дождь, а сверху простиралась сплошная серая хмарь.

У лаборатории торчали три фигурки: Влада, дед и бабка. Они смотрели на меня.

Над домами вдали, со стороны главных ворот, носились тучи воронья. Они и сюда долетали, но пока здесь их было маловато. Крылья у них не намокают от дождя, что ли? Я еще не видел Орду, но уже слышал далекое нестройное завывание их чудовищной песни.

А потом я увидел, как улицы вдали почернели от легионов Буйных… Их силуэты появились между брошенными машинами, между деревьев и домов, заполняя все пространство, расползаясь, как черная грязь…

Убедившись, что Орда подступает только с одной стороны, я принялся слезать — перебирал трясущимися руками и ногами хлипкие скобы и надеялся, что не свалюсь с высоты…

Все обошлось. Я прибежал к старикам и безучастной Владе. Ее волосы намокли под дождем, а лицо по-прежнему оставалось бледным, как у покойницы.

— Оттуда идут, — задыхаясь после физических упражнений, сказал я. — Орда!.. С той стороны — никого, валить надо!

Старики переглянулись.

— А почему думаешь, что сюда идут, эти Придурки? — поинтересовался дед. — Глядишь, мимо пройдут…

— Я… я уверен. Влада… она Зрячая, понимаете? Телепат, она чувствует опасность! Этот ваш Буйный как-то вызвал Орду, и они идут сюда.

— Сроду они за своих не заступались, — возразила Ирина Леоновна. Она одной рукой прижимала к груди тот самый горизонтальный журнал. Другой держала трость.

Я перебил:

— Они меняются — вы же сами сказали! Бежим к нашей машине — она быстрая! Откройте задние ворота — еще успеем!

Старики снова переглянулись, и я не понял, чего эти два старпера медлят. Песня-вой уже наполняла все сумрачное пространство над противочумной станцией. Она нарастала, как шум океана, как рокот надвигающейся непогоды.

Ирина Леоновна кашлянула. Решительно всучила мне журнал.

— Что ж… Придется кому-то другому наши эксперименты продолжить. Мы не побежим. Да, Алексей Николаич?

Тот кивнул.

Я