Возрождение полевых цветов - Микалеа Смелтцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шесть лет – долгий срок для воздержания, но, честно говоря, соблюдать его было не так уж и трудно, пока я не увидел ее снова. Теперь я возбужден двадцать четыре часа семь дней в неделю. Ходить на работу со стояком неловко, и это трудно объяснить.
– Я схожу за ее сумкой.
– Я ее уже взял. Джорджия впустила меня, да и заодно я хотел попрощаться с твоей мамой.
– Отлично. – Салем наклоняется и раскрывает объятия для Сэды. – Тогда пока, мой маленький карапуз.
Сэда ныряет в ее объятия и обхватывает ручками плечи Салем.
– Я люблю тебя, мамочка. Я буду очень по тебе скучать.
Салем отпускает ее и поднимает пальцы вверх.
– Насколько сильно? Настолько?
– Нет, больше! – хихикает Сэда. – Вот настолько! – Она широко разводит руками.
Салем снова обнимает Сэду и зарывается лицом в ее шею.
– Я люблю тебя, малышка.
– Я тоже тебя люблю, мамочка. А теперь отпусти. Ты меня раздавишь.
Салем отпускает ее и встает на ноги.
– Вам пора ехать, иначе попадете в пробку.
Калеб закатывает глаза.
– Пробки есть всегда.
– Это точно, – смеется Салем.
Я приседаю и говорю Сэде:
– Будь умницей. Надеюсь, ты скоро приедешь снова.
Она охотно кивает.
– Я хочу в домик на дереве. Там было весело.
– Когда приедешь в следующий раз, я обещаю, будешь играть в домике на дереве столько, сколько захочешь.
– Здорово! Спасибо, папа!
Я не ожидал от нее прощальных объятий, но она обхватывает меня за шею и крепко прижимает к себе. Еще немного, и я задохнусь.
Попрощавшись, Калеб сажает ее в машину, а мы с Салем наблюдаем с тротуара, когда он отъезжает. Он сигналит, и машина исчезает из виду.
– Я уже по ней скучаю, – тяжело вздыхает Салем.
– Знаю, – бормочу я, думая не только о Сэде, но и о Форресте.
В ее глазах сострадание. Несомненно, она тоже думает о Форресте. Ее рука находит путь к моей и слегка ее сжимает. Салем молчит. Да и нет надобности что-то говорить. Иногда ничего не сказать означает сказать все.
Глава двадцать девятая
Салем
Уже поздно, и я устала. Мне хочется упасть в постель, но увидеть Тайера хочется еще сильнее. Последняя неделя с мамой выдалась тяжелой. Ее время на исходе. Она это знает. Я знаю. Джорджия знает.
Я с ужасом жду, когда она испустит последний вздох и навсегда покинет этот мир, но я не хочу, чтобы ей стало еще больнее. Боли и так до того сильные, что даже морфий не помогает, но благодаря ему она хотя бы много спит.
Я иду к соседнему дому, поднимаюсь на крыльцо и звоню в дверь. Я едва устояла переде желанием прокрасться туда незаметно, но успела напомнить себе, что я уже взрослая и мне нечего скрывать. Я не замужем, Тайер не женат; мне двадцать пять, ему тридцать семь. Он открывает дверь и молча отходит в сторону, пропуская меня.
– Привет. – Я раскачиваюсь на пятках, внезапно почувствовав неловкость от того, что пришла.
– Привет. – Он сдерживает улыбку. – Хочешь бокал вина?
– С удовольствием. – Я тихо смеюсь.
Я редко пью, но сейчас это именно то, что мне нужно. Я иду за ним на кухню и смотрю на то место, где у нас случился первый поцелуй. Он останавливается перед шкафом.
– Красное или белое?
– Красное.
Он наливает вино в бокал и протягивает его мне через барную стойку. Я устраиваюсь на барном стуле и наблюдаю, как он наливает себе бокал, а затем готовит для нас тарелку с крекерами и сыром.
Он устраивается рядом, его рука задевает мою. По позвоночнику пробегает дрожь. Как же давно он не трогал меня так, как жаждет мое тело! От одного его прикосновения мое тело охватывает пламя. Он замечает, как я извиваюсь, и прищуривается. Я уверена, что он изнывает еще больше, чем я. Этот мужчина не прикасался к женщине целых шесть лет. Я бы не злилась, если бы у него кто-то был. Это было бы ожидаемо. Но тот факт, что он жил все эти годы без секса, невероятно возбуждает.
– Ты… э… хочешь поговорить? – Он пытается незаметно подправить выпуклость в штанах. Безуспешно.
Я знаю, что он имеет в виду разговор о моей маме, поэтому отвечаю:
– Не совсем. Хотя, наверное, стоит.
– Не стоит. – Он берет крекер и кладет сверху ломтик сыра.
– Я знаю.
Тайер никогда не заставлял меня делать или говорить то, чего я не хотела. Я знаю, из-за нашей разницы в возрасте люди могут думать иначе, особенно учитывая наше прошлое, но это не так.
Тайер – альфа-самец, но он понимает, каким было мое прошлое, и я всегда знала, кто на самом деле контролирует наши отношения.
Мы потягиваем вино и молчим, а потом я говорю:
– Вряд ли она доживет до конца недели.
Тайер шипит сквозь зубы.
– Черт. – Он проводит рукой по щетине на щеках и подбородке. – Мне жаль, Салем. Даже не знаю, что сказать.
– Мы были готовы, ее болезнь ни для кого не секрет. Но теперь, когда смерть так близко, все выглядит совсем по-другому.
Неожиданно он опускает свою руку мне на шею и мягко притягивает меня к себе. Я ощущаю холод его кольца, которое он носит на мизинце.
– Что бы ни случилось, солнышко, я с тобой.
Я выдыхаю так, что все мое тело содрогается. Мне приятно (более чем приятно) слышать такие слова. Он нежно прижимается губами к моему лбу, и мое тело расслабляется. Тайер умеет сделать так, чтобы я растаяла. С ним я чувствую себя в безопасности.
Когда он меня отпускает, я хватаюсь за его руку.
– Как твое кольцо? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Отпечатанное на нем солнце смотрит прямо на меня. – Я решила, что потеряла его, – бормочу я, слезы жгут глаза. Я провожу пальцем по прохладной поверхности. – Я швырнула им в тебя. Вернулась на следующее утро, а его уже не было.
У меня в горле ком. Тайер забрал кольцо и все это время его хранил.
– Я всегда хотел его вернуть.
– Но я уехала навсегда.
Он кивает, снимает с мизинца кольцо и берет мою левую руку. Затаив дыхание, я смотрю, как он надевает его на мой безымянный палец, подносит его к губам и нежно целует.
– Оно останется здесь, – срывающимся голосом бормочет он, – пока я не сниму его и не заменю на другое.
