Ошибка Пустыни - Соловьева Мария Петровна

– Эй, кто-нибудь! Что происходит? Есть кто живой?

Лала кричала, земля гудела, старый Аш спал, Тик бился головой, а мотылек достойно встретил смерть, добравшись до пламени светильника. И ничего, кроме сгоревших крыльев мотылька, не менялось. Лала окончательно разозлилась и метнула в ледяную стену кувшин, зажмурившись в ожидании осколков. Но кувшин угодил прямиком в старого анука, пролетев сквозь преграду. Разбуженный змей вскинул голову и угрожающе засветился. Лала ахнула и подалась вперед, но пробиться наружу не получилось.

После выбрасывания стула, кувшина и блюда Лала выяснила, что, если вещь у нее в руках, стена ничего не пропускает. С трудом оторвав окровавленного анука от его безысходного занятия, Лала засунула его в карман и схватила оставшийся стул за высокую спинку, размахнулась и со всей накопившейся злобы ударила в стену. Гул усилился, и стена изменилась: идеально гладкая поверхность покрылась несчетными трещинами, лишив Лалу возможности видеть, что творится снаружи. Еще несколько озверелых ударов стулом, и в центре появилась дыра размером чуть больше кулака. Гул стал невыносимым, и Лала вдруг подумала, что, если бы она по-прежнему видела звуки, уже давно бы лишилась головы – та просто разлетелась бы на кровавые ошметки. Невольно улыбнувшись этой мысли, Лала снова замахнулась стулом, но стена вдруг рухнула, будто разбитое зеркало.

– Так тебе!

Торжественно расправив плечи, она шагнула за порог и застыла с поднятой ногой: ступать было некуда. От того места, где стояла Лала, тянулась широкая трещина, которая росла с каждым ударом испуганного сердца и глотала все: песок, гнездо Аша, самого Аша, внутренние стены купола, наружные стены. Мир отламывался кусками и падал в черную пропасть. Лала закричала, но не услышала себя, потому что проваливающийся мир кричал громче. Трещина убегала все дальше, раскалывая землю и пожирая ее. Холод превратил Лалу в статую, она чувствовала, как замерзают глаза и сердце все реже толкает кровь по жилам. Что-то теплое скользнуло по ноге, и краем неподвижного ледяного глаза она увидела Тика, выбравшегося из кармана. Крикнуть она уже не могла и только горестным хрипом проводила змееныша, солнечной ленточкой улетевшего в трещину. Она даже не могла опустить веки, чтобы не видеть всего, что происходит. Мир умирал вместе с ней.

В жадную кривую пасть сверзился весь Шулай, а потом началось что-то и вовсе дикое. Пустыня потекла. Как вода. Трещина не росла вширь, но продолжала пожирать землю. Мысли Лалы тоже замерзли. Ей было не больно и не страшно, она больше не верила глазам, потому что так не бывает, чтобы весь мир сливался в одну трещину. Слева пустыня, справа море. Они будто были разлучены трещиной, но стремились друг к другу, как страстные влюбленные. И где-то там, внизу, во тьме, соединялись и пытались вырваться вместе назад, к небу. Но только белый шипящий пар клубился над разломом.

Лала вдруг подумала: а что будет, когда кончится весь песок и вся вода? Неужели она, заледенелая статуя, упадет в бездну последней? Неужели это конец? Такой нелепый и непонятный. Зачем она столько училась, почему Мастер Шай ее бросил и не пришел в этом сне? Ведь это сон, это не может быть правдой, никак не может!

– Я не бросил тебя, – ударило нестерпимым огнем ей в спину.

Лед на коже мгновенно исчез, сердце взбесилось, а растаявшие слезы брызнули из глаз, как кровь из неумело перерезанной шеи. Ноги у Лалы подкосились, и она рухнула на песок у самого края трещины.

Земля и вода между тем продолжали утекать широкими потоками, и Лала тревожно обернулась. Мастер Шай стоял в глубине комнаты, его почти не было видно. Лала пошевелила шершавым языком и с трудом выдавила:

– Учитель, помогите…

– Не могу. В твоих снах я бессилен. Сама останавливай этот конец света.

– Как? – захрипела она.

– Просто пожелай.

– Не… могу… оно… само…

– Ошибка. Это ты сделала. Неуправляемая злость Мастера Смерти опасна, а ярость смертельна для мира. Ты плохо учишься, но я не виню тебя. Всему свое время. Тебе просто нужно его чуть больше, ведь ты особенная.

Голос Мастера Шая звучал так, будто вокруг цветут сады оазиса, и Лала отдыхает в тени деревьев, а не сидит, скорчившись, на краю бездны. Она мечтательно вздохнула – до того явственной была картинка. И тут гул прекратился. Пар, идущий из трещины, сгустился так, что на расстоянии вытянутой руки нельзя было ничего различить. Он окутал ее, закрыл от взгляда и разрушенный мир, и целую невредимую комнату с тенью Шая. Она осталась одна.

И тут неизвестно с какой стороны долетел приглушенный голос:

– Вот, уже лучше. Большего ты не добьешься сейчас. Так что просто слушай и запоминай.

– Учитель, а можно…

– Я сказал не перебивать!

Лала испуганно зажала рот ладонью. Мастер Шай продолжил прежним тоном, будто не содрогался только что весь оставшийся мир от его вопля:

– Отныне ты будешь видеть только вещие сны. Или вообще никаких. Понять их смысл непросто. Есть толкования в древних книгах, одна из них находится у Мастера Ашгара, но он не любит отдавать ее даже на короткое время. Найди способ получить книгу, иначе не справишься со своей силой. И тогда да, случится то, что ты сейчас видела. Ты расколешь мир, а потом уничтожишь его.

Мастер Шай замолчал, словно ожидая вопроса, но Лала мужественно терпела.

– Хорошо, – Лале показалось, что она слышит улыбку в голосе учителя, – надеюсь, осознаешь свою важность и ответственность. На Совете Мастеров не стоит рассказывать о снах и тем более обо мне. Ты уже прочитала, что объединение крови двух мастеров дает большую силу. Но не всем посвященным известно, что это еще и связывает нас. Все, что я когда-то познал, рано или поздно будет твоим знанием. Ты даже в своих диких снах не увидишь, сколько всего хранит моя память. Это не только польза. Это еще страх, горе, потери, сомнения – все, чего должны быть лишены настоящие мастера Смерти. Так что я обещаю тебе, будет очень тяжело. Но часть меня навсегда с тобой. Прощай.

– Учитель, погодите! – Лала попыталась добраться до него сквозь туман. Но вокруг стремительно сгустилась тьма, и Лала снова упала.

Отплевываясь от песка, она приподнялась на руку и отдернула ее, будто обожглась. Возмущенно свиваясь кольцами, на песке лежал Тик, а в окно бессовестно подглядывало утреннее солнце.

Глава десятая

Когда Шурн принес завтрак, Лала уже полностью пришла в себя. Ее странный благожелатель делал вид, что ничего накануне не произошло. Но именно по его старательному равнодушию и по той медлительности, с которой он ставил на стол посуду, Лала понимала, что от нее очень ждут ответа.

– Брат Шурн, я всю ночь думала…

– Да, и что же? – слишком поспешно спросил он.

– У меня есть условие.

– Ты можешь ставить нам условия, конечно. Только не переоцени свою важность, сестра.

– Мне нужна Книга Сновидений Мастера Ашгара.

Шурн уставился на нее и, помедлив, ответил:

– Но откуда тебе известно про книгу?

– Неважно. Ты поможешь мне?

– Это странное условие, – он все еще был под впечатлением от ее осведомленности, – но выполнимое.

– Тогда как только я ее получу, можете на меня рассчитывать, – решительно кивнула она.

Шурн улыбнулся и сказал, что вернется, когда настанет время идти на заседание Совета.

Завтракать Лала не могла, лишь надкусила сыр. Сон вынул из нее все силы, и она бы с удовольствием провела день в постели, читая Кодекс. А вот Тик, наоборот, был бодр и весел. Он по обыкновению проведал старого Аша, напился там молока и довольно мерцал у нее на руке.

– Конечно, ты ведь не представляешь, что с тобой было ночью. – Лала погладила теплую головку.

Она поежилась, вспомнив свой ужас, когда во сне анук улетел в пропасть, и подумала, что дороже Тика и Снега у нее никого здесь нет. И вообще не было. Редкие люди, которые относились к ней хорошо, недолго задерживались рядом. Скоро будет пять лет, как она приехала в неизвестный ей мир, опять попала в рабство, получила свободу, стала Мастером Смерти, но до сих пор не нашла ни семьи, ни друзей. Анук и дром были единственными ее близкими существами.