Низвергатели легенд - Андрей Мартьянов

С королевой не поспоришь, тем более с Элеонорой. Посему мессир оруженосец облачился в торжественное парчовое блио золотисто-зеленого цвета с наваррским гербом и теперь постоянно маячил за плечом Беренгарии. Дядюшка принцессы, граф Барселоны дон Педро, младший брат ее отца, проводил в церкви новоиспеченного наваррца недоумевающим взглядом, хотя, разумеется, ничего не сказал. Остальные просто смотрели на Казакова, как на пустое место.

До вечера оставалась масса времени. Когда Папа Климент благословил сиятельную паству и отпустил с миром, собор вначале покинули королевские дворы – Ричард с Филиппом, изображая нежную дружбу, вышли рука об руку, за ними Танкред, Элеонора, сопровождаемая Беренгарией… Принцесса бросала на широкую спину Ричарда столь убийственные взгляды, что, казалось, прожжет в короле дырку. Торжественно представить невесту должны были сегодня вечером, на празднике у Танкреда.

Мишеля с Гунтером отжали к самой стене храма, да они вперед и не лезли, понимая, что провинциальным дворянам нечего делать среди вершителей европейских судеб. Когда, наконец, королева-мать, Беренгария и немногочисленные придворные дамы разместились кто в дамских седлах, кто в носилках (Элеонора предпочла седло), рыцарь с германцем выбрались на площадь и отправились вслед кортежу, сопровождаемому наваррскими рыцарями, коих предоставил Элеоноре в качестве почетного эскорта король Санчо Мудрый.

Праздник в городе завертелся с новой силой – и балаганы тебе, и фигляры с шутами, и бесплатное вино от короля Танкреда. Словом, народные гуляния для простецов. Господа вышестоящие отбыли кто куда – Филипп на корабль, английский король предпочел разместиться в шатре за мессинскими стенами, Папа остался в монастыре при кафедральном соборе, а сицилийский монарх, дабы подданные увидели, что он разделяет их веселье, проехал по городу и вернулся в замок.

Разумеется, праздничные гуляния не коснулись монастыря святой Цецилии. В обители по-прежнему было тихо, но деловито. Элеонора отпустила эскорт, ибо полтора десятка наваррских дворян вызвали бы у преподобной Ромуальдины такой всплеск благородного негодования, что престарелую аббатису наверняка хватил бы удар. Остались только сэр Мишель с оруженосцами, ибо Элеонору не оставляло желание поговорить с ними во всех подробностях о новостях из Англии. Уставшая Беренгария отправилась в свои покои на отдых, а если говорить более точно – заниматься тем, чем и положено благородной девице: вышиванием.

Разместились в прежней комнатке со старинным черными стульями. Королева, ничуть не смущаясь, приказала камеристке ослабить шнурки на лифе своего платья, положила на жесткое сиденье плоскую подушечку и вновь уставилась на гостей своими хитроватыми серыми глазами.

– Шевалье де Фармер, и вы, господа, – Элеонора говорила своим прежним, воркующе-добродетельным голоском, – мне жаль, что с утра пришлось заниматься неотложными делами с мессиром Ангерраном, и я не до конца разобралась… Разумеется, письмо Джона и Годфри сказало многое, и вы, мессир де Фармер, успели прояснить некоторые обстоятельства лондонской истории, однако… Господин фон Райхерт, теперь ваша очередь. Расскажите все и во всех подробностях.

«Ага, она поняла, что рыцарь, в некотором отношении человек возвышенный и изволит выражаться высоким штилем, как и принято верноподданному дворянину, – понял германец. – Все правильно, чтобы составить ясное представление о деле, нужно выслушать разные точки зрения. Ну что ж, попробуем…»

Гунтер с истинно тевтонской педантичностью и обстоятельностью поведал королеве Элеоноре обо всех событиях, происшедших в августе, умолчав, разумеется, о своем необычном появлении в пределах Нормандии. Он, в отличие от Мишеля, не сопровождал свою речь яркими эмоциональными отступлениями, а придерживался строгих фактов. Да, был ассассин, отлично подделывающийся под европейца. Да, канцлер де Лоншан приказал не пускать Годфри де Клиффорда в Англию, а когда тот приехал, попытался арестовать. Да, в монастыре святого Мартина случилось побоище, учиненное Ричендой де Лоншан и ее гвардейцами. Да, принц Джон проявил редкостные самостоятельность и решительность, всего за одну ночь организовав тихий государственный переворот. Вот и все дела.

Элеонора слушала внимательно, не перебивая. Только когда повествование подошло к событиям непосредственно в Лондоне, она начала проявлять значительно большую заинтересованность.

– Вы говорите, мэтр де Лоншан бежал? С двумя верными охранниками? Одного из этих людей вы потом привезли на континент?

– Именно так, мадам, – подтвердил Гунтер. – Мессир Дугал из семьи Лаудов после смерти канцлера решил отправиться с нами.

– Почему же вы расстались? – удивленно приподняла брови королева.

– Ну… Нам необходимо было доставить депешу принца и нового архиепископа вам или Ричарду, а Дугал и сэр Гай Гисборн решили ехать прямиком в Константинополь, – выкрутился германец.

– Гай тоже был с вами? – кивнула Элеонора. – Милый молодой человек, я с ним знакома. Сэр Гай некоторое время командовал стражей Винчестера, когда замок перешел во владение Джона, и очень подружился с моим младшим сыном. Так что же этот шотландец?

– Шотландец? – не понял Гунтер. – По-моему, его можно назвать этим итальянским словечком… не знаю, как правильно произносится – кондотьерро? Человек, служащий за деньги и славу.

– Прежде всего за деньги, – как-то очень неопределенно улыбнулась королева-мать. – Скажите, при нем, Дугале, когда вы перебрались в Нормандию, имелись какие-либо… грузы? Сундучки или мешки с документами, пергаментными свитками, книгами?

– Да не было у него ничего, – решительно вмешался сэр Мишель. – Он даже меч свой потерял! Мешок с вещами, и ничего больше! Хотя я, конечно, внутрь не заглядывал и не интересовался.

– Ясно… – Элеонора вновь наклонила голову, однако в ее глазах осталось мимолетное беспокойство. – По вашим словам, вы присутствовали в Тауэре, когда власть перешла в руки законного канцлера. Вы не знаете, делалась ли опись архива и не пропало ли что-нибудь? Или наоборот, было найдено?

«Архив, – хмурясь, припомнил Гунтер. – Гай что-то говорил, ведь он тогда командовал».

– Сэр Гисборн из Локсли упоминал, будто некоторая часть архива бывшего канцлера исчезла. Предполагалось, будто Лоншан, понимая, что мятеж победил и собираясь бежать, уничтожил самые важные бумаги. Ваше величество, – Гунтер запнулся, пытаясь повежливее сформулировать свой вопрос, – если не ошибаюсь, вы знаете Дугала из Гленн-Финнана. Вы предполагаете, что приближенный к де Лоншану шотландец вынес часть интересующих вас бумаг? По-моему, он даже не умеет читать!

На лицо Элеоноры словно тучка набежала.

– Умеет, уж поверьте, – ответила королева. – И получше моего наследничка. Дугал многое умеет. Он знал, что вы собираетесь увидеться со мной?

– Да, ваше величество, – германец начал понимать, что его паранойя имеет под собой веские основания. Элеонора никогда не стала бы интересоваться обычным наемником из варварской Каледонии. Господи, да что ж такого натворил Дугал?.. – Однако ничего не просил передать.

– Опять удрал, – сердито бросила королева, но осеклась. – Оставим, господа. Может быть, мы говорим о разных людях… Так что происходило в Тауэре? С исчезнувшими бумагами ясно, а вот с приобретениями?

– Деньги, – коротко сказал Гунтер. – По-моему, очень много.

– Сколько? – жестко уточнила Элеонора.

– Я слышал, как принц Джон говорил святейшему архиепископу де Клиффорду, будто в кладовых замка нашли пятьсот тысяч фунтов золотом. А в тайнике, устроенном мэтром де Лоншаном, новый сенешаль Лондона, шевалье Монмут, обнаружил еще около трехсот тысяч в драгоценностях, слитках и самых разных изделиях.

– Хоть одна хорошая новость, – удовлетворенно и не без радости в голосе сказала королева-мать. – Восемьсот тысяч! Доход государства за три года! Ричард из этих денег не получит на свое предприятие и медного фартинга. Простите, что я так говорю, но мой сын истратил на подготовку похода в Палестину не меньше миллиона… А Филипп-Август – всего около двухсот тысяч. Ричард не умеет считать деньги, особенно золото казны, которую полагает бездонной. Хотя это отнюдь не так… Собрать армию можно было на гораздо меньшие средства… Я понимаю, что ради святой цели можно пойти на жертвы, но… Господа, вы по-прежнему считаете меня своей королевой?

– Ваше величество! – непритворно оскорбился сэр Мишель. – Если мы подали повод и позволили вам усомниться…

– Вот и чудесно, – пресекла Элеонора излияния рыцаря. – С последними новостями из Британии я Ричарда ознакомлю самостоятельно.

«Новости, понятно, преподнесут королю в соответствующей интерпретации, – насмешливо подумал Гунтер. – Впрочем, Элеонора права. Если позволить Львиному Сердцу захапать последние оставшиеся в казне деньги, Англию уже ничто не спасет. Пускай выкручивается, как знает!»