Черное колесо - Ханнес Бок

Я сказал:

– Майк, я не шутил, когда просил вас оставить её в покое. Есть реальная опасность, что вы пробудите у неё манию преследования. Я уже вижу признаки этого.

Голубизна исчезла из его глаз, они стали холодными, как лёд. Он едко заметил:

– Баловать больного – значит мешать ему выздороветь. И всякий, кто задевает моих друзей, напрашивается на неприятности.

Он был в дурном настроении, и я решил воздержаться от расспросов насчёт Пен и Чедвика. Мы ещё немного поговорили о разных пустяках, и он ушёл.

За столом прислуживал вернувшийся к своим обязанностям Морган. Преподобный Сватлов объявил: поскольку ураган помешал совершить воскресное богослужение, он отслужит его завтра, посреди пальмовой рощи вполне библейского вида. Можно подумать, добродушно добавил он, что Господь вырастил её специально для этой цели. Он пригласил нас всех. Либо мирские амбиции перевесили его набожность, либо он решил войти в наше презренное общество по какой-то другой причине.

Увидев, как он посматривает на сестру, я понял, по какой.

Я не был настолько лицемерен, чтобы ухватиться за это предложение; а леди Фитц им воспользовалась. Но, очевидно, ей этого показалось недостаточно, потому что Дебора, заглянув ко мне в кабинет для очередной «исповеди», сказала, что её милость решила совершить в укромном месте на острове собственное богослужение.

Она принесла с собой вязание, но скоро отложила его, потому что грохот молотков рабочих сбивал её с ритма. Она уселась поудобнее на стуле, который был явно мал для неё, и объявила:

– Её милость весьма не одобряет физический труд в такой день и потому удалилась на остров для конфиденциальной беседы с Богом. К тому же, она хочет поделиться с Господом своим любопытством насчёт осыпавшейся дюны. Это её так взволновало!

Я решил предупредить дальнейшие намёки и сменить тему.

– Я удивлён, что вы вяжете в воскресенье, Дебора, – сказал я.

Она приподняла незаконченный джемпер-кардиган[8], заметила узел ниже края и начала распускать вязку.

– Я думаю, доктор Фенимор, что дьявол находит занятие для праздных рук. А Всемогущего меньше оскорбляет честная работа, чем грешные мысли незанятого мозга.

И снова целеустремлённо вернулась к прежней теме:

– Негоже искать совета с Господом по поводу деяний дьявола. И нехорошо поверять душу Всемогущему, одновременно заигрывая с князем тьмы.

– Мне кажется, что это обычная практика, – возразил я.

– Вы шутите, доктор Фенимор, проявляя неуважение к силам добра и зла. Но я вас не виню, ибо вы – во всех отношениях богобоязненный джентльмен, и предначертано, чтобы вы увидели свои ошибки и исправили их. Тем не менее, доктор Фенимор, лучше бы вам поскорее повернуть на путь истинный. Не хотите ли вы заглянуть в будущее?

– Очень, но у меня нет вашего дара, Дебора.

– Я вам помогу, – довольно ответила она и встала со стула. – Вам нужно только встать передо мной, открыть разум и поставить вашу левую ногу на мою правую, и вы разделите со мной знания о том, что нам предстоит вскоре, во имя нашего Господа, аминь.

Когда я послушался, она протянула правую руку и положила мне на макушку. Её маленькие яркие глазки впились в мои.

– Вы добровольно отдаёте все между моей рукой и ногой? Я согласился, еле сдерживая улыбку.

– Тогда закройте глаза и говорите, что видите.

Я не ожидал увидеть ничего, кроме этих маленьких сверкающих глаз. Но дальше произошло то, что в кинематографе называют «долли-шу» – кадр, снятый в движении. Я быстро двинулся в направлении этих глаз, и вскоре увидел Дебору. Она, сильно похудевшая, сидела в сугробе посреди снежной бури. И плакала.

Видение померкло. Я ждал, но больше ничего не увидел. Дебора убрала руку.

– Вы видели, – торжествующе сказала она. – Вы можете.

– Дебора, – простонал я, – вы меня за это возненавидите, но я видел только вас на груде снега, и вы плакали.

– Да, это прошлое, и это было. Это связано с моей службой у её милости. Нужно попробовать ещё.

Но когда она снова подняла руку, грохот прекратился, сменившись гулом голосов. Среди них был и голос Бурилова. Он звал меня по имени. Я бросился к двери.

Бурилов шёл по коридору с мрачным величием шекспировского трагика. На его руках возлежала леди Фитц. Сзади шли Сватловы; преподобный был напыщен и благочестив, Флора же больше восхищалась силой русского, чем тревожилась за леди Фитц. Я указал на кушетку, выпроводил Сватловых и закрыл за ними дверь.

Положив леди Фитц, Бурилов утратил свою драматическую величавость и отступил, в смятении пытаясь рассказать, что произошло.

– Мы стояли на песке. Она погрузилась в Молчание, и я отошёл от неё. И вдруг она задрожала! Вскрикнула! И упала в обморок! Я подумал – может, она шутит со своим возлюбленным Алексеем. Приподнял её, чтобы поцеловать. Она не смотрела на меня. Я очень вспыльчив… я ударил её, вы понимаете… – быстро добавил он, – игриво ударил. Она по-прежнему не смотрела на меня! Я испугался, что она умрёт, оставив меня в одиночестве, но нет, сердце её билось… но так…

Он картинно взмахнул рукой, опечаленный тем, что я больше внимания уделяю состоянию леди Фитц, чем его словам. Очевидно, у неё был лёгкий солнечный удар. Пульс насыщенный, но медленный, цвет лица слегка бледный, кожа тёплая и сухая,

– Удар для пожилой женщины, – начал было Бурилов, но, торопливо взглянув на леди Фитц, поправился: – для женщины в полном расцвете – серьёзное дело, верно? – Было очевидно, что его больше всего волнуют финансовые последствия этого события.

И тут поведение его изменилось. Не знаю, проявил ли он артистическое притворство или предельную искренность. Опустился на колени, прижал расслабленные руки леди Фитц к губам:

– Говори с Алексеем! – Дебора смотрела на него, не веря своим глазам, будто он делал что-то волшебное. – Даже если ты сердита, говори, птичка…

Послышался стук; я кивнул Деборе, и она открыла дверь. Заглянула Пен. Я объяснил ей, что случилось, и она ушла. Выпроводить Бурилова оказалось гораздо труднее.

– Я выйду, – сказал он наконец, – но я буду ждать у дверей, как верный пёс.

Дебора, закрыв за ним дверь, вздохнула.

– Удивительны дела Господни! Кто бы мог подумать, что он проявит такую любовь? Ему бы радоваться, что она ничего не видит.

И в ответ на мой вопросительный взгляд добавила:

– Да, она в обмороке, посмотрите – у неё видны колени. Довольно узловатые. Её милость никому не позволяет взглянуть на них, – презрительно добавила она, прикрывая краем юбки колени англичанки.

– Немного перегрелась на солнце. Случалось это раньше, Дебора?

– Вопрос один, доктор Фенимор, но требует двух ответов. Много раз она падала без чувств, но всегда картинно и в присутствии мужчин.