Орикс и Коростель - Маргарет Этвуд

– А сюда ты зачем приехал, сынок? – Им стало скучно. Все самое интересное они уже спросили.

– На каникулы, навестить старого друга, – сказал Джимми. – Мы вместе учились в школе «Здравайзер». Он теперь учится здесь. Он меня пригласил. – Он назвал имя Коростеля и номер разрешения посетителя, который тот ему дал.

– Студент, да? А чем он занимается?

– Трансгенетикой, – ответил Джимми.

Они нашли файл, просмотрели, нахмурились – похоже, досье Коростеля их впечатлило. Потом куда-то позвонили по мобильному, – кажется, ему не поверили. Мол, почему такой неудачник вдруг решил навестить такую знаменитость? Но наконец его пропустили, и снаружи стоял Коростель – в темном, как всегда, без логотипов. На вид повзрослел, похудел и поумнел. Коростель опирался на барьер и ухмылялся.

– Привет, орех пробковый, – сказал он, и ностальгия стиснула Джимми, будто внезапный голод. Он так обрадовался Коростелю, что чуть не расплакался.

Волкопсы

По сравнению с Академией Уотсон-Крик был верхом роскоши. При входе стояла бронзовая статуя козука/паукоза – символа института. Козук был одним из первых удачных гибридов, его вывели в Монреале в начале века, скрестив козу с пауком – вместе с молоком козук выдавал нити чрезвычайно прочной паутины. Сейчас она использовалась в основном в бронежилетах. ККБ без этой штуки просто не мог бы существовать.

Огромная территория за стеной безопасности была прекрасно спланирована: Коростель сказал, что это работа факультета ЛандДиза. Студенты факультета ботанической трансгенетики (отделение декоративных растений) создали целую кучу тропических гибридов, с иммунитетом к засухам и наводнениям, с яркими листьями и цветами – хромово-желтыми, огненно-красными, светящимися голубыми и неоново-лиловыми. Дорожки, в отличие от раздолбанных цементных тропинок в академии, ровные и широкие, студенты и преподаватели ездили по ним на электрокарах.

По всей территории института возвышались огромные искусственные скалы – комбо-матрица из переработанных пластиковых бутылок и растительного материала от огромных древовидных кактусов. Там и сям торчали литопсы – живые камни из семейства аизовых. Запатентованный процесс, сказал Коростель; его изобрели здесь, в Уотсон-Крике, и он не переставая приносил изобретателям деньги. Искусственные скалы выглядели совсем как настоящие, но меньше весили. К тому же они впитывали воду в периоды повышенной влажности и высвобождали ее в засуху – то есть действовали как природные регуляторы влажности для газонов. Продукт назывался «Скалогулятор». К ним, однако, не следовало приближаться в периоды проливных дождей – время от времени скалы взрывались.

Коростель говорил, что от большинства багов уже избавились и каждый месяц институт выпускает новые разновидности этих скал. Студенты подумывали о разработке продукта «Модель Моисея» – она будет хранить запасы свежей питьевой воды на случай кризиса. Предлагается слоган: «Просто ударьте по ней посохом».

– Как это устроено? – спросил Джимми, стараясь не выдавать восхищения.

– Вопрос не ко мне, – ответил Коростель. – Я же не неогеолог.

– А бабочки новые? – спросил Джимми через некоторое время. Он разглядывал огромную бабочку – жуткого розового цвета, а крылья размером с хороший блин. Она и ей подобные облепили какой-то фиолетовый кустарник.

– Ты хочешь спросить, существовали они в природе или были созданы человеком? Другими словами, оригинал или фальшивка?

– М-м, – протянул Джимми. Ему совершенно не хотелось беседовать с Коростелем на тему «Что есть настоящее?».

– Знаешь, как люди красят волосы или вставляют новые зубы. А женщины увеличивают сиськи?

– Ну да, и что?

– Теперь настоящий вид этих людей – именно такой. Каким образом они его обрели – уже не важно.

– Силиконовые сиськи все равно не похожи на настоящие, – сказал Джимми – он считал, что имеет об этом некоторое представление.

– Если ты понял, что это фальшивка, – ответил Коростель, – значит, хирурги схалтурили. Эти бабочки летают, спариваются, откладывают яйца, из которых потом вылупляются гусеницы.

– М-м, – снова сказал Джимми.

Соседа по комнате у Коростеля не было. Зато была квартира, декорированная под дерево, с автоматическими жалюзи и кондиционером, который по правде работал. Большая спальня, душ с подачей пара, гостиная (она же столовая) с выдвижным диваном – будешь квартировать здесь, сказал Коростель, – и рабочий кабинет со встроенной звуковой системой и полным набором всяческих компьютерных примочек. Приходили горничные, они забирали грязное белье и возвращали чистое. (Эта новость расстроила Джимми: в академии ему приходилось самому стирать вещи в громыхающих старых стиральных машинах и потом сушить в безумных сушилках, которые то и дело порывались спалить все, что им скармливали. Стиральные машины и сушилки работали на пластиковых жетонах: пока они принимали монеты, кто-нибудь регулярно приходил и вскрывал их фомкой.)

Была в квартире и кухонька, отделанная в веселеньких тонах.

– Я не очень пользуюсь микроволновкой, – сказал Коростель. – Так, только на перекус. Большинство студентов питается в столовой. У каждого факультета своя столовая.

– Ну и как там еда? – спросил Джимми. Он постепенно начинал чувствовать себя троглодитом. Живет в пещере, одолеваем блохами, грызет старую кость.

– Еда как еда, – безразлично ответил Коростель.

В первый день Коростель показал ему часть чудес Уотсон-Крика. Коростеля интересовало всё – все проекты. Он непрерывно повторял: «За этим будущее». После третьего раза Джимми захотелось его убить.

Сначала они пошли на факультет Ботанического Декора, где пять старшекурсников разрабатывали Умные Обои, меняющие цвет в зависимости от настроения хозяина дома. В эти обои, сказали они Джимми, встроена модифицированная форма водорослей, улавливающих энергию излучения Кирлиана, а под водорослями – слой питательных веществ, но недоработки пока есть. Обои быстро портятся при влажной погоде, потому что сжирают всю еду и от этого сереют; и к тому же не отличают слюнявую похоть от кровожадной ярости и становятся миленького розового оттенка, когда им полагается быть мрачного темно-красного цвета с зеленоватым отливом, такого, чтобы кровь из глаз пошла.

Эта группа работала еще над банными полотенцами с такими же способностями, но пока не справилась с основным принципом морской жизни: намокая, водоросли набухают и растут. Респондентам очень не понравилось, что вчерашние полотенца за ночь надуваются, как прямоугольный зефир, и начинают ползать по полу в ванной.

– За этим будущее, – сказал Коростель.

Потом они отправились на факультет неоагрикультур – студенты называли его агрокутюр. У входа пришлось надеть костюмы биозащиты, вымыть руки и надеть фильтры для носа, потому что им покажут не совсем безопасные биологические виды. Женщина, смех которой напоминал дятла Вуди Вудпеккера из мультика, повела их по коридорам.

– Последняя разработка, – сказал Коростель.

Они стояли перед большим непонятно чем в форме луковицы. Непонятно что было покрыто пупырчатой бело-желтой кожей. Из него торчало двадцать толстых мясистых трубок, на конце которых росли другие луковицы.

– Это еще что за дрянь? – спросил Джимми.

– Это цыплята, – объяснил Коростель. – Части цыплят. На этом растут грудки. Есть такие, которые специализируются на окорочках, по двенадцать на каждую единицу.

– Но у них же нет голов, – сказал Джимми. Концепцию он понял – сам рос среди sus multiorganifer, – но тут, на его взгляд, ребята зашли слишком далеко. У свиноидов его детства хотя бы головы были.

– Голова вот, в середине, – сказала женщина. – В верхней части есть ротовое отверстие, туда вводятся питательные вещества. Но глаз и клювов у них нет, им не надо.

– Какой ужас, – сказал Джимми. Эта хреновина – какой-то оживший кошмар. Просто клубень животного белка.

– Представь себе актинию, – сказал Коростель. – Это поможет.

– Но о чем оно думает? – спросил Джимми.

Женщина выдала очередной вудпеккеровский йодль и объяснила, что все функции мозга ликвидированы, за исключением тех, что отвечают за пищеварение и рост.

– Это что-то вроде помеси курицы с глистом, – сказал Коростель.

– Гормоны роста вводить не требуется, – сказала женщина. – Высокий уровень роста заложен в них изначально. Через две недели получаешь готовые грудки – на три недели быстрее, чем при использовании самых эффективных фермерских методов, с низким светом и высокой плотностью размещения и все такое. И эти уроды, которые заботятся о самочувствии животных, не придерутся, потому что эта штука не чувствует боли.

– Эти ребята озолотятся, – сказал Коростель, когда они вышли из здания. Студенты в Уотсон-Крике получали половину прибыли от продажи своих изобретений. Коростель сказал, что это отличный стимул. – Они собираются это назвать «Пухлокуры».