Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил

Франк – ладно, он тупой управленец, но Веллингтон! Как этот безответственный болван пошёл на это, ума не приложу. Как будто бы двадцатые годы нас ничему не научили.

Видимо, наши универсальные оздоровители учились не только у человеческих клеток. Пообщавшись с вирусом гриппа, нанохирурги стали передаваться воздушно-капельным путём. Теперь мы жили в заботливой среде. Вокруг нас летали мириады частиц умной и очень заразной пыли. Пыли, которая умела менять наш метаболизм, излечивать простуду, травмы, рак, старость.

И которая ничего в этом метаболизме не смыслила.

Сразу же вышел из тени тот самый Майкл Ветров, до этого молча сидевший в своём кабинете начальника безопасности. Тот самый, что хотел играться с огнестрелом в самом начале наших тестов над индусами. Он перевёл все лаборатории на карантин. Полный локдаун, как он сказал на ломаном английском.

Продукты присылают сверху, сгружают в подъёмник. Автономные роботы вывозят их в герметичный предбанник, к которому всем запрещено приближаться ближе, чем на пятнадцать метров. Гермодверь медленно открывается, роботы вывозят припасы, охранники в скафандрах их разгружают, затем металлическим ублюдкам разрешается вернуться.

Что же было дальше…

Довольно быстро выяснилось, что Майкл не просто вежливо-непреклонен, но и жесток.

Дальше случилось то, чего и следовало ожидать. Взрыв недовольства индусов. Выломали двери, стали громить всё подряд. Ветров лично разрядил обойму в толпу. Толку, впрочем, было мало. Буддистский монах со сквозным отверстием в животе громче всего требовал вернуть их под солнце. Грозился сжечь себя.

Вскоре толпа уже была возле моей лаборатории. Надо было отправить объясняться с ними этих идиотов, но Франк умело скрылся. А Пол Хейдри и вовсе был в другой части нашего подземного Города.

О его судьбе мне рассказал один очевидец. Индусы, один из которых опознал в нём того самого «мудака, который велел воткнуть в меня шприц и украл мой сон», в остервенении бросились рвать его на части, но бедняга тут же обрастал заново.

Порезы заживали, кости срастались. Его мучили где-то полчаса, пока кто-то не догадался наносить травмы серьёзнее. И ему по очереди оторвали все конечности и голову, после чего он наконец умер.

Тогда это показалось самым страшным из возможного. Как же я был наивен.

Индусы насели на меня, но вели себя со мной гораздо спокойней, чем с остальными. Я и раньше замечал их восхищённые взгляды. Это в нашем стерильном мире нейрофиброматоз – уродливая отметина, ломающая тебе всю жизнь. А в мире суеверий и традиций – это скорее признак святости, отметина богов. Или Бога. Вот и думай теперь, кто прогрессивнее.

Я как можно осторожнее объяснил им, что не могу пока отключить всех нанохирургов. Точнее, могу, но никто не знает, что тогда произойдёт. Мысли путались, да и сейчас путаются – я ведь и сам не спал… уже не понимаю, сколько.

Путаются, смешиваются, не желают оформляться в слова. Забавное ощущение, и немного пугающее. Мысли, память, что же, что… Нет, нет, дальнейшее я помню отчётливо.

Чандралал протянул левую руку и попросил «отключить его». Остальные стали хватать его за рукав, но он резким движением отмахнулся. Я велел ему зайти в тестовую комнату, затем локализировал нанохирургов в пределах камеры и ввёл команду в терминал. Чандралал, мрачно ходивший из угла в угол, упал как подкошенный.

В тот момент меня чуть не линчевали.

Помогло только то, что индус застонал и медленно зашевелился. Меня пару раз довольно крепко приложили. Несмотря на мои заверения: я был против поспешных опытов на добровольцах… я во всём разберусь… восстановлю привычный порядок вещей…

Возможно, через полчаса меня ожидала бы судьба Хейдри, но тут подоспел Ветров со своим отрядом. Взбешённые пациенты ринулись в атаку, но люди Ветрова уже разобрались, как эффективно действовать в нашем новом мире. Они стреляли сразу и по головам. Очередями. Наносился максимум поражений, справиться с которыми было не под силу даже нанохирургам.

Оказалось, что подмогу вызвал Франк. Сделал он это не из-за особой любви ко мне, а из осознания, что без меня уже ничего не поправишь.

Ветров не строил из себя диктатора. Не отращивал себе пышных сталинских усов, не надевал военный френч и не развешивал повсюду своих портретов. Но от этого было ещё страшнее.

Первое, о чём он сообщил, – переход на жёсткий карантин всех лабораторий подземного объекта номер… там был какой-то номер… компании AmHun одобрен советом директоров. Наработки учёных эвакуируются в центральный офис по квантовому криптографическому каналу, остальные методы связи блокируются во избежание информационных утечек. Работа продолжается в штатном режиме, но все поставки продовольствия будут осуществляться бесконтактным методом. «AmHun не допустит очередного Чернобыля».

Франк ходил рядом. Заискивал, выслуживался перед новым хозяином положения. Повторял и повторял: «Мы обязательно найдём выход, Майкл. Я Вам обещаю. Петер обязательно что-то разработает».

Петер – это я. Значит, по словам Франка, я обязательно что-то разработаю. Проблема в том, что я уже что-то разработал, и в этом-то и… проблема… Слова ускользают от меня.

В тот момент я просто указал им на лежащего Чандралала в импровизированном лазарете. Тот постанывал и слабо подёргивался. Доктор Флорес отрапортовала: волны водителей ритма нарушены. Артериальная гипотензия. Аритмия. Все системы организма пошли в разнос, но постепенно приходили в норму после введения новой порции нанохирургов. Словно чудовищный наркотик.

«Вот что будет со всеми нами, если мы могли бы отключить нанороботов прямо сейчас по всему комплексу», – объяснил им я. Слава Богу, эта демонстрация смогла их напугать. Слишком уж они ценят свои жизни. Никому из них не пришёл в голову вопрос, способны ли мы отключить всех нанохирургов.

Франк поёжился. Майкл мрачно кивнул: «Работайте, профессор. Пока мы не сможем существовать без них, никто отсюда не выйдет».

Я и раньше называл это место тюрьмой, но теперь мне совсем не смешно.

Кавиани

Глава 11

День Первой Сборки

Моё собственное жилище подняло против меня бунт.

– Господин Кавиани, интеллектуальная деятельность потребляет обманчиво большое количество калорий… – нудел Бомануар.

– Я просто не хочу есть! Неужели теперь и это стало преступлением?! – сказал я куда-то в направлении стены, не вставая с кровати.

Удивительное лицемерие. Пропуск обедов, назначенный Старшим Исправителем Нойбургом, являлся делом хорошим и машиноугодным, но стоило только начать отказываться от завтраков, и против тебя тут же восстаёт твой же собственный робо-слуга.

– Злостное небрежение здоровьем – смертный грех против тела. Не уродуй тело, ибо так ты калечишь душу. Поэтому Вы не правы, господин Кавиани. Изнурение тела голодом не стало преступлением, оно всегда им было.

– С каких это пор ты заделался исповедником?

– Чтобы знать и цитировать святые истины, не нужно исполнять роль исповедника…

Я застонал, выдернул из-под головы подушку и метнул её в потолок. Та шлёпнулась о перекрытие и тут же упала обратно – прямо мне на лицо.

– …но, тем не менее, в крайних случаях мне позволено выполнять и эту функцию, – невозмутимо продолжил Бомануар.

– Я пропускаю завтрак, чтобы поспать подольше! Небрежение сном – это тоже смертный грех против тела, разве нет? Вот и решай сам, чем жертвовать.

Бомануар замолчал, словно задумавшись; или я всё-таки смог сломать его простодушную логику маленьким парадоксом.

В наступившей тишине я смог прикрыть горящие от усталости глаза и расслабиться. Когда-то бессонница казалась спасением от ночных кошмаров, но занудный робо-консьерж оказался прав – небрежение здоровьем действительно калечило душу. После стольких бессонных ночей и голодных дней мозг как будто истёрся об реальность, словно брусок мыла, превратившийся в гладкий овальный камешек после бесчисленного мытья рук.