Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

Володя грубо оттащил как живого связанного пленника, так и пленника мертвого, несвязанного — не убежит — в дальний угол стеклянной ниши остановки, под рекламу кошачьей еды. «Да уж, — цинично шевельнулась в уголке сознания та же гадкая незнакомая мысль, — котик бы с удовольствием обгрыз анданорскую голову и шейку бы обглодал», — и, наспех сгребя ногами и плакатом с призывной стюардессой туда же, в кучу, кровавый снег, Владимир, встав над грудой тел — одно мертвое, внизу, другое пока что живое — сверху, любовно придвинул к себе кувалду и закупорился изнутри плакатом. Не прошло и минуты, как Володя услышал стремительно нараставший, такой знакомый уже стрекот анданорских бэтээров. Владимир через почти непроглядно узкую щель сбоку увидел, что их не менее пяти. Они ехали именно по этой самой улице, которую две с половиной минуты назад Володя пробегал с окровавленной головой, а еще на пять с небольшим минут раньше — с той же головой, но закупоренной в воющем шлеме.

Раньше Владимир думал, что вот так, до секунд, все можно успеть, только если ты персонаж фильма, или лет 10 учился в разведшколе, или если ты разбойник в третьем поколении. АН нет. Помощь ли Божья, удача ли, случай ли, судьба, звезды, инстинкт — нечто из этого или все это вместе сделали так, что Владимир отработал роль столь совершенно, сколь это вообще было возможно. Владимир даже не знал, что броневики появились так поздно — почти через девять минут — только потому, что сперва прочесывали по спирали более широкий спектр, чтобы поймать бойца Сопротивления, если он хотел бы сбежать куда подальше. Теперь же, осмотрев естественные укрытия, включая злосчастную остановку, удостоенную, разумеется, лишь беглого взгляда — она была откровенно пуста, как коробка фокусника, — двухместные маневренные бэтээры дождались пехоту, полностью блокировавшую цепью квартал, в центре которого, на крыше школы, выл шлем убитого патрульного. И в том квартале штурмовики, возглавляемые носящими маску стингра, заглянут в каждую квартиру, в каждый закуток. Но патруль номер 217 и банда повстанцев — захватчикам и в голову не могло прийти, что это сделал один человек, да еще таким незамысловатым орудием, — пропали бесследно.

Владимир дождался, пока стих шум на улице — бэтээры укатили восвояси, штурмовики же углубились в квартал, — и перетащил мертвое тело, включая голову, на явочную квартиру, ключ от которой дал ему Юрий, живого же патрульного Володя решил пока забрать к себе для оказания первой помощи. И вовсе не потому, что ему вдруг сделалось жаль пленного захватчика, просто оттащи он раненого штурмовика по тому же адресу — и не будет никакой гарантии, что посыльные Сопротивления застанут его в живых. Судя по звукам, доносившимся из металлического шлема, того тошнило, как Володю после контузии, причем неоднократно и обильно. Так что, предоставленный самому себе, в герметичном шлеме, он скорее всего просто захлебнется, прежде чем его заберут для опытов. А Сопротивлению и, стало быть, Земле живые анданорцы много важнее мертвых, да и, что говорить, пять лет без голода больше, чем один. Поместив же его на явочную квартиру без шлема или оказав какую-либо нехитрую медпомощь, ну, там о кровотечение остановив, если надо будет, можно заставить его продержаться до прибытия людей Зубцова. Да и к автобусной остановки явочная квартира была заметно дальше, чем жилище Владимира, а Володе более чем не хотелось бы нарваться на другой патруль с раненым анданорским штурмовиком на плече. До своей квартиры Владимир добрался без каких-либо приключений.

Глава 14

ВОЕННОПЛЕННЫЙ

Анданорский штурмовик, добытый живым, был легче своего убитого и обезглавленного напарника, впрочем, тот, быть может, просто казался столь тяжелым оттого, что был мертвым. Володя где-то читал, что тела покойников всегда кажутся неподъемными. Так или иначе, но уже к трем часам ночи убитый штурмовик в компании собственной головы лежал посреди единственной комнаты по адресу, указанному полковником Зубцовым, живого же патрульного Володя разместил на полу своей спальни и, сняв куртку, без промедлений приступил к раскупориванию герметичных сочленений облачения пленника. Он надеялся даже доставить его к обезглавленному напарнику этой же ночью, так как не исключал возможности проведения обысков после исчезновения анданорцев. Володя обнаружил на шейных пластинах патрульного, который, судя по всему, не представлял опасности, так как был накрепко связан металлизированным тросом и к тому же не оправился от удара кувалдой, небольшое углубление с подобием семи кнопочек, предназначенных, как в наручных часах, для нажатия острым тонким предметом. Володя смекнул, что снятие шлема в обычных условиях проводится анданорцами путем набора специального кода на этом сочленении. Также Владимир изобрел сегодня свой собственный метод снятия головного убора — для этого надо было положить анданорского патрульного головой на что-нибудь жесткое, а затем треснуть его кувалдой по башке. Стыковочные пазы, будучи не в состоянии выдержать подобной перегрузки, обнажают шею захватчика, перерезав которую остается лишь вытряхнуть голову из покореженного шлема. Однако сейчас перед Володей стояла задача снять каску с патрульного, не прибегая к помощи своего боевого молота. С кнопками же Володя решил даже не экспериментировать — мало ли что может случиться, если он наберет неверный пароль. Что угодно — от взрыва, способного разнести полдома, до сигнала тревоги с новыми координатами в оккупационном штабе.

И Володя притащил из-под телевизора целый ящик с инструментами и принялся без промедления орудовать отвертками, ножовкой, а также зубилом и молотком. Владимира всерьез беспокоило состояние пленника — он не по-хорошему затих, а перед этим издавал какие-то хриплые, булькающие звуки, будто захлебываясь рвотными массами. Конечно, мертвый он тоже стоил немало, но Владимиру казалось обидным потерять его по столь дурацкой причине. С другой стороны, быть может, анданорцы вообще дышат каким-либо иным газом, но как-то не верилось, чтобы маска могла играть роль автономного источника дыхания. Она, безусловно, фильтровала окружающий воздух, но навряд ли была способна на что-либо еще.

Через двадцать минут напряженного физического труда Владимиру наконец удалось отогнуть край шлема, из-под которого сразу же потянуло характерной, отталкивающей кислятиной. Владимир вдруг почувствовал, как нож словно позвал его из-за пояса, напоминая, как весело и эффектно он каких-нибудь полтора часа; назад пропорол вот так же обнажившееся из-под точно такого же медвежьего шлема горло второго патрульного. Владимир недовольно вытащил нож и, с опаской держа его за рифленую, под пальцы, рукоять, отнес в ванную комнату и, бросив в раковину, открыл кран, чтобы смыть с лезвия кровь. Володе начинало всерьез казаться, что либо у него самого имелись теперь некоторые проблемы с перегруженной запредельными впечатлениями, недавно контуженной головой, либо же, и это: представлялось более вероятным, вещи, при помощи, которых было совершено убийство, вот как его кувалда или же этот нож, обретали подобие индивидуальности и, словно домашние животные, выпрашивающие еду, склоняли своего владельца вновь пустить их в дело.

Владимиру как-то сразу стало легче оттого, что нож теперь печально лежал в раковине, омываемый очищающими струями воды. Вернувшись к пленнику, Владимир принялся ожесточенно орудовать стаместкой и молотком, легкими ударами деформируя упирающийся металл. Наконец шлем отделился от шейных пластин, и Володя начал аккуратно стягивать его с головы анданорского патрульного, в надежде, что еще не слишком поздно и оккупант жив.

Под маской саблезубого медведя, пялившего глаза, Владимир обнаружил такое, от чего его собственные глаза расширились, как у этого пещерного мишки. Анданорский патрульный не дышал — дыхательные поры маски и рот были забиты гадостью, вонявшей кислятиной. Но самым страшным было даже не то, что он то ли уже умер, то ли балансировал на самом острие грани между жизнью и смертью.

У оккупанта были гладкие, нежные щеки, чуть тронутые загадочными голубоватыми тенями асфиксии; прямой, правильный, изящный нос. Закрытые глаза обрамлялись густой бахромою черных ресниц. Даже сквозь отвратительную желеобразную массу, покрывавшую рот и подбородок, было видно, что губы у анданорца пухлые и упругие. Высокий и широкий лоб обрамляли пышные, густые пепельно-серые локоны. Да что тут говорить — сколько на него ни смотри, выходило, что анданорский патрульный этот был женщиной, ну что тут поделать!

Володя почувствовал, как его собственное сердце судорожно забилось, словно птица, попавшая в силок.

— Без паники, только без паники, — сказал себе вполголоса Владимир и потащил в ванную эту бездыханную, но, быть может, еще хоть немного живую патрульную, все так же закованную, от шеи и ниже, в черные рельефные пластины, изображавшие, к слову, вполне мужское мускулистое тело, как костюм Бэтмена из одноименного старинного фильма. Да еще связанную сверху стальным тросом в пластиковой оболочке. Владимир повернул металлический вентиль, направлявший воду в душ, и, посадив тело девушки коленями на пол, за волосы держал ее голову над ванной и, заведя другой рукой металлическую змею шланга снизу, промывал ее губы и рот изнутри мощным — слава Богу, не отключили — потоком воды.