Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

Внезапно философский ход мыслей Владимира, уединившегося со своей боевой подругой кувалдой между двух листов для апробирования изобретенного им способа маскировки, прервался. Володя увидел то, ради чего он и пришел, собственно, сюда этой ночью. Анданорский патруль. Его было видно в щель между плакатом и стеклом, сбоку. Патрульные неторопливо приближались, озираясь по сторонам. Владимир замер с плакатом с стюардессы как самый настоящий дикарь, будто загораживаясь ее телом от смертоносных плазмометов патрульных. Он чувствовал, что дальнейшее зависит только от Божьей воли, ну, и еще от его собственных храбрости, ловкости, силы. От везения. От судьбы. Патруль черными силуэтами с нечеловеческими головами поравнялся с остановкой, и Володя на какое-то очень неприятное, хоть и краткое, время потерял его из вида. Владимир вкрадчивыми мурашками по спине ощутил, что один из патрульных осматривает остановку. И если бы не поздняя — ведь два часа торчал, как пень в поле — идея прикрыться стюардессой, это мгновение стало бы последним в его жизни. Володя кожей ощутил, как проникающий взгляд патрульного, не заметившего подвоха, скользнул дальше, а после оба захватчика показались с другой стороны.

Владимир почувствовал, что еще секунда, и будет поздно. Внезапно он выскочил из убежища, швырнув двухмерную девушку-стюардессу прямо на снег, сам же с кувалдой, повинуясь прорезавшемуся инстинкту, спрятался за дальний от патруля угол остановки. Анданорцы, услышав шорох, обернулись. Вид упавшего плаката, казалось, успокоил их, но все-таки они решили осмотреть остановку изнутри. Патрульные вернулись, один — впереди, другой — чуть сзади, еле слышно переговариваясь на незнакомом певучем наречье. Сейчас они обнаружат свежие следы, подумалось Владимиру. Володя, высунувшись из-за угла, увидел повернутого к нему в пол заднего оборота анданорца, другой, шедший впереди, уже осматривал остановку внутри, и Владимир нанес что было силы удар кувалдой по звериному затылку шлема. Раздался глухой стук — будто сдвинулись в приветственном тосте два исполинских стакана самого дешевого стекла, и анданорец, теряя равновесие, начал оседать на утоптанный снег тротуара. Не раздумывая, Владимир схватил его за бронированную — не удушишь — шею и, прикрываясь телом, как щитом, шагнул внутрь остановки, туда, где меньше минуты назад скрывался сам, туда, где сейчас, растерянно целясь в напарника из плазмомета, стоял второй патрульный. Владимир резко, всем корпусом, толкнул бессильного, скорее всего мертвого захватчика на растерявшегося напарника и с ликованием увидел, как тот, потеряв равновесие, и сам повалился на асфальт внутри остановки. И в краткий миг, когда упавший оттолкнул бесчувственное тело и лишь только собирался вскинуть руку со смертоносным оружием, кувалда Володи весело, радостно, как живая, сокрушительно, с размаха ухнулась о шлем анданорца, заставив его заскрежетать и издать другой звук, словно арбуз лопнул об асфальт. Ведь если первого патрульного Владимир ударил вольно стоящим, да и замах был поменьше, и молот как-то не проснулся еще, что ли, не ожил, то теперь Володя, как заправской кузнец, имел анданорца между молотом и наковальней, вот в его шлеме что-то и лопнуло. Владимир не знал, в каком состоянии находится первый обезвреженный захватчик, но про второго-то был уверен доподлинно, что череп его уж точно раскроился. И Владимир в надежде, что хотя бы первый остался жив, и ликуя, что передатчиком в шлеме не успел воспользоваться ни один из них, принялся скручивать оглушенной добыче руки за спиной. Лишь сейчас, когда поверженный захватчик лежал мордой своего шлема в снег, Владимир углядел, что зверь, в форме которого была изготовлена маска, совсем другой, чем тот, чей лик носил убийца Шторма. Владимир не знал тогда, что лик грозного стингра носят только бойцы элитного Штурмового отряда, собственно и захватывавшего Землю, а патрулирование завоеванных территорий осуществляется иными подразделениями. Володя просто отметил, что зверь иной, и все тут. Смотрелся он, разумеется, тоже не совсем добродушно, но куда пристойнее, как, скажем, наш земной медведь, только у этого глаза были навыкате да вверх торчали два искусно выполненных клыка. Владимир туго свел за спиной локти патрульного и накрепко скрутил их веревкой. Затем, чтобы тот не сумел, если придет в себя, брыкаться, Володя тем же тросом сдвинул, сдавил и нижние конечности захватчика, а потом попробовал снять шлем — но не тут-то было. Он герметичным сцеплением хитроумно крепился к пластинам брони, закрывавшим шею, и не поддавался попыткам.

Внезапно анданорец застонал и чуть заметно дернулся. Владимир замер, как игрок в рулетку, поставивший все свое состояние на красное, а теперь с перебоями в сердце ловящий финальные перекаты рокового шарика, несущего ему богатство или разорение. Ведь Зубцов объяснил Володе, что сирена включается языком. А патрульный явно пришел в сознание. Стало быть, вероятность 50 на 50, что сейчас взвоет сирена и в оккупационный штаб поступят координаты Владимира и его пленника. Анданорец осмысленно дернулся и, явно осознав, что связан, бессильно затряс головой. Да! Так и пело все у Владимира внутри — передающее устройство было не у него, а у его напарника с сочно треснувшим под богатырским ударом кувалды черепом. Стало быть, все получилось! Володя не верил своему счастью, как тот игрок, не разглядевший, что выпало не черное и не красное — ЗЕРО.

Взвыла сирена, но не в шлеме у связанного живым анданорца. В изумлении Владимир перевел взгляд на того, кого считал безусловным, гарантированным трупом, и увидел, что он, нащупав уже в снегу плазмомет, поднимает его дуло в сторону Владимира. Володя, вскочив, с силой ударил ногой по кисти ожившего патрульного, неловко сжимавшей оружие. Внезапно Владимиру подумалось, что он хорошо понимает его состояние — ведь сам он так недавно был контужен и хорошо помнил эту ошеломленную ватность в теле. Плазмомет выскользнул из черных, также закованных в гибкую броню пальцев, теперь начавших беспомощно и сосредоточенно ощупывать асфальт вокруг в его поисках. «Еще мне не хватало входить в его положение, — подумал Владимир. — Это враг. И если бы он не включил сирену на своей шарахнутой башке, то уже в следующую секунду сумел бы таки прицелиться из своего оружия, и моя песенка была бы спета». Он же, вероятно, не смог не последовать инструкции, по которой патрульный, в случае любой угрожающей ситуации, обязан был немедленно включить передатчик и сирену. Владимир, стало быть, остался жив, но обстановка осложнилась до гложущей тоски где-то в спине.

Володя усилием заставил себя сбросить напряжение, и лишь тогда пришел ответ, что делать теперь. Необходимо было немедленно, не теряя ни секунды, снять шлем с этого анданорца и оттащить его как можно дальше, чтобы подоспевшая подмога не вышла на эту автобусную остановку. Владимир, которого опять трясло, несмотря на то что он обливался потом, постарался стянуть шлем с таким же, как у связанного напарника, изображением взбесившегося лупоглазого клыкастого гризли с головы патрульного и ощутил, как в кошмарном сне, что шлем, продолжавший выть, как пять голодных волков зимой, был намертво приделан к голове словно какими-то ремнями, которые просто невозможно так быстро, как это было необходимо, обрезать или отодрать от головы все еще немного живого патрульного. А ведь Володя уже давно — секунд десять — в отчаянии знал, что ему НАДО было делать. Ему надо было отрезать голову у анданорца и вместе со шлемом оттащить ее как можно дальше от второго пленника. Только тогда у него был бы реальный шанс не только выжить самому, пустив штурмовиков по ложному следу, но и не потерять накрепко связанного патрульного, у которого шлем был без сирены и оставался наглухо приделанным к пластинам шейной брони. Но отпиливать охотничьим ножом голову у живого противника, даже если на этой голове, воющая сирена, было тошнотворным перебором. Володя однажды присутствовал при ампутации — его пригласил знакомый практикант-медик, а он, студент-биолог, согласился, чтобы и себя испытать, и перед другом не стушеваться. Так вот, тогда на него произвело очень сильное впечатление, как несколько мужчин-хирургов состредоточенно отделяли вроде как пораженную в кости злокачественной опухолью, но на вид вполне нормальную, чуть загорелую, покрытую обыкновенными для мужчин волосами конечность. Он на всю жизнь запомнил этот тазик с кровью и выражение глаз — лицо было скрыто повязкой — молодой хирургической сестры, которая только что держала ногу пациента, а теперь — никому не нужные, разве что каннибалам, 10 килограммов человечины. Жуть! И ведь Володя знал тогда, что для больного, пораженного саркомой с метастазами, слава Богу, в той же ноге, это единственный способ выжить и вся эта процедура производится ради его же блага, но происходящее все равно было запредельно чудовищным, будто он попал на ритуал черной магии.