Русская наследница - Алина Знаменская

— Ну, какой берете? — заметив колебание покупателей, поинтересовалась продавщица. Все с тем же оттенком презрения в голосе и несомненной уверенностью в собственном превосходстве.

— Два! — объявил Филипп и выхватил из шеренги мячей тот, который стоил Витальке такого колоссального сомнения.

Виталька, вконец обалдевший от свалившегося на него счастья, попискивая что-то нечленораздельное, прижал к груди оба мяча.

Филипп расплатился, заглянул в глаза вальяжной продавщице и тихо сказал по-английски:

— Ты, наверное, надеешься на удачу, крошка? Можешь не рассчитывать, она таких не любит.

Развернулся и пошел к выходу, оставив за спиной двух ошарашенных продавщиц.

— Ты чего-нибудь поняла? — наконец проснулась первая.

— Да клеился. На свидание приглашал. Про любовь там что-то…

— Эх, блин! — На лице вальяжной продавщицы возникло столько эмоций, что, положи их на весы, они запросто перевесят все те жалкие подобия вежливости, которые выражало это лицо за все время работы в магазине.

В это самое время Даша и Аня Кирилловы собирались делать вареники. В кастрюльке варилась картошка, на сковороде жарился лук, белой горкой высился в тарелке творог. Даша просеивала муку. Непослушная прядь выбилась из прически и падала на щеку, щекоча и мешаясь. Даша — руки в муке — без конца сдувала эту прядь, посмеиваясь над собой. Аня взбивала яйцо в чашке и тоже похохатывала. Просто так. Просто было весело готовить с матерью вареники и знать, что этот противный дядя Петя не будет сидеть с ними за столом. С тех пор как у них квартирует американец, многое в их жизни изменилось.

Во-первых, сдуло ветром дядю Петю. Петюню, которого Аня терпеть не могла. Во-вторых, подружки из класса теперь так и норовят заскочить к Ане на часок — поглазеть на иностранца. Аня вполне могла бы зазнаться и пускать к себе не всех, а выборочно. Но она не такая. Пусть приходят.

В-третьих, Виталька теперь почти не донимает ее. Аню. У него появился новый друг в лице Филиппа. Это первый человек, который не относится к брату как к больному, а общается с ним так легко и естественно, что просто удивительно. Виталька уже выучил множество английских слов и легко говорит самые распространенные предложения.

Аня вылила яйца в творог и принялась перемешивать. Она не могла понять, почему именно сегодня все так приятно делается. Никогда прежде она не испытывала тяги к домашним делам. А первое время, когда у них поселился американец? Это был сущий кошмар! Мать то и дело заставляла наводить порядок: чистить раковину в ванной, убираться на письменном столе и в шкафу, по сто раз в день вытирать пыль. Мать и сама была в постоянном напряжении оттого, что у них такой гость, и их с Виталькой загоняла. Впрочем, Виталька не в счет. Он как раз убираться любит. Ему только доверь — так и будет целый день что-нибудь чистить. Просто у мамы не всегда хватает фантазии — чем его занять. А вот Филипп брата сразу раскусил. И когда они с матерью уходили по делам — мать в свою аптеку, Аня в школу, — а Филипп с Виталькой оставались одни, то эти двое успевали переделать кучу дел. Мать сначала протестовала, а потом поняла, что бесполезно. Филипп научил Витальку печь булочки с корицей и яблочный пирог. Они передвинули мебель в большой комнате, и там сразу стало просторнее.

Напряжение от присутствия в доме чужого человека быстро ушло. Филипп стал вроде родственника, приехавшего издалека. Наверное, поэтому настолько желанны эти совместные ужины. Одна заноза торчала в этой внезапно свалившейся на семью Кирилловых идиллии — Виталькина училка Эльвира. Узнав, что у них гостит американец, та бессовестно зачастила, стала назначать Витальке дополнительные занятия, чего раньше было от нее не дождаться. В общем, всячески лезла на глаза. А Виталька, наоборот, резко охладел к Эльвире с появлением Филиппа. Не лез к ней со своей любовью, не хватал сумку, не прятал ключи… И теперь она не торопилась уйти, как раньше, а, наоборот, кончив урок, норовила остаться пить чай. Аня сама не знала, почему злится на Эльвиру. Злилась, и все. Ей казалось, что американец теперь как бы только их. Только они: Аня, мать и Виталька — имеют право на его дружбу. И больше — никто.

Конечно, можно подложить Эльвире на стул жвачку, чтобы она прилипла, или потихоньку оторвать от пальто пару пуговиц. Но ведь сразу догадаются, чьих рук дело. Придется пока терпеть…

Филипп и Виталька пришли, когда хозяйки заворачивали начинку в ровные круглые лепешки. Из коридора доносился «содержательный» разговор двух путешественников:

— Уни-вср-маг, — твердил Филипп.

— Супер-мар-кет, — вторил Виталька.

— Универ-маг.

— Супер-маркет…

Полчаса ушло на восторги по поводу подарков, а затем Даша вернулась на кухню. Место Ани занял Филипп — Анютка с сумочкой осталась вертеться перед зеркалом.

— Даша, почему в супермаркете… в магазине продавец такая сердитая?

Даша посмотрела на него с улыбкой, как на маленького, не прерывая своего занятия — она раскатывала тесто. Движения ее были сильные и слаженные.

Филипп невольно засмотрелся на ее руки, а когда она заговорила — с трудом оторвал взгляд:

— Возможно, у нее дома проблемы, — предположила Даша. — Может, с мужем поссорилась или еще что…

— Разве она не боится потерять работу? — возразил Филипп. Даша стряхнула со скалки большой тонкий пласт теста и тыльной стороной ладони провела по лбу, убирая прядь. На лице остался рисунок муки.

— Боится? У нее зарплата маленькая, вот она не больно за нее и держится. А возможно, ее в магазин по блату приняли.

Филипп наморщил лоб, пытаясь понять то, что объясняла ему Даша, а та, в свою очередь, поняла, что не умеет на такие темы беседовать с иностранцами. Чтобы избегнуть дальнейших расспросов о превратностях российской экономики, она вручила квартиранту тонкий прозрачный стакан и стала показывать, как резать тесто.

Филипп с интересом наблюдал, как мягкие, ладные ладони женщины отодвигают готовые кружочки и принимаются за новые. Неожиданно для себя он протянул руку и пальцами стер с ее лба след муки. Даша остановилась и вопросительно посмотрела на него. Он показал ей пальцы в муке — она улыбнулась, кивнула, отдала ему стакан и отошла к плите. Ничего не произошло. Но этот короткий жест что-то нарушил на кухне. Или что-то внес?

Филипп резал кружочки, Даша заворачивала в них творог, затем, быстро-быстро перебирая пальцами, ловко защелкивала вареник, делая края фигурными. Филипп вдруг увидел рядом с собой мягкую округлость руки и прилип к ней взглядом. Дашины размеренные движения, спокойствие и несуетность жестов заворожили его. Ее пальцы с коротко остриженными ноготками — сильные и одновременно беззащитные, запачканные мукой — вызвали в нем внезапную теплую волну. Вдруг захотелось взять эту руку и подержать в своей. Почему он до сих пор этого не сделал? Почему он до сих пор вообще… не посмотрел на нее… с этой точки зрения? Даша поймала его взгляд, увидела в нем вопрос и растерялась.