Позади Москва - Сергей Анисимов

– О, бежит, – заметил парень Костя. Рядовой действительно возвращался бегом, причем от его головы отлетали отчетливо видные рваные облачка пара, как от трубы антикварного локомотива, и это было забавно.

Рядовой подскочил к старшему сержанту, напряженно стоящему в интервале между двумя взводами, и снова последовал полуминутный обмен неслышимыми словами.

– Амеры Новгород взяли, – мрачно предположили справа-сзади. – Подпол уже растравил себя, и сейчас мы пойдем в атаку.

– Да пошел ты…

– Во-во, точно отвечено. Пошел, куда шлют… Пока не вломили…

– Кто мне вломит, ты?

– Так, тихо. Ща нам всем как вломят… Тихо, я сказал.

Голос командира отделения опять был негромким, но его опять все послушались. Новобранцы смотрели на происходящее с интересом и недоумением. Впечатлившая всех организованность вдруг показалась нарочитой, поверхностной. Да, прочитали речи, приняли присягу, выдали оружие. И что? Что дальше?

Офицер подошел к строю быстрым, ровным шагом, появившись ровно с того же азимута, что и вернувшийся посыльный. Он остановился в десятке метров перед подобравшимся строем – по мнению Вики, слишком далеко, чтобы командовать.

– Командира ко мне, – спокойно произнес он. Старший сержант посмотрел налево и направо, явно ожидая, что материализуется пропавший лейтенант. Выждав ненужную паузу, он протопал к ждущему офицеру, после чего начался очередной раунд неслышимых разговоров. Пару раз сержант пожал плечами, и раза по два каждый из них кивнул. Потом офицер внятно, для всех приказал: «Командуйте», – и тут же организованность вернулась. Старший сержант козырнул, быстро сделал несколько шагов к строю учебной роты, и начал командовать тем же хорошо поставленным голосом, что и раньше, только обращался теперь уже к двум взводам по очереди.

– Ну и че это означает?

Вика фыркнула.

– Че тебе?

– Сбиваешься, – пояснила она. – Если «че», то тогда «значит», а не «означает». Или сразу матом, в том же смысле. А ты сбился. Какой курс?

– Четвертый, – признался парень, который произнес вслух тот чудесный риторический вопрос, который задавали себе все они.

– А вуз?

– Политех. Факультет металлургии, машиностроения и транспорта.

– Необычно тогда, что в химики.

– Ничего необычного, – не согласился парень. – Ты стенды в этих учебных классах видела? Пособия? Там машины от автоцистерн до действительно ядреной техники. Пригожусь.

– Не сомневаюсь.

Вика кивнула на ходу и ему, и самой себе. Нормально. Все они пригодятся, так или сяк. И про машины верно.

Первый и второй взводы дотопали до здания, украшенного сразу несколькими красными табличками. Здесь их поставили на секунду по стойке «смирно», затем дали «вольно» и снова заставили минут десять мерзнуть. Постепенно народ начал, что называется, «роптать». Когда гул четырех десятков голосов перешел за какую-то чувствительную для старшего сержанта черту, тот рявкнул, но в этот раз не сработало. Сложно сказать, что придавало уверенности в себе, если не наглости: может быть, наивность, несерьезность, но не оружие точно. Девять автоматов и один ручной пулемет на отделение, по два отделения в каждом из двух взводов учебной роты – это только теоретически представляло собой некую «огневую мощь». На самом деле это были дубины: магазины им выдали, а вот патронов нет, ни одного. Даже штык-ножей не выдали, хотя они являлись как бы частью самого оружия: во всяком случае, именно так рисовали «АК-74» на плакатах.

Командир второго взвода учебной роты растерялся лишь на какую-то секунду, затем внутри его словно включилась вторая передача. Отогнувшись в поясе назад, он набрал полную грудь воздуха и выдал такое, что все четыре десятка человек притихли, подавленные. Не давая никому переключить внимание, «старший братик» продолжал изливать на оба взвода сок своего мозга, при этом каждое слово было простым, доходчивым и образным. В частности, все объекты его красноречия имели возможность не просто навсегда уяснить свое место в пределах иерархической лестницы Вооруженных сил Российской Федерации, но и перспективы на ближайшее будущее. Из прочего, Вике в частности, запомнился номер их воинской части – 33884. Номер был эстетичный, поклонник и знаток нумерологии что-нибудь из него наверняка вывел бы.

Ну а дальше было скучно. На крики и мат из здания вышел сначала один офицер, затем второй. Оба стояли молча, слушали, и на их лицах не отражалось вообще ничего, никаких знакомых гражданскому человеку чувств. Потом вышли еще двое: одним из них был офицер, который двадцать минут как впервые появился в их поле зрения, – его приводил посыльный, и потом, насколько было понятно, именно он отдал приказ сержанту вести оба взвода сюда. Вторым был подполковник, фамилию которого Вика помнила: Кузнецов. Не став спускаться с крыльца, они оглядели происходящее сверху и со стороны. Старший сержант прервал свой монолог, чудесным образом снова сделавший одетых в ярко-зеленый камуфляж и голубоватые меховые шапки людей хотя бы чуть-чуть похожими на солдат, и довольно молодцевато отрапортовал, что, мол, «вверенная мне рота» и «жду дальнейших указаний». Подполковник приказал «ко мне» и задал несколько вопросов. Можно было уже не удивляться тому, что обмен репликами – между ним самим, старшим сержантом, и стоящим рядом с ним офицером – опять велся тихо.

После нескольких минут неразличимого «бу-бу-бу» и обмена взглядами и жестами подполковник кивнул старшему сержанту, сказал ему несколько слов, и тот тут же козырнул и сбежал вниз по лестничным ступеням, автомат на его спине подпрыгнул. Десяток шагов – и все замерли.

– Роо-та! Равня-ясь! Смир-рно!

Подполковник сошел со ступеней вслед за старшим сержантом, но гораздо более неторопливо. Он прошел то же расстояние, пока все ждали, остановился.

– Товарищи солдаты! У нашего батальона долгая и славная история! Вы совсем молодые солдаты, вы еще не слышали об этом ни слова, и у вас не будет времени на то, чтобы слушать лекции на эту тему. Предшественник нашего батальона, 3-й отдельный батальон химической защиты, воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. Преобразованный в 21-й полк химической защиты, он с честью выполнил правительственное задание по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. И никогда, ни разу в батальоне, полку и снова батальоне не происходило того, что произошло сегодня… Слушай мой приказ! Командование учебной ротой 10-го отдельного батальона РХБЗ передается старшему лейтенанту Проскурину, командование 1-м взводом учебной роты – лейтенанту Вишнякову! В качестве командира 2-го взвода утверждаю старшего сержанта Ежова. Старший сержант Ежов!

– Й-я!

– За образцовое выполнение своих обязанностей объявляю вам благодарность!

– Служу России!

Вике стало смешно и неловко. Как дети, честное слово. Как будто играют. И оружие на спину закинуто, и выкрашенные густо-зеленым цветом кокарды на шапках, и все прочее – а играют. Вика попыталась в четверть голоса окликнуть соседей по строю, поделиться своим мнением, но ее жестко оборвали и слева, и справа.

– Старший лейтенант Проскурин, командуйте!

Старший лейтенант, один из тех двух, кто не производил вообще никакого впечатления, будто ходячее пустое место, произвел положенные по уставу движения: туда-сюда, отдать приветствие, снова туда и сюда. Игры… Сколько на это ушло времени! Половину любой главы можно было вызубрить!

Повинуясь командам старшего лейтенанта и старшего сержанта, они направились наконец к конкретной цели – готовить места для размещения. И то дело. Впрочем, у Вики имелось собственное мнение, как обычно. Ей казалось, что подполковник просто прогнал их с глаз долой. Ради собственного комфорта.

Как ни странно, распоряжение прошлого командира учебной роты поселить ее с кастеляншей, а не среди казармы с мужиками дошло до кого нужно. Кастелянша, некрасивая, тяжелая женщина средних лет, покачала головой, но никаких грубостей или по крайней мере колкостей говорить не стала. Показала на узкую койку в своей комнате – основной причине ее работы здесь в качестве «вольнонаемной» за копейки. Выдала подушку в рыжем напернике, тонкое одеяло с бело-синим рисунком, положенное белье, включая два вафельных полотенца. И заставила таскать тяжелые стопки простыней, наволочек, пододеяльников и тех же полотенец наравне с собой. Потому что «нечего мальчиков гонять, не до того им». К слову, пододеяльники здесь были с ромбовидным вырезом посередине: таких Вика не видала уже лет десять. Штампы на всех, разумеется. Пятиконечная звезда и расплывшиеся буквы.

Солдаты ее учебной роты устроили в казарме балаган. Занимали места, двигали «мебель», состоящую из двухъярусных кроватей и монументальных тумбочек. Стены в казарме были залиты отблескивающей лаком масляной краской в два цвета, а свободная стена украшена вычурной эмблемой – это ее украшение было единственным. Таскать стопки пришлось долго, во много ходок, и Вика устала еще и физически, несмотря на свою спортивную подготовку. И все время были какие-то колкости в бока и в спину, подначки, на которые приходилось реагировать. День был слишком длинным. Заметив, как она двигается, командир ее отделения вдруг остановил ее, задал вопрос, который она даже не поняла, – и через две минуты несколько солдат уже топали за ней в кладовку, где кастелянша, ругнувшись на Вику, выдала все и сразу многими стопками.