Честь семьи Прицци - Эдгар Френсис

Одним словом, Франциска Кунза знали как умного, хорошо разбирающегося в своей работе и не очень дорогого детектива. Те, кто имел с ним дело, разумеется.

На следующий день после поездки Чарли в Лас-Вегас, он проснулся в постели в трехкомнатной квартире в шестиэтажном кирпичном доме на 10 Вест-стрит, неподалеку от Авеню оф Америка и библиотеки «Джефферсон Маркет» в Гринич Вилледж, и потянулся, не особенно торопясь вылезать из-под одеяла. Поговорка: «Кто рано встает, тому Бог дает» не вызывала у него ничего, кроме улыбки и приступов мигрени. Вследствие этого, Франциск считал полным идиотизмом вскакивать ни свет ни заря, когда в этом нет особой нужды. И потом, он вполне серьезно засчитывал себе в плюс те дни и — что особенно важно — ночи, которые ему пришлось провести в своем стареньком «форде», наблюдая за квартирой какого-нибудь парня или леди, по заданию одного из клиентов.

Так вот. Франциск потянулся, прищурился и посмотрел на часы. Двадцать три минуты одиннадцатого. Не очень поздно, хотя нельзя сказать, что слишком рано. Повалявшись еще несколько минут, он выбрался из постели и поплелся в ванную. Проходя мимо большого одежного зеркала, Кунз на секунду задержался и недовольно оглядел собственное отражение. Из зеркала на него сонно взирал низенький — пять футов (два недостающих дюйма можно не считать) — человечек с довольно-таки кругленьким животиком и отчетливо проявившейся лысинкой. Редкие волосы едва ли могли украсить пухленькую хитрую физиономию, хотя смотрелись все же довольно пристойно. Шея у Кунза была короткой от рождения, но проступивший с годами второй подбородок еще более укоротил ее, и голова, казалось, растет прямо из плеч. Огромных размеров майка прятала грудь, покрытую темной порослью. Нехватка волос на голове с лихвой возмещалась буйной растительностью на других частях тела. Короткие пухлые ножки исправно носили все это сооружение, называемое Франциском Кунзом.

Он еще раз подозрительно осмотрел себя, скривился и вынес малоутешительный вердикт:

— Ты слишком уж расплылся за последнее время, дружок.

После чего продолжил путь в ванную.

Поплескавшись и вычистив зубы — предмет особой гордости рода Кунзов, в шестьдесят ни одной дыры, — и направился в комнату, рассуждая на ходу, что лучше — позавтракать дома или перехватить что-нибудь по дороге в офис.

— Но, Франци, — бормотал он, — у них же отвратительный кофе, а бывает ли что-нибудь хуже плохого кофе? В этой стране вообще не умеют варить хороший кофе. Они просто пьют какую-то синтетическую бурду вместо настоящего кофе! Что скажешь?

Франци было что сказать.

— Так у тебя-то вообще кофе нет. И завтракать, кстати, тоже нечем.

Кунз номер два оказался очень немногословным.

Кунз номер один несколько секунд обдумывал это неприятное известие.

— Ну и что? — наконец возразил он. — Я сварю себе яйцо. Или лучше — пару.

— Не смеши меня, Франци. — Кунз номер два был неумолим. — Во-первых, с таким-то пузом тебе нужно по меньшей мере десяток яиц, а во-вторых, мне показалось, что ты начал с кофе, а его у нас нет все равно.

Франциск вновь задумался.

— Ты — предатель, — после небольшой паузы заявил он. — Но ты прав, как всегда. Мы купим что-нибудь по дороге на работу. О’кей. На этот раз твоя взяла.

Кунз номер два всегда одерживал верх в их спорах. Разница между ними заключалась в том, что второй был детективом-профессионалом, в то время как номер один — обычным толстым коротышкой, когда-то мечтавшим о карьере кинозвезды.

Произнося этот диалог, Франциск одевался. К моменту собственного поражения он уже был готов выйти на улицу. Коричневая стильная пара облегала плотною фигуру, а «Магнум’38» уютно устроился в наплечной кобуре.

Пистолет напомнил Франциску одну историю, произошедшую в самом начале его карьеры детектива. Тогда ему пришлось прострелить ногу одному довольно опасному жулику, приторговывавшему наркотиками и загулявшему с красавицей-дочкой довольно состоятельных родителей. Кунз отыскал их в Нью-Джерси и потребовал, чтобы девчонка отправлялась домой, а этот заср…нец катился подальше и не совал свой нос в квартал, где стоял дом уважаемых и порядочных людей. Парень, весьма, кстати, неприятный хлыщ, начал открыто издеваться над ним, а когда покрасневший от ярости Франциск достал свой «магнум», с тем вообще едва не случился сердечный приступ от хохота. Пушер катался по кровати, издавая хрюкающие звуки, а эта… девушка, похоже, еще немного, и обмочила бы штанишки, настолько ей понравился Кунз с «кольтом» в руке. Кончилось все тем, что парень достал нож, а Франциск всадил ему пулю в колено.

После этого он на неделю впал в жесточайшую депрессию, а еще через неделю Кунз номер два заорал:

— Какого хрена ты распускаешь нюни, мужик?! Кончай ныть! Это ведь ТЫ всадил ЕМУ пулю в ногу, а не ОН ТЕБЕ! За работу.

И Кунз номер один согласился. С тех пор он уже не приходил в ярость, поскольку решил, что человек ТАКОГО роста и с ТАКОЙ пушкой должен неизбежно вызывать смех. А чтобы подобное происходило не слишком уж часто, Франциск просто стрелял самым веселым под ноги, и хохот моментально стихал.

Вспомнив этот случай, Кунз пришел в хорошее расположение духа, сунул в карман пиджака бумажник и лицензию, а затем напялил шляпу — осень, как-никак, — и вышел на улицу…

…Примерно в четыре часа утра, когда Франциск еще спокойно спал в своей постели, Чарли только вошел в квартиру. Он чувствовал себя разбитым: сказывался недостаток отдыха. Двое суток почти без сна выбили его из колеи. Поднимаясь на скоростном лифте на последний этаж дома, Чарли еще и еще раз прокручивал в голове свой разговор с Домиником. И чем дальше, тем меньше все это ему нравилось. Начать хотя бы с того, что босс приказал Портено приехать, а время, между прочим, перевалило далеко за час.

Чарли поймал такси и прямо из аэропорта отправился на Атлантик-авеню, к Доминику. Прицци жил один в шестикомнатной квартире шикарного, очень дорогого дома, стоящего почти на самой границе Бруклина и Куинса, между Пенсильвания-авеню и Кросс-Бей. Чарли добрался до него, когда стрелки на часах сошлись у цифры два. На пятом этаже горел свет. Доминик ждал его с нетерпением. Портено знал: босс, и без того не особенно отличающийся тактичностью, раздражается, когда ему приходится ждать или выслушивать не очень лестные замечания в свой адрес. Учитывая, что сейчас глубокая ночь, Доминик окажется не просто раздраженным. Он будет зол.

Чарли пересек огромный холл, вошел в лифт и, поднявшись на пятый этаж, коротко позвонил, нажав кнопку звонка. Несмотря на то, что его ждали, дверь открылась только через несколько минут. Доминик в шелковом халате, из-под которого виднелась бежевая рубашка, хмуро посмотрел на него.

— Входи.

Вот так. Ни «здравствуй», ни даже кивка. Портено вздохнул. Да, босса никто не смог бы назвать слишком радушным человеком.

Они прошли в кабинет, освещенный хрустальной двенадцатирожковой люстрой. Доминик тут же занял место за массивным столом и закурил толстую сигару. Чарли терпеливо ждал. Змеи серого густого дыма поползли по комнате. Несмотря на работающий кондиционер, было довольно душно, а табачный смог отнюдь не делал воздух свежее и чище. Раскурив сигару, Доминик быстро взглянул в сторону продолжавшего стоять Порчено и буркнул:

— Ну, как дела? Деньги с тобой? Все нормально?

У Чарли появилось дикое искушение швырнуть саквояж в эту надменную рожу, сказать что-нибудь покрепче и уйти, хлопнув дверью. Конечно, он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, но ему пришлось молчать не меньше полминуты, чтобы утихомирить поднимающееся в груди бешенство. Он еще раз глубоко вздохнул, задержал дыхание и лишь затем, выпустив воздух, спокойно ответил:

— Я привез триста шестьдесят тысяч долларов.

Отвислые щеки Доминика дернулись, бульдожье лицо скривилось в недовольной гримасе.

— Почему только половина?

Чарли пожал плечами.

— Я пытался вытащить их из Хеллара, но он оказался крепким парнем, и мне пришлось убить его. Потом пришла жена Макси. Мы с ней поговорили, она сказала, что он привез какой-то саквояж несколько дней назад. Одним словом, там была только половина. А могло бы и ничего не быть.

— Это она тебе сказала? — недобро усмехнулся Доминик, отчего жесткие усы встали дыбом.

— Мне показалось, что она не врет.

— Показалось? Тебе показалось? — глаза Прицци превратились в узкие щелки.

— Я уверен. Она была очень испугана.

Доминик не спеша пыхнул сигарой и уставился на алый тлеющий кончик. Тонкая струйка дыма поднималась вверх, завиваясь колечками, клубясь и расползаясь тонким зыбким ковром.

— Так, так, так, — Прицци сделал еще затяжку. — А ты не думаешь, что она припрятала наши денежки? Или поделилась с кем-нибудь? Одним словом, что они могли у кого-нибудь осесть?