«Я понял жизни цель» (проза, стихотворения, поэмы, переводы) - Борис Пастернак

1946

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА

Стояла зима.Дул ветер из степи.И холодно было младенцу в вертепеНа склоне холма.

Его согревало дыханье вола.Домашние звериСтояли в пещере,Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухиИ зернышек проса,Смотрели с утесаСпросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,Ограды, надгробья,Оглобля в сугробе,И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,Застенчивей плошкиВ оконце сторожкиМерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в сторонеОт неба и Бога,Как отблеск поджога,Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдойСоломы и сенаСредь целой вселенной,Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над нейИ значило что-то,И три звездочетаСпешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.И ослики в сбруе, один малорослейДругого, шажками спускались с горы.И странным виденьем грядущей порыВставало вдали все пришедшее после.Все мысли веков, все мечты, все миры,Все будущее галерей и музеев,Все шалости фей, все дела чародеев,Все елки на свете, все сны детворы,Весь трепет затепленных свечек, все цепи,Все великолепье цветной мишуры......Все злей и свирепей дул ветер из степи......Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,Но часть было видно отлично отсюдаСквозь гнезда грачей и деревьев верхи.Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,Могли хорошо разглядеть пастухи.– Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, —Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.По яркой поляне листами слюдыВели за хибарку босые следы.На эти следы, как на пламя огарка,Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,И кто-то с навьюженной снежной грядыВсе время незримо входил в их ряды.Собаки брели, озираясь с опаской,И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге, чрез эту же местностьШло несколько ангелов в гуще толпы.Незримыми делала их бестелесность,Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.Светало. Означились кедров стволы.

– А кто вы такие? – спросила Мария.– Мы племя пастушье и неба послы,Пришли вознести вам обоим хвалы.– Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглыТоптались погонщики и овцеводы,Ругались со всадниками пешеходы,У выдолбленной водопойной колодыРевели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,Последние звезды сметал с небосвода.И только волхвов из несметного сбродаВпустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,Как месяца луч в углубленьи дупла.Ему заменяли овчинную шубуОслиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,Шептались, едва подбирая слова.Вдруг кто-то в потемках немного налевоОт яслей рукой отодвинул волхва,И тот оглянулся: с порога на деву,Как гостья, смотрела звезда Рождества.

1947

ЧУДО

Он шел из Вифании в Ерусалим,Заранее грустью предчувствий томим.

Колючий кустарник на круче был выжжен,Над хижиной ближней не двигался дым,Был воздух горяч, и камыш неподвижен,И Мертвого моря покой недвижим.

И в горечи, спорившей с горечью моря,Он шел с небольшою толпой облаковПо пыльной дороге на чье-то подворье,Шел в город на сборище учеников.

И так углубился он в мысли свои,Что поле в уныньи запахло полынью.Все стихло. Один он стоял посредине,А местность лежала пластом в забытьи.Все перемешалось: теплынь и пустыня,И ящерицы, и ключи, и ручьи.

Смоковница высилась невдалеке,Совсем без плодов, только ветки да листья.И он ей сказал: «Для какой ты корысти?Какая мне радость в твоем столбняке?

Я жажду и алчу, а ты – пустоцвет,И встреча с тобой безотрадней гранита.О, как ты обидна и недаровита!Останься такой до скончания лет».

По дереву дрожь осужденья прошла,Как молнии искра по громоотводу.Смоковницу испепелило до тла.

Найдись в это время минута свободыУ листьев, ветвей, и корней, и ствола,Успели б вмешаться законы природы.Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.Когда мы в смятеньи, тогда средь разбродаОно настигает мгновенно, врасплох.

1947

ЗЕМЛЯ

В московские особнякиВрывается весна нахрапом.Выпархивает моль за шкапомИ ползает по летним шляпам,И прячут шубы в сундуки.

По деревянным антресолямСтоят цветочные горшкиС левкоем и желтофиолем,И дышат комнаты привольем,И пахнут пылью чердаки.

И улица запанибратаС оконницей подслеповатой,И белой ночи и закатуНе разминуться у реки.

И можно слышать в коридоре,Что происходит на просторе,О чем в случайном разговореС капелью говорит апрель.Он знает тысячи историйПро человеческое горе,И по заборам стынут зори,И тянут эту канитель.

И та же смесь огня и жутиНа воле и в жилом уюте,И всюду воздух сам не свой,И тех же верб сквозные прутья,И тех же белых почек вздутьяИ на окне, и на распутьи,На улице и в мастерской.

Зачем же плачет даль в тумане,И горько пахнет перегной?На то ведь и мое призванье,Чтоб не скучали расстоянья,Чтобы за городскою граньюЗемле не тосковать одной.

Для этого весною раннейСо мною сходятся друзья,И наши вечера – прощанья,Пирушки наши – завещанья,Чтоб тайная струя страданьяСогрела холод бытия.

1947

ДУРНЫЕ ДНИ

Когда на последней неделеВходил он в Иерусалим,Осанны навстречу гремели,Бежали с ветвями за ним.

А дни все грозней и суровей,Любовью не тронуть сердец.Презрительно сдвинуты брови,И вот послесловье, конец.

Свинцовою тяжестью всеюЛегли на дворы небеса.Искали улик фарисеи,Юля перед ним, как лиса.

И темными силами храмаОн отдан подонкам на суд,И с пылкостью тою же самой,Как славили прежде, клянут.

Толпа на соседнем участкеЗаглядывала из ворот,Толклись в ожиданьи развязкиИ тыкались взад и вперед.

И полз шепоток по соседству,И слухи со многих сторон.И бегство в Египет и детствоУже вспоминались, как сон.

Припомнился скат величавыйВ пустыне, и та крутизна,С которой всемирной державойЕго соблазнял сатана.

И брачное пиршество в Кане,И чуду дивящийся стол,И море, которым в туманеОн к лодке, как по суху, шел.

И сборище бедных в лачуге,И спуск со свечою в подвал,Где вдруг она гасла в испуге,Когда воскрешенный вставал...

1949