Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих - Тимоти Келлер

9. Знание о Боге

Чарли: Конечно, Бог есть! Все мы на самом деле знаем это.

Синтия: Ничего подобного. Я не знаю.

Чарли: Еще как знаешь! Когда ты размышляешь и ни с кем не делишься мыслями, а мы большую часть времени, пока бодрствуем, именно так и мыслим, у тебя наверняка возникает впечатление, что твои мысли не пропадают впустую, что их каким-то образом слышат. По-моему, это ощущение, что нас слышат и понимают, говорит о присущей нам внутренней вере в высшую сущность, во всеобъемлющий разум. В этом просто проявляется некое убеждение, свойственное всем нам. В какой-то момент большинство людей теряет его, после чего может вернуть только с помощью сознательной веры.

Синтия: Ты уже вернул?

Чарли: Пока нет. Но надеюсь вернуть когда-нибудь.

Консервативные писатели и общественные деятели постоянно жалуются, что современная молодежь склонна к релятивизму и безнравственна. Будучи пастором из Манхэттена, я почти два десятилетия провел в тесном общении с людьми в возрасте чуть за двадцать и потому не разделяю это мнение. Знакомые мне нерелигиозные молодые люди обладают прекрасно отточенным пониманием, что хорошо и что плохо. Многие события, происходящие в мире, возмущают их до глубины души. Тем не менее их понимание о нравственности представляет проблему.

Мораль в свободном полете

Довольно часто мне приходится брать на себя роль профессора философии, чтобы оставаться добрым пастырем для своих прихожан. Однажды молодая пара пришла ко мне за духовными наставлениями. Оба признались, что «мало во что верят». Откуда им знать, существовал ли Бог хоть когда-нибудь? Я спросил, вызывает ли хоть что-нибудь у них чувство, что так быть ни в коем случае не должно. Моя собеседница сразу же заговорила о сложившейся в обществе практике маргинализации женщин. Я был полностью согласен с ней, поскольку, как и подобает христианину, верю, что все люди сотворены Богом, и все-таки полюбопытствовал, что именно моя собеседница находит неправильным. Она ответила: «Женщины – люди, а у людей есть права. Попирать чужие права нельзя». Я спросил, откуда ей это известно.

Озадачившись, она объяснила: «Всем известно, что нельзя нарушать чужие права». Я возразил: «Нет, это известно далеко не всем. Большинство людей в мире не разделяют западные представления о правах человека. Представьте, что вы услышали бы от кого-нибудь: «Всем известно, что женщины – низшие существа». Вы, естественно, ответили бы: «Это не аргумент, а просто суждение». И были бы правы. Поэтому начнем заново. Если, как вы убеждены, Бога нет, и все живое – результат эволюции животных, почему нельзя попирать чужие права?» В разговор вступил муж моей собеседницы: «Да, мы действительно животные, только мозг у нас размером побольше, но ведь и у животных есть права. Их тоже нельзя нарушать». Я спросил, считает ли он животных виновными в нарушении прав других животных, если более сильные поедают более слабых. «Нет, не считаю». Значит, он считает виновными только людей, если они жестоко обращаются со слабыми? «Да». Но к чему эти двойные стандарты? Я спросил, почему мои собеседники настаивают на том, что люди отличаются от животных, так что людям не позволено совершать поступки, естественные для мира животных. Почему они убеждены, что каждый человек обладает уникальной индивидуальностью, достоинством и ценностью? Почему верят в права человека? «Не знаю, – ответила женщина. – Наверное, просто потому, что они есть, вот и все».

Этот разговор в сжатом пересказе получился слишком сухим, однако мои собеседники смеялись над неубедительностью своих доводов, и я понял, что они готовы задуматься над вопросами, и потому изъяснялся резче, чем обычно. Вместе с тем наш разговор показал, насколько наша культура отличается от всех предшествующих. Люди по-прежнему твердо придерживаются нравственных убеждений, но в отличие от представителей других времен и культур, у наших современников для этого нет никакого зримого фундамента, они не могут объяснить, почему что-то считают злом, а что-то – благом. Может показаться, что их нравственные знания находятся в состоянии свободного полета высоко над землей.

Об этом говорил польский поэт Чеслав Милош:

Чем поражал период после холодной войны, так это обилием красивых и волнующих слов, которые почтительно произносились и в Праге, и в Варшаве – слов, относящихся к старому репертуару прав человека и достоинства личности. Этот феномен удивляет меня, возможно, потому, что под ним скрыта бездна. В конце концов, фундаментом всех этих идей является религия, а я не питаю чрезмерного оптимизма, думая о выживании религии в научно-технической цивилизации. Казалось бы, давно погребенные идеи вдруг были возрождены. Сколько они продержатся на плаву без надежной опоры?[209]

Я не думаю, что Милош прав. Мне кажется, что люди будут придерживаться веры в человеческое достоинство даже после того, как исчезнет осознанная вера в Бога. Но по какой причине? На этот счет у меня есть радикальный тезис. Я считаю, что в нашей культуре людям присуще неизбежное знание о существовании Бога, однако они подавляют это знание.

Понятие морального долга

Часто можно услышать от людей: «Никому не следует навязывать другим свои нравственные взгляды, поскольку каждый имеет право искать истину в себе».

Людям присуще неизбежное знание о существовании Бога, однако они подавляют это знание

При таком убеждении неизменно возникает ряд очень неудобных вопросов. Разве нет в мире людей, совершающих поступки, которые вы считаете ошибочными, – поступки, которые следует прекратить независимо от того, что эти люди думают о своем поведении? А если вы и вправду так считаете (как считают все!), разве это не означает, что вы верите в существование некоего нравственного стандарта, которого следует придерживаться независимо от личной убежденности? Отсюда следует вопрос: почему на практике все люди не могут быть стойкими нравственными релятивистами, хотя и претендуют на этот статус? Ответ заключается в следующем: все мы глубоко, всецело и неизбежно верим не только в нравственные ценности, но и в моральный долг. Социолог Кристиан Смит выражает эту мысль так:

«Мораль»… это ориентир для понимания, что верно и что неверно, справедливо и несправедливо, что не заложено нашими желаниями И предпочтениями, а считается существующим обособленно от них и предоставляющим мерки, по которым можно оценивать наши желания и предпочтения[210].

У всех людей есть нравственные чувства. Мы называем их совестью. Задумав сделать то, что нам кажется неправильным, мы склонны сдерживаться. Но этим наше нравственное чувство не ограничивается. Мы также считаем, что есть критерии, «существующие обособленно от нас», по которым мы оцениваем нравственные чувства. Моральный долг – это убеждение, что некоторые поступки не следует совершать, независимо от внутреннего отношения самого человека к ним, независимо от отношения его общества и культуры, независимо от того, в интересах ли данного человека совершать эти поступки. Замечу, что молодая пара из недавнего примера даже не сомневалась, что представители других культур должны уважать права женщин.

Нас учат, что все нравственные ценности относительны и связаны с отдельными личностями и культурами, тем не менее мы не можем так жить. На практике мы неизбежно относимся к некоторым принципам, как к эталонам, по которым судим о поведении тех, кто не разделяет наши ценности. Что дает нам такое право, если все нравственные убеждения относительны? Такого права нам не дает ничто. И все-таки мы не можем удержаться. Люди, которые смеются над утверждением, будто существует высший нравственный порядок, думают не о том, что расовый геноцид попросту нецелесообразен или обречен на провал, а о том, что это неправильно. Нацисты, уничтожавшие евреев, могли сколько угодно заявлять о том, что совершенно не считают свои действия безнравственными. Для нас это не имеет значения. Нам неважно, насколько искренне они считали, что оказывают услугу человечеству. В любом случае они не должны были так поступать.

У нас есть не только нравственные чувства, но и неискоренимая вера в то, что вне нас самих существуют нравственные мерки, критерии, по которым оцениваются наши внутренние нравственные чувства. Почему? Почему мы считаем, что такие мерки есть?

Эволюционная теория морального долга