Путь к женщине - Николай Никандров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фрося тут? Антоновна:
– Нет и не будет.
– Где же она?
– В городе.
– А Настя?
– Настя, та скоро должна освободиться. Садитесь. Посидите на камушке вон за тем гражданином, вторым будете, они тоже ее дожидаются.
Второй приличный прячет от первого лицо, садится на тумбочку из кирпичей, в линию с ним, спиной к нему:
– Та-а-к… Антоновна:
– Должно, тоже из театра? Второй:
– Из театра.
Третий приличный, очень представительный, седой, в цилиндре, настоящий западноевропейский министр, в маленькой черной шелковой маске, к Антоновне:
– Здравствуйте, гражданка.
– Здравствуйте, гражданин.
– Фрося там?
– Нет, ей нету.
– А скоро будет?
– На этой неделе вовсе не будет.
– О! Что так?
– Уехала в деревню. Побывать.
– И давно уехала?
– Сегодня.
– В котором часу?
В десятом вечера.
– Немного не захватил! Жаль, жаль… А Настя?
– Настя тут. Садитесь там на камушке, где те двое муж чин сидят, третьим будете, они тоже ее дожидаются.
Третий, в маске, садится на тумбу из кирпичей, в линию с первыми двумя, тщательно пряча от них лицо, как и они от него:
– Тэ-экс… Антоновна:
– Из театра?
– Из театра.
Антоновна кричит в дальний угол:
– Одесса! Сбегай-ка туда, шумни там Настю! Скажи, чтобы поторапливалась! Много приличных гостей дожидаются!
Манька-Одесса идет через пролаз в глубь руин, кричит вдали за стеной:
– Насть-а-а!..
Шибалин Ванде:
– Ого! Тут такая очередь, как в приемной какого-нибудь модного врача!
Ванда улыбается:
– А как же. Иначе что бы тут было. В особенности по праздникам.
Маленький толстяк, шар на миниатюрных ступнях, в лаковых ботиночках, лысый, в котелке, совершенно пьяный, входит, идет по залу, как слепой, пошатывается, тихонько напевает, натыкается под стеной на женскую закутанную фигуру без лица, жадно припадает к ней, она схватывает его и молча уволакивает че рез один из проломов в развалины.
Антоновна подсаживается к Осиповне, волнуется:
– Видала? Уже и Дуньку-безносую взяли. Значит, и нам с тобой скоро пьяненький шатун какой попадется.
Осиповна мечтательно:
– Не миновать. Сейчас он вышел из театра…
Антоновна продолжает за нее:
– …зашел в какой-нибудь ресторанчик… Осиповна:
– …сидит, закусывает, выпивает… Антоновна:
– …а через часик-полтора сюда приволокется… Осиповна:
– Раньше!
Антоновна скучливо потягивается, встает, заправляет под платок седые космы:
– Пойти пройтись, что ли, пока. Все ноги отсидела. Подходит к трем приличным гостям:
– Ну, здравствуйте еще раз.
Трое приличных, не меняя положения, сухо:
– Здравствуйте. Антоновна:
– Не надоело сидеть? Трое молчат. Антоновна:
– Не надоело ждать? Трое еще крепче молчат. Антоновна:
– Чем сидеть, ждать, время терять, пошли бы со мной!.. Я б скоренько вас отпустила, и были бы вы себе свободные люди!..
Трое отрицательно, по-разному, мотают головами, молчат, только недовольно прокашливаются в пространство. Антоновна не отстает:
– А почему?.. Кажите, почему не хотите?.. Какая разница: я или Настька?.. Может, Настька из золота сделана, а я нет?.. Чем Настька лучше меня?.. Что она в шляпке?.. Я тоже могла бы шляпку надеть, если бы захотела!.. Может, думаете, я старая?.. Ничего подобного!.. Это просто от такой жизни… Многие очень хорошие мужчины, вот такие, как вы, даже содерживать меня хотели, на квартиру жить звали, да я отказывалась… Чтой-то не ндравились они мне, вот не ндравились да и только!.. Ну как, граждане?.. Пойдете?.. А?..
Первый, спиной ко второму и третьему:
– Бабушка! Вам раз сказали, что нет! Чего же вы пристаете?
– Я не пристаю. Я только спрашиваю, чем я, допустим, хуже Настьки?
Второй, спиной к первому и третьему:
– Бабушка, дело вовсе не в том, кто из вас хуже или кто лучше!
Третий, спиной к первым двум:
– А дело, бабушка, в том, что к Насте мы, может быть, привыкли!
Антоновна:
– Вот и ко мне привыкнете. Ко мне уж многие так привыкли. А сперва тоже отказывались, не хуже как вы сейчас.
Трое молча отмахиваются от нее руками, поворачивают ся к ней спинами.
– Ну тогда дайте мне копеек по пятьдесят с человека. Трое сжимаются, молчат.
– Ну по двадцать.
Трое неподвижны, как мертвые.
– Дайте тогда с троих четвертак, и я уйду, не буду вам
мешать.
Трое, со стиснутыми зубами, с раздраженными жестами, лезут в кошельки, подают ей мелочь. Антоновна:
– Вот и хорошо. Теперь по крайней мере… Собирает с них деньги, уходит, садится рядом с Осиповной. Осиповна смачно:
– Гривен шесть махнула?
XXIV
Франт с зеленым шарфом выходит из пролома, спешит от Насти к выходу:
– Отстань и отстань! Надоела! Говорят тебе, что твои деньги у меня сохранней, чем в Госбанке! Можешь не сомневаться! В нашем учреждении мне не такие суммы доверяют!
Настя, полуплача, цепляется за него:
– Я не про деньги, а про обман! Не надо было обманывать! Почему ты, подлец, сразу мне не сказал, что пришел в долг, а не за наличные! Я бы, может, тогда с тобой не оставалась! А ты держал меня в надежде! Хлопал себя по пустому карману!
Франт вырывает от Насти то один свой рукав, то другой:
– Ну ладно, ладно! Слыхал! Не ори при публике! Не наводи панику!
Перепрыгивает через кирпичи, уходит. Настя, потрясая рукой вверх, в пустое, лунное небо, тоном глубокой обиды, по-женски крикливо:
– Как денег нет, так ко мне, в долг! А как деньги есть, так на Тверскую, за наличные любую выбирает!
В конце, изнеможенная от крика, подходит к трем приличным гостям.
– Ну, который тут первый пришел? Трое приличных враз:
– Я!
И задирают к ней освещенные луной ожидающие лица.
Настя, все еще раздражительная, теперь готова впасть в новую .истерику:
– О!.. Но не может этого быть, чтобы все враз пришли!.. Кто-нибудь раньше, кто-нибудь позже!
Трое опять все враз:
– Я раньше!
И каждый тычет себя концом пальца в справедливую, готовую пострадать за правду грудь.
Из уст Насти вырывается крепкая брань.
Антоновна подходит, осторожно трогает рукой каждого гостя:
– Я видела: вот этот вперед пришел, этот потом, а этот
самый последний.
Первый:
– Да, да! Второй и третий:
– Нет, нет! Мы, можно сказать, вместе пришли!
Они встают, петушатся. Все трое собираются идти с Настей. Один забегает ей вперед, другой, третий…
Настя выходит из себя, кричит с решительным видом:
– Товарищи!.. Стойте!.. Нельзя же так!.. Должна же быть какая-нибудь очередь!.. Если бы было много народу, а то и всего-то три человека!..
К первому повелительно:
– Первый, идемте!
Первый подскакивает, идет за ней. Счастливо, с большим подъемом:
– Вот это действительно справедливость!
Второй и третий уныло остаются, садятся на свои места, сидят как прежде, спинами друг к другу.
Третий, в маске, ко второму, в воротнике, не оборачивая к нему лица:
– В таком случае, гражданин, во избежание повторения подобных сцен, нам с вами надо сейчас же заранее столковаться насчет очереди. Так сказать, сорганизоваться.
Второй высоко поднимает плечи, так что широкополая шляпа его кажется сидящей не на голове, а на плечах:
– Что значит "сорганизоваться"? Моя вторая очередь, и я больше ничего не знаю!
– Совершенно верно, гражданин, юридически вы, конеч но, правы. Но я хотел бы вас просить сделать мне одолжение: уступить вашу очередь.
– Ну, нет!
– Позвольте, позвольте. Дайте договорить. Дело в том, что я тороплюсь на Октябрьскую железную дорогу, к ленинградскому поезду.
– А почему вы знаете, что мне не к поезду? Может быть, и мне к поезду!
– Я этого, конечно, не знаю и потому еще раз очень усердно прошу вас уступить мне вторую очередь. Все-таки мы с вами оба культурные, интеллигентные люди…
– Гм… Если это не секрет, я хотел бы раньше узнать, зачем вам такая спешка в Ленинград? Вызывается ли это действительной необходимостью?
– Пожалуйста. Я профессор. Читаю лекции полмесяца в Московском университете, полмесяца в Ленинградском. Завтра моя лекция в Ленинграде…
– Про-фес-сор?.. А разве бывают такие… разъездные профессора?
– А конечно. Это и раньше практиковалось, практикуется и теперь. Меня приглашают читать даже в Стокгольм…
– В Стокгольм?.. Ого!.. Стало быть, вы… Ну, словом, хорошо, я уступаю вам.
Третий, в маске, приподнимает цилиндр, откланивается спи ной ко второму:
– Благодарю вас!
Второй делает то же и так же:
– Не за что!
Третий:
– Тогда, для верности, поменяемся с вами местами. А то, быть может, еще кто-нибудь подойдет.
Второй:
– Это верно.
Они встают, кружатся при луне друг вокруг друга. Второй, кружась, трогает за шляпу: