Письма Ефимову - Сергей Довлатов

На «Архивы» начинают поступать приветливые отзывы. Самый восторженный — от безжалостного Поповского. А сегодня позвонил знакомый профессор-переводчик из Охайо и сказал, что от восхищения сел за стол и сразу перевел первую главу. Издатели, однако, молчат.

В Чикаго встретили даму-профессора (из нашей волны), которая почему-то дымится ненавистью к Довлатову — писателю и человеку; мы отказались разделить ее чувства.

Кстати, случился эпизод в процессе торговли. Кто-то спросил, а нет ли у вас Довлатова. Я говорю: «А вот же, вы только что держали в руках». «И верно, — говорить покупатель. — А я, знаете, как увидел эту страшную надпись, так инстинктивно и отложил». Это к вопросу об оформлении: будем эстетов ублажать или читательские массы приманивать?

Всем поклоны,

всегда Ваш, Игорь.

ПИСЬМО ЕФИМОВА И.СМИРНОВУ от 21 января 1983 года

Игорь Смирнов, привет, привет!

И с приездом в мир чистогана. Сережа переслал мне твое занятное письмо с множеством жутковатых подробностей про дом родной. И как же мы там жили?

Из посылаемого каталога ты все узнаешь про наше издательство. Мы растем быстро, но все же еще не доросли до того, чтобы издать литературоведческую книжку для узкого круга специалистов. Еще не тянем. Но вот чем я могу помочь тебе (если тебе нужно): переслать твою книжку на рецензию в местные славистские журналы и альманахи. Или еще проще: вкладываю их адреса, чтобы ты сам мог это сделать. Думаю, для выхода на американский рынок это важно.

Сердечный привет, жму руку, дружески,

Игорь Ефимов.

Довлатов — Ефимову

25 января 1983 года

Дорогой Игорь!

«Заповедник», конечно, движется, но вообще-то мы крайне удручены и выбиты из ритма судебным процессом. Разбирательство идет полным ходом, откладывать дальше не было никакой возможности, и уже совершенно ясно, что выиграть и отвертеться мы не можем. Речь может идти лишь о сроках выплаты, о дозах, и о том, кому платить судебные издержки. Должен сказать, что американский суд не так прекрасен, как в фильме «Крамер против Крамера», в ходе его много казенного бездушия, формализм, а временами ощущается и чистая неприязнь к бедным, косноязычным эмигрантам. Обстановка более диккенсовская, чем я предполагал. Временами я ощущаю низость отдельных комбинаций, элементы сговора между адвокатом и судьей, и вообще, чувствую много недостойных хитростей в их поведении. Но проклятый английский язык мешает бороться. Мы вынуждены нанять адвоката, которому нужно уплатить от 2 до 3 тысяч, при том, что гарантий — никаких. Адвокат нужен не для раскрытия истины, а для процедурных и бумажных дел. Все это довольно отвратительно, поверьте.

«Ардису» «Наши» вроде бы понравились. Похвалили и затихли. Но в принципе сказали — будем издавать. Я подожду месяца 3–4 и решу этот вопрос.

«Петуха» не презирайте. Я скоро буду на это жить. Тем более что максимовские клевреты очень колеблют почву на «Либерти».

Получили ли Вы от меня копию рецензии Германа Андреева на «Архивы»? Вроде бы я послал.

От Синявских (при все их талантах) я хорошего журнала не жду. И дело не в пагубной (согласен) коллегиальности, ибо командовать будет Марья. Хуже то, что они находятся во власти страшного заблуждения, которое можно выразить так: мы — талантливые, и поэтому наш журнал будет хорошим и рентабельным. Но Вы-то знаете, что сделать — 5 % успеха, а 95 — продать. Человек, никогда и никому не отвечающий на письма, не может быть редактором журнала. Кроме того, следующий уровень демократических публицистов (за Синявским) довольно низок. Шрагин тягостно скучен и любит названия вроде: «Сколько это может продолжаться?», Белоцерковский — злобен, а наш друг Миша Михайлов, хоть и прекрасный, умный человек, но родной его язык все-таки югославский, а не русский. Чалидзе — капризный, обидчивый грузин, и просто не будет писать от плохого характера, Литвинов — напористый, шумный балбес и так далее. Так что, надежд мало.

Книжку Неизвестного получил, спасибо, кстати, он мне тоже, кажется, выслал экземпляр. Передачу об этой книге включу в следующую заявку. На той неделе у меня идет Елагин.

Хорошим отзывам на «Архивы» очень рад, но вообще-то Ваши дела очень продвинулись бы в Нью-Йорке, издателей нужно обрабатывать, как это делал Лимошка [Лимонов], сейчас он выходит в «Рэндом-хауз» с напутствием Бродского. Правда, без аванса, но с гарантированными деньгами на рекламу. Из него делают «Русского медведя в Нью-Йорке».

Что касается дамы-профессора из Чикаго (не жена ли крысоподобного П.П.?), то могу лишь повторить слова грубого и нехорошего Демиденко: «Что бы ей такого сделать? На нижнюю губу положить и верхней прихлопнуть».

«Зона» оформлена хорошо. Одно время я вырезал из писем Эткиндов, Некрасовых, Синявских комплименты насчет оформления, набора и малого числа опечаток (2), и хотел все это Вам послать, но решил, что Вы уже и сами все поняли. «Заповедник» будет еще лучше выглядеть. Кстати, Неизвестному очень нравится вся полиграфия его книги, и только про цвет он сказал: «Жаль, Игорь не понял, что мой цвет — черный». Метафизика, бля…

С одной стороны, я бы очень хотел, чтобы Вы перебрались в Нью-Йорк, но с другой — все русские учреждения здесь — неслыханная, устрашающая помойка: «Либерти», «Новая газета», «НА», «НРС», — всюду монстры, ужас и кошмар. «Руссику» пропустил, это что-то не правдоподобное. Девяносто процентов моих знакомых в Нью-Йорке — воры и подлецы. На этом фоне циники, или, скажем, бездушные эгоисты кажутся людьми вполне достойными.

Обнимаю Вас и всех девиц. Агенту удалось пристроить 4 моих рассказа во второстепенные журналы с малыми (до тысячи) гонорарами. И еще меня пригласили в настоящий американский Пен-клуб, не тот, где командует Марк Поповский, а в Главный. Говорят, это дает возможность экономить на авиабилетах.

С.

Ефимов — Довлатову

27 января 1983 года

Дорогой Сережа!

Помните, как в Союзе писателей доносчик, засадивший в лагерь писателя Клещенко, говорил ему за рюмкой: «Ну, ты хоть благодарен мне за то, что я тебя от фронта спас?» Так и Меттер через пять лет будет говорить: «Да ведь это я его с настоящей американской жизнью познакомил. Без меня бы он и в суд не попал, и описать бы его не смог». Но все равно — тошно.

Рецензию Андреева на «Архивы», посланную Вами, получил давно и уже кому-то подсовывал — спасибо.

Пишу же главным образом вот зачем: мне пришло в голову, что рассказу про Лену самое место в «Заповеднике». Хоть в первой части, хоть во второй. Там единственное смазанное место — жена. А так как Вам все равно не вырваться из тисков своей биографии, используйте его там, а? Все сразу станет глубже, человечней, убедительней. Да и «Заповедник» все же ближе к беллетристике, чем «Наши», не будет этого ощущения, что вот мол, жену не жалеет, живьем в мемуары запихивает. Подумайте, Сережа, не отметайте идею с порога.

Если и будем перебираться в Ваши края, то поселимся в часе езды от этого города-вертепа-бедлама — не ближе. Но пока непохоже. Слишком много удобства для нас в местной жизни, слишком трудно перестраиваться.

Обнимаю, желаю успеха и Правосудия,

Ваш Игорь.

Довлатов — Ефимову

31 января 1983 года

Дорогой Игорь!

Рассказ про жену из «Наших» мог бы, наверное, слегка оживить «Заповедник», да и вплести его в ткань было бы не очень сложно, и все же это невыполнимо: в «Наших» появится дыра на месте жены и придется что-то дописывать — без жены семейный альбом не выходит; так лучше я допишу что-нибудь в «Заповедник», тем более что рукопись у Карла и поступила к нему как законченная. С другой стороны, я знаю, что жена в «Заповеднике» самое слабое место, и главные переделки идут по этой линии.

Я когда-то начал пересказывать Вам вторую часть «Заповедника», и Вы обидно рассмеялись, может быть, дело в том, что пересказ (не сюжета, а замысла, простите за пышное слово) выглядит глупо. Я хотел изобразить находящегося в Пушкинском заповеднике литературного человека, проблемы которого лежат в тех же аспектах, что и у Пушкина: деньги, жена, творчество и государство. И дело отнюдь не в способностях героя, это как раз неважно, а в самом заповеднике, который трактуется наподобие мавзолея, в равнодушии и слепоте окружающих, «они любить умеют только мертвых» и т. д. Я бы охотно изобразил Бродского, но мне не дотянуться до его внутреннего мира, поэтому ограничусь средним молодым автором. Жена (один из аспектов) полностью безжизненная, надо что-то придумать.

Будем очень рады, если Вы поселитесь в часе езды от Нью-Йорка. Тем более, что это значит — жить в самом Нью-Йорке. Я тоже живу в часе езды, например, от Вайля или от Брайтона.

Между тем, хоть я и живу в центре американской культуры, моя переводчица губит меня, нарушает все сроки, срывает идеи и планы. Издательство полгода назад заказало заявку на «Зону», вчера я позвонил Ане в Балтимор и услышал, что она прочла 45 (!) страниц и что ей очень нравится. Выхода нет, потому что Анн Фридман — единственная доступная мне хорошая переводчица, все переводы других славистов (штук восемь) отвергнуты редакциями и агентами. Кроме того, Аня, при всем ее романтизме, скорби и одухотворенной красоте, жестко отшивает конкурентов, а сама родила дочку и не имеет времени для работы. Простите, что жалуюсь.