Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий

Следом было напечатано интервью с экс-послом, который сообщил, что потеряв официальное положение во Франции после прихода к власти в России большевиков, он намерен с семьёй «пожить спокойно в нейтральной Испании, пока положение в России не прояснится».

На ехидный вопрос журналиста, не собирается ли он с сыном присоединиться к Армии Волонтёров генералов Корнилоффа и Алексееффа, чтобы сражаться за освобождение России от большевиков, папА ответил, что «с радостью сделал бы это», но не знает «как это осуществить на практике, ведь Белая Армия не контролирует ни одного порта, в который можно доплыть из Европы, и ни метра границы со странами Антанты или нейтральными государствами, так что придётся ждать».

На другой ехидный вопрос журналиста о дочери Элен, которая, как известно, отправилась в Россию с корпусом колонеля Климофф, и по слухам даже сожительствует с ним, папА ответил, что «дочь опозорила нашу семью, связавшись с изменником и мятежником Климовым». Правда, отрекаться и проклинать не стал...

Елена невольно усмехнулась: Истинный дипломат оставил себе возможность отступить не теряя лицо. Настроение у девушки поднялось. Семья, несмотря на все с ней разногласия, в безопасности, В Испании им вряд ли что-то может угрожать.

— Кстати, а почему в Испании?.. — задалась вопросом Елена. — А не в Дании, Норвегии, Швеции, или, к примеру в Голландии? Неужели прав Михаил, и Антанта может строить планы оккупации Скандинавии, чтобы окружить немцев с севера и окончательно отрезать им морскую торговлю с нейтралами? Или высадки в Голландии, чтоб захватить Рур и долину Рейна, ударив в тыл немецкого фронта во Франции? У папА всегда было хорошее чутьё, опасность он чувствует прекрасно. Недаром успешно унёс ноги из Парижа в Руан, а потом из Руана на остров Джерси. Ладно, поживём увидим. Как говорит Климов: «будет ночь — будут жертвы». Странные у него всё же поговорки... Вроде бы всё по-русски, только нигде в России так никто не говорит...

Девушка отложила газету и снова начала работать. После объявления Русского Освободительного Движения, Климов нагрузил её дополнительной работой, поручив подготовить создание Женского Русского Освободительного Движения (сокращённо ЖенРОД), которое должно привлекать к РОД прекрасную половину России. Малиновский, кстати, удостоился аналогичного поручения по молодёжной части. Ему было поручено создать Молодёжное Русское Освободительное Движение (или же МладРОД). И вот уже который день Елена корпела над программой и уставом ЖенРОДа.

«Ещё бы знать, как всё это делается?!» — опечалилась Елена, ничегошеньки не знавшая о создании общественных организаций, и тем более не имевшая никакого опыта в их создании. — Женсовет, что ли, привлечь? Вроде бы там несколько дам создавали благотворительные общества, должны хоть что-то знать. А ещё поговорить с местными феминистками, хоть Михаил их и не любит. Но они свои организации с начала прошлого года во всю создают. Да, хоть с той же Софьей Игнатьевной Запольской, давеча приходившей к Михаилу с меньшевиками, побеседовать. Глядишь, присоветует что полезное... Решено! Сегодня же и встречусь!»

Елена начала подниматься из-за стола, и вдруг, согнувшись и зажав рот рукой, бросилась в уборную, где быстро рассталась с съеденным час назад обедом.

— Да что же такое? — забеспокоилась Елена. — Уже вторую неделю мутит, тошнит. И женские дни второй месяц не приходят. Надо сходить в госпиталь, показаться врачам. Заодно и Мату, в смысле Марго, с собой возьму. Она тоже последнее время на самочувствие жалуется…

Седьмого марта состоялся суд над Евгенией Бош и несколькими членами Румчерода. Судил «трудовой трибунал», свободно избранный от всех одесских промышленных предприятий. Климов «устранился» вполне намеренно, чтобы показать всей России отношение именно трудящихся к представителям «рабоче-крестьянской власти», что должно было стать еще одним идеологическим ударом по Ленину с сотоварищи.

Трудящиеся полковника не подвели. В итоге ее и троих подельников, а именно Белого — главу ревтрибунала, Раузе — военного комиссара и Хмельницкого — комиссара юстиции, приговорили к расстрелу за «преступления против человечности», как с подачи Михаила обозвали незаконные пытки и просто живодерские расправы. После чего тем же вечером расстреляли, причем не люди Климова, а местные добровольцы из семей обычных одесситов пострадавших от «красного террора». А вместе с ними и тех, кто с радостью занимался всем этим непотребством. Даже в штрафбат их Михаил отказался зачислять. А ну как выживут?

Согласились на сотрудничество члены еврейской партии «Поалей Цион». Задание у них пока было только одно — наблюдать за польским и чехословацким корпусами, а также гайдамаками Центральной Рады. Особенно Климова интересовал аэродром под Винницей, где находилась эскадрилья тяжелых бомбардировщиков Сикорского «Илья Муромец», ну и истребители там имелись. Противник не мог не попытаться использовать эти машины в борьбе с РОДом.

Кроме «Рабочих Сиона» в этой встрече участвовали и серповцы. Так называли еврейских эсеров из социалистической еврейской рабочей партии (СЕРП). От «Поалей Цион» они отличались верой не в марксистский, а в народнический вариант социализма, да тем, что главную ставку делали на кибуцы (израильская разновидность колхозов), а в остальном все тоже самое. Серповцы тоже согласились сотрудничать на тех же условиях что и их «евромарксистские» коллеги, так что переговоры закончились к взаимному удовольствию сторон.

Климов был откровенно доволен: еврейские глаза и уши есть во всех городах и местечках, от Каменец-Подольска до Ростова и от Ялты до Полоцка, а еврейская «пантофельная почта» в черте оседлости славилась еще век назад.

«Вот и появилась у меня своя внутренняя разведсеть, — подумал он после ухода представителей еврейских делегаций. — И самое смешное, что она не стоит мне ни гроша!»

Сербы пока отмалчивались. Намекнули только, что окончательный ответ дадут по результатам захвата Крыма. Но оно и понятно, их ведь на кораблях придется перебрасывать.

Неожиданно заявилась внушительная делегация женщин… в шинелях и потребовали встречи с полковником.

— Кто такие? — поинтересовался он у бледно выглядящей Елены.

«Надеюсь не тиф и тем более не чахотка какая-нибудь, — с тревогой подумал он. — Хотя вроде симптомы не совпадают ни с тем и ни с другим. Значит… хм-м… токсикоз?»

Климов мысленно несколько напрягся. Отношения с Еленой получались какими-то странными. Зная ее «мозговой вывих» на суфражизме он старался не давить в этом направлении давая ей возможность принимать решения самой.

«Но похоже надо прояснять ситуацию и ставить точки над всеми «ё», — снова подумал Михаил. — А то еще обидится… Суфражизм суфражизмом, но не доводить же ситуацию до того, что она сама вынуждена будет делать мне предложение?! Это будет как-то совсем уже не в масть!»

— Твои соидейницы феминистки?

— Нет… хотя и они здесь присутствуют. Здесь в Одессе начали формировать женский ударный батальон смерти, но так и не сформировали, а с приходом большевиков так и вовсе распустили. Вот это они и есть.

«Ах да… была же эта ненормальная… как же ее… — пощелкал пальцами Михаил пытаясь вспомнить имя, прежняя четкость памяти, что имелась сразу после переноса его сознания, постепенно уходила и теперь требовались некоторые усилия, чтобы что-то вспомнить. — А! Мария Бочкарева! Что вполне соответствовала своей фамилии, с виду бочка бочкой и на лицо страшная как смерть от газовой атаки…»

— И чего хотят?

— Закончить начатое и сформировать батальон.

— На кой, стесняюсь спросить?

— Не знаю… Может все дело в том, что твоя идея с правом быть избранными и избирать только тем, кто прошел военную службу сыграла свою роль…

Климов понятливо кивнул. Он сам запустил такой слух в народ, чтобы люди обсосали идею со всех сторон и постепенно привыкли к ней, чтобы позже не возникло резкого неприятия и даже более того, стали считать ее правильной.