Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий

Ехать к полковнику, Блюмкину очень не хотелось, но отказать государственному комиссару внутренних дел, приехавшему в отряд с полудюжиной танков и ротой отборных головорезов, вооружённых самозарядками, ручными пулемётами и гранатомётами сделанными из винтовочных обрезов с приваренными к ним стальными чашками–цилиндрами в которые вставляли самодельные гранаты похожие на известные в эсеровских кругах бомбы–«македонки», как–то не получилось...

— Я одессит. Я из Одессы, здрасте. Хочу открыть вам маленький секрет. Вот вы спросите: Ты имеешь счастье? И я отвечу: Чтобы да — так нет...

Прервал Михаил затянувшееся молчание.

— Это ведь про тебя, Яша. Знаешь, глядя на тебя вспоминаются строки из письма начальника парижской полиции при Луи Пятнадцатом, месье де Сартина, московскому обер-полицмейстеру екатерининских времён Архарову: «Узнав о ваших делах, не могу довольно надивиться на вас». Я тоже не могу на тебя довольно надивиться, Яша, и решить, что с тобой делать. По идее, надо бы расстрелять. Посольства целее будут. Тем более что если большевики усидят, ты этого всё равно не избежишь...

— Товаришь полковник, за что расстрелять? — побледнел Блюмкин, — И при чём тут посольства?

— Про посольства я тебе как-нибудь потом объясню, — спокойно ответил Климов. — Возможно. А за что расстрелять? Ну хоть бы за Государственный, я подчёркиваю это слово, банк, который ты грабанул с твоим дружком Япончиком.

— Это была экспроприация на дело революции... — робко возразил Блюмкин.

— И изрядную часть «экспроприированного» ты положил в карман тоже на дело революции? — иронически поинтересовался полковник.

— Вы, товарищ полковник, тоже банки в Лионе грабанули! — попытался контратаковать Блюмкин. — И куда как поболее моего там взяли! Газетки иностранные мы читаем.

— Грабанул, — не стал отрицать Климов. — И не сожалею. Только у меня всё на армию и партию идёт, к рукам ничего не прилипает. Впрочем, не банком единым. Можно ещё вспомнить твоего дружка, литовского анархиста Бирзе, который на деле никакой не Бирзе, в вовсе даже Эрдман, и не литовец а латыш, и не анархист, а полковник и член белогвардейского Союза Защиты Родины и Свободы бывшего эсера и нынешнего корниловца Савинкова, ну и до кучи — английский шпион. Кстати, Анисимов и его ребята этого Эрдмана-Бирзе взяли, и раскололи чухонца до самых потрохов. Завтра расстреляем. Так что, Яшенька, приставить тебя к стенке, при желании можно в любой момент.

Полковник окинул бледного Блюмкина внимательным взглядом.

— Но, как уже было сказано, я не могу на тебя довольно надивиться, выражаясь старинным штилем. И просто рука не поднимается так бесхозяйственно использовать такой штучный материал... Скажи, ты хочешь яркую и красивую, хотя и рискованную, жизнь, полую приключений, много женщин, шика, славы, и даже место в Истории? ОТВЕЧАТЬ!!! — вдруг гаркнул Михаил, треснув кулаком по столу.

— Хочу! — вздрогнув, выдохнул взбодрившийся Блюмкин, который вдруг со всей ясностью понял, что сейчас решается его судьба, и что из этого кабинета есть две дороги. Одна, скорее всего, ведёт к ближайшей стенке, в сопровождении хмурых парней с самозарядками, может быть с недолгой задержкой в ведомстве Анисимова. А вот другая... Куда именно ведёт другая, Яков пока не понимал, но чувствовал, что это будет чем-то заманчивым, судя по словам полковника.

— Тогда присаживайся, — кивнул Климов на стул с другой стороны стола, — и слушай сюда. В Одессе тебе делать нечего. В России — тоже. Я сначала хотел отправить тебя в Южную Америку на конспиративную работу. Даже паспорт заготовил на имя Бубы Касторского. Наверняка, ты и там бы неплохо справился... Buenos Aires, schlmazl. Besame mucho! — произнёс половник странную фразу на испанском и идише, из которой Блюмкин тем не менее понял, что речь видимо шла о поездке в Аргентину. — Но потом я придумал для тебя другое дело, — продолжил тем временем Климов, — Думаю, на Ближнем Востоке ты будешь полезнее чем за океаном. Вот, смотри!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Михаил достал из папки какие–то бумаги и протянул Блюмкину.

— Что это? — поинтересовался Яков, беря бумаги.

— Секретные договоры французов с англичанами, о том как подтереться обещанием независимости для арабских провинций Турции, данным восставшим против турецкой власти арабам, и поделить эти провинции между Парижем и Лондоном. Тут русский перевод и подлинники, самые настоящие, не сомневайся. — оскалился Михаил.

— Да уж не сомневаюсь, — усмехнулся Блюмкин, — читали про договор по Италии и по Проливам. Посмотрю оригинал.

— А ты французский знаешь? — удивился Климов.

— Маракую понемногу, — подтвердил Яков, откладывая перевод.

— Откуда? Разве там языки учат, в этой вашей начальной школе, как же её?.. — полковник пощелкал пальцами.

— Талмудатора. Нет, там не учат. Самоучка. В Одессе учителей хватает, только плати... — ответил Блюмкин вчитываясь в документы...

«Ну да, Малиновский так же учился…» — вспомнил Михаил.

Некоторое время в кабинете царила тишина. Блюмкин читал бумаги, Климов ждал.

— И что мне с этим делать? — поинтересовался Блюмкин, закончив чтение.

— Как что? Показать арабам, ясен перец! — ухмыльнулся полковник. — Они должны знать за каких идиотов Антанта их держит. Да, ты всё правильно понял. Поедешь в те места. Сирия, Месопотамия, Аравия... Понятно, не как Яков Блюмкин. Вот, держи, — полковник достал из папки ещё одну стопку документов, в том числе старинного вида бумаг и даже пергаментов, покрытых вязью арабицы. — Тут перевод на русский с транскрипцией. Заучи лучше, чем эту вашу Тору с Талмудом. Теперь ты никакой не Яков и не Блюмкин, а Якуб ибн Хаджибей аль Денизи, сейид, то есть потомок Пророка Мохаммеда в сам выучишь каком колене.

— Якуб Одессович Морской? — заржал Блюмкин, поддержанный Климовым.

Оба понимали в чём тут соль. А вот арабы с которыми придётся иметь дело будущему Якубу, вряд ли сопоставят «отчество» Хаджибей с названием Одессы при турках, а «фамилию» Денизи с турецким названием Чёрного Моря — Кара Дениз.

— Он самый! — с улыбкой кивнул полковник. — Родословная, кстати, большей частью подлинная, и пергаменты настоящие, зацени. Была реально в Сирии такая ветвь потомков Пророка, в XVI веке, после турецкого завоевания, перебрались в Турцию, делать карьеру, да не повезло им. В конце XVII века, во время одного из янычарских мятежей, всех перебили. Но, как теперь выясняется из документов, не всех. Один отпрыск оказывается скрылся в горах нынешней Болгарии, в селениях местных Помаков, омусульманеных болгар, и оставил потомство, которое там проживало. Вот ты, Якуб, и твой папа Хаджибей аль Денизи, по документам прямые потомки этого отпрыска по мужской линии. Не беспокойся, бумаги качественные, комар носу не подточит. Вряд ли даже опытные европейские эксперты отличат от подлинников, а уж среди арабов и их ближневосточных соседей, таких умельцев и вовсе нет, и очень нескоро будут.

— Откуда такие? — поинтересовался Блюмкин, перебирая документы.

— Места знать надо! — Климов поднял вверх указательный палец правой руки.

Собственно, документами он был обязан Гумилёву и Анисимову. Гумилёв имел в Одессе много знакомств, благодаря своей жене, одесситке Анне Горенко, куда более известной под литературным псевдонимом Ахматова. И хотя к 1918 году их брак уже фактически распался, одесские связи никуда не делись, и экс-прапорщик, ставший за отличие в бою с американцами под Женевой подпоручиком, а за взятие Одессы получивший погоны поручика, вскоре отыскал в городе местного профессора-коллекционера, увлекавшегося собиранием восточных родословных.

Профессор не хотел расставаться с одним из перлов своей коллекции, но его прихворнувшей внучке потребовалось какое-то редкое лекарство, выкупленное Гумилёвым с санкции полковника у одесских контрабандистов. В обмен на лекарство поэт и доставил Климову старинные пергаменты и бумаги.