Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти речи так же распространялись дополнительно по селениям в виде листовок как Манифест Русского Освободительного Движения — широкого непартийного фронта, объединяющего сторонников этих идей.
Верхушка одесских большевиков все это видела и под дополнительным влиянием компромата, что сыграл роль тарана, начала активно распадаться сразу на три примерно равные части. Началась борьба за власть, как это обычно и водится.
Одна часть объявила компромат подделкой и стояла на своем.
Вторая часть поверила предоставленным документам (или сделала вид, что поверила по своим шкурно-политическим причинам) и стала открещиваться от первых, но осталась верна марксистскому учению «от» и «до» в надежде на пролетариат, что так же останется тверд в убеждениях.
Третья — видя разброд и шатание как среди руководства, так и в народе, быстро поняла, что в случае выборов мест всем в Совете Одессы не хватит, и чтобы зацепить хоть за какой-то хлебный пост, выходили из прежней партии и начали записываться в СДПР в надежде, что их по старой памяти изберут те из жителей, кто раньше голосовал за большевиков, но тоже стал склоняться к СДПР.
Крепче всего держались левые эсеры и меньшевики, более того обвиняя СДПР в том, что они слямзили часть пунктов из их программ.
«Ага, в суд еще подайте за плагиат», — посмеивался по этому поводу Михаил.
Еще часть агитбригад разлетелась по селам и весям, а также городкам, ведя агитацию среди населения, но главной их задачей стало отыскать «бесхозных» солдат. А их тут по всей Окраине бродило многие тысячи. В одном только Киеве находилось около двадцати тысяч солдат. Во время восстания большевиков против Центральной Рады они остались нейтральными наблюдателями, но чем дальше, тем меньше таких нейтралов останется, так или иначе рассосутся, кто в банды да всяким «зеленым» пойдет от бескормицы, кто к большевикам присоединится раз уж город под их властью, а найдутся и такие, кто к белым прислонится.
И вскоре в Одессу потек тоненький ручеек таких завербованных (или просто согласных на все, лишь бы с голоду дальше не пухнуть), коих распределяли по ротам и полкам РОДа.
Глава 6
21Подходила к концу зачистка Одессы от бандитской сволочи. Увы, но повязать удалось немногим более двухсот человек. Малое количество арестованных объяснялось даже не активным сопротивлением и следовательно уничтожении на месте, таковое случалось редко, а просто большинство урок сбежало в катакомбы коими славилась Одесса.
А вот детей, что прятались по чердакам да подвалам наловили под пять сотен. Этот южный город славился у беспризорников со всей России. Этакий зимний «курорт», где можно переждать северные лютые морозы и подкормиться. Их пока тоже запихивали в РОД «сынами полков».
Сколько бандитов скрылось под землей никто сказать не мог даже примерно, цифры называли разные, от двух тысяч до шести, а кто-то и все десять. И все эти твари конечно же вылезут из-под земли, как только Климов уйдет из города. Да, часть войск оставит, тысяч пять для обороны, да и просто чтобы местные чего не учудили, как в поговорке: кот из дому — мыши в пляс, но справиться с такой оравой они не смогут. А те станут мстить, стреляя по солдатам и КОПам из-за угла. В общем проблему требовалось решать радикально, раз и навсегда.
И у Климова имелась одна идея.
Встретившись с контрабандистами, он им сказал, показывая на ящики:
— Вот в этих ящиках листовки и свечки. Я прошу вас спуститься в катакомбы и расклеить или просто разбросать мой ультиматум, ну и свечки рядом зажечь, чтобы они точно не прошли мимо.
Прочтя текст, контрабандисты только вскидывали брови и качали головами. Но никто ничего не сказал, репутация у Водяного была еще та, и ни у кого не возникло сомнений, что он не сделает то, что пообещал в своем ультиматуме.
Некоторые разве что подумали: «А каким станет его новое прозвище?»
Как бы там ни было, но контрабандисты выполнили поручение полковника и раскидали листовки в катакомбах. Пошли сутки, что Климов дал уркам на раздумья и добровольную сдачу. Но вышедших на поверхность оказалось даже еще меньше, чем выловили в городе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ну что же, они сами выбрали свою судьбу. Начинайте.
Солдаты Химического батальона начали открывать краники у баллонов и по шлангам в подземелья, через множество обнаруженных ходов, пошли газы. В Российской империи тоже изготовили до хрена всякой разной дряни, но особо ее не использовали и на складах, в том числе в Одессе скопилось просто огромное количество всякой химии.
На первых порах решили использовать относительно гуманные средства — слезогонку, что-то вроде хлорпикрина. И практически сразу на поверхность как крысы полезли бандиты с соплями и слезами.
— Изверги! — орали они.
— Твари!
Их всех тут же вязали.
Где-то попытались прорваться с боем, но каждый выход заминировали МНД и поставили пулеметы. Так что стоило только бандам выскочить и начать стрелять, как их подрывали и зачищали из пулеметов.
В итоге за сутки выползло под две тысячи человек.
— Начинайте второй этап, — кивнул Климов.
Химики начали открывать баллоны с настоящими боевыми отравляющими газами.
Наверняка, даже после такой химической атаки кто-то уцелеет, мало ли закутков, которые можно перекрыть, но имея вентиляционную отдушину. Но сколько их будет? Сотня? Две?
Теперь полковнику предстояло решить, что делать с плененными урками, а их в общей сложности с учетом того, что удалось поймать во время штурма и последующей зачистки, насчитывалось больше трех тысяч человек.
Расстрелять?
Можно. Но только это пустой перевод патронов и ресурсов. Ведь даже дерьмо можно пустить на удобрения. А тут такая масса людей, пусть и конченых.
Климова всегда удивляло то обстоятельство, что во время войны погибает цвет нации, а в живых остаются всякие доходяги и вот такие мрази, сидящие по тюрьмам. Ведь это же неправильно! Должно быть наоборот, что во время войны в расход надо пускать вот этот человеческий мусор.
Всех плененных бандитов со связанными руками в итоге построили в поле под прицелом нескольких пулеметов.
— Что, думаете вас всех ждет расстрел по суровым военно-революционным законам? — обратился к ним полковник. — Нет, я вас обрадую, а может кого-то огорчу, но так легко вы не отделаетесь! Вы все твари, очень долго жировали на народном теле, как какие-то паразиты вроде глистов, высасывали из него кровь. Но за все в этой жизни надо платить, и вы заплатите. Более того, у части из вас даже пусть маленький, но шанс выжить. Итак, я принял решение сформировать из вас штрафные батальоны. У вас есть только одна возможность покинуть его живыми — получить увечье несовместимое с продолжением службы. Порядки в штрафбате простые, за любое нарушение приказа — расстрел. Более того, за преступление одного, отвечает весь десяток — отделение, и далее по восходящей. Пример: побег одного — расстрел всего десятка. Побег десятка — расстрел всей сотни. Побег сотни — расстрел всего батальона. Так что присматривайте друг за другом, от этого зависит ваша жизнь и лучше сами удавите ненадежного.
— Что же это за жизнь такая?! — воскликнул один из бандитов в возрасте, похоже из «иванов».
— Лично для тебя, уже совсем никакой, — сказал Климов и достав пистолет, выстрелил в говоруна.
Толпа угрожающе загомонила.
— Молчать! Еще один звук и заговорят пулеметы!
Бандиты не послушали, послышались оскорбления и угрозы.
— Огонь!
Застучал пулемет, скашивая первые ряды. Одна пуля валила минимум по два человека.
Остальные бандиты тоже попадали на землю, чтобы их не зацепило.
Выпустив очередь на полсотни патронов, пулемет замолчал.
— Встать!
Бандиты начали вставать с ошарашенными лицами. До них похоже только сейчас начала доходить вся серьезность ситуации, в которую они попали. И это после всего произошедшего: подрыва поезда и газовой атаки катакомб.