Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого - Хелен Плакроуз

интерсекциональность – это способ понимания и исследования сложности мира и человеческого опыта. События и условия социальной и политической жизни, а также внутреннее «я» редко понимаются как следствие какого-то одного фактора. Как правило, они формируются под влиянием множества факторов, причем разнообразных и воздействующих друг на друга. Если речь идет о социальном неравенстве, жизнь людей и организацию власти в отдельно взятом обществе лучше понимать как формируемые не одной осью социального разделения, будь то раса, гендер или класс, а многими, работающими вместе и влияющими друг на друга. Интерсекциональность как аналитический инструмент позволяет людям лучше понять сложность мира и самих себя[286].

Интерсекциональность допускает существование почти бесконечного числа осей социального разделения, однако их недопустимо сводить к индивидуальному. (Часто шутят, что индивид – это закономерный конечный результат интерсекционального подхода, подразделяющего людей на все более малочисленные группы, но это противоречит ключевому упору на групповую идентичность. Даже если индивид представляет собой уникальную смесь маргинализированных идентичностей и, таким образом, уникален, с точки зрения интерсекциональности его следует рассматривать исходя из каждой в отдельности и всех в совокупности групповых идентичностей, а не как индивида. А как именно это делать – подскажет Теория.) Следовательно, категорий, которые волнуют интерсекциональность, великое множество. Помимо расы, пола, класса, сексуальности, гендера, религии, иммиграционного статуса, физических способностей, психического здоровья и размера тела, существуют и подкатегории, такие как точный оттенок кожи, телосложение, мудреные гендерные и сексуальные идентичности, число которых достигает нескольких сотен. Каждую из них необходимо осмыслить по отношению ко всем остальным, чтобы можно было определить и задействовать позиционность, создаваемую каждым их пересечением. Более того, это не просто усложняет внутреннюю структуру интерсекциональности. Путаница создается еще и потому, что интерсекциональность в высшей степени открыта различным интерпретациям и одновременно оперирует слишком большим числом элементов идентичности – каждый из них по-разному соотносится с относительной степенью маргинализированности, но не все напрямую сравнимы.

Однако на самом деле во всеохватывающей идее интерсекциональности нет ничего сложного, равно как и в Теориях, на которых она выстроена. Проще не бывает. Интерсекциональность постоянно занимается одним и тем же: отыскивает дисбаланс власти, нетерпимость и предрассудки, которые, по ее предположению, обязаны существовать в обществе, и цепляется к ним. Она сводит все к одной-единственной переменной, одной-единственной теме для обсуждения, одному-единственному ориентиру и интерпретации – предрассудкам, понимаемым в соответствии с описанной Теорией расстановкой сил. У разрозненных результатов может быть одно и только одно объяснение – нетерпимость, построенная на предрассудках. Нужно лишь определить, как именно это проявляется в каждой конкретной ситуации. Таким образом, интерсекциональность всегда предполагает, что в каждой ситуации существует некая форма предусмотренных Теорией предрассудков и необходимо найти этому доказательства. Таким образом, это инструмент – «практика», – призванный сгладить все сложности и нюансы, чтобы продвинуть политику идентичности в соответствии со своим видением.

Кастовая система Социальной Справедливости

По причине своей внутренней сложности и зацикленности на угнетении интерсекциональность изрешечена разделами и подкатегориями, конкурирующими или даже напрямую противоречащими друг другу. В США некоторые утверждают, что белые геи[287] и нечерные цветные люди – обычно рассматриваемые как маргинализированные группы – должны признать свою привилегированность и античерность (anti-blackness)[288]. Это может привести к требованию, чтобы чернокожие люди с более светлым оттенком кожи признали свои привилегии относительно чернокожих с более темным оттенком кожи[289]. Чернокожих гетеросексуальных мужчин описывают как «белых среди черных»[290]. Также нередко можно услышать аргументы, что транс-мужчины, хоть и по-прежнему испытывают угнетение по причине своего транс-статуса, должны признать привилегии, которые принес им статус мужчины[291], а кроме того, способствовать усилению голосов транс-женщин, которые считаются угнетенными в двойной мере, поскольку являются и транс-людьми, и женщинами. Геи и лесбиянки запросто могут обнаружить, что их вообще не считают угнетенными, особенно если они не испытывают сексуального влечения к транс-мужчинам или транс-женщинам соответственно, что рассматривается как форма трансфобии и мисгендеринга[292]. Азиаты и евреи могут лишаться своего маргинализованного статуса из-за сравнительного экономического успеха их демографических групп, причастности к «белости» или иных факторов[293]. Квирность необходимо деколонизировать – то есть сделать более расово разнообразной – и подвергнуть ревизии ее концептуальные истоки в работах белых мыслителей вроде Джудит Батлер[294].

На деле попытка «уважить» все маргинализированные идентичности разом как уникальные голоса с присущей их культурным группам непререкаемой мудростью может приводить к разногласиям и противоречиям. Мы видели пример этого, когда Питера Тэтчелла[295], известного борца за права человека, обвинили в расизме за критику черных рэперов, записавших трек об убийстве геев[296]. Еще один пример путаницы по поводу того, кого нужно поддерживать в противоречивой ситуации, – мисгендеринг человека, называющего себя транс-женщиной, со стороны сотрудниц салона красоты, принадлежащих к этническому меньшинству, которые отказались провести депиляцию яичек на том основании, что их религия и обычаи запрещают контакты с мужскими гениталиями[297].

Вся эта «изощренность» подбрасывает интерсекционалистам работы, внутренних разногласий и противоречий, но служит делу объединения различных угнетаемых групп в одну метагруппу «угнетенных» или «иных» под сенью всеобъемлющего метанарратива социальной справедливости, стремящегося установить кастовую систему, основанную на описанных Теорией состояниях угнетения. Таким образом, социальная справедливость в современном понимании заметно отличается от борьбы за универсальные права человека, характерной для движения за гражданские права[298]. Либеральный, эгалитарный подход стремился и стремится уравнять возможности путем запрета дискриминации, устранения бесправия и победы над нетерпимостью, сделав предрассудки, основанные на незыблемых характеристиках, социально неприемлемыми. Таким образом, он ставит перед добропорядочным либеральным индивидом достижимую цель – относиться ко всем людям одинаково независимо от их идентичности. Подход социальной справедливости считает это в лучшем случае наивностью в отношении глубоко предвзятого общества, а в худшем – умышленным отрицанием того, что именно в таком обществе мы и живем. Единственный путь к добродетели в рамках Социальной Справедливости – признать, что этот дисбаланс власти и предрассудки существуют всегда и везде, облаченные в эгалитарные лживые обещания либерализма, и усердно отыскивать их, пользуясь правильными аналитическими инструментами Теории. Для Коллинз и Билге

социальная справедливость, может быть, самая дикуссионная из ключевых идей интерсекциональности, но именно она расширяет ее охват, распространяя на людей, использующих интерсекциональность как аналитический инструмент для достижения социальной справедливости. Работа на благо социальной справедливости не является обязательным условием интерсекциональности. Однако люди, использующие интерсекциональность в качестве аналитического инструмента, и люди, считающие социальную справедливость центральной, а не периферийной частью своей жизни, часто одни и те же люди. Эти люди, как правило, критикуют статус-кво, а не принимают