Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого - Хелен Плакроуз

и юридическая сегрегация продержались дольше всего, вплоть до середины 1960-х, – а в определенном смысле не исчезли до сих пор. Даже после успехов движения за гражданские права под руководством Мартина Лютера Кинга – младшего, когда дискриминация по расовому признаку стала незаконной, а отношение к вопросу расы изменилось удивительно быстро с точки зрения темпов истории, эти давние нарративы никуда не делись. Критическая расовая Теория стремится к их обнаружению, подчеркиванию и устранению.

Критический подход

Формально критическая расовая Теория возникла в 1970-х в контексте критических правовых исследований, обратившихся к вопросам расы. Слово «критическая» означает, что ее намерение и методы заточены непосредственно на выявление и огласку проблем, с помощью чего можно добиться революционных изменений. Ее возникновение было весьма актуально, поскольку, несмотря на ряд значительных, хотя и недостаточных изменений законодательства, направленных на предотвращение расовой дискриминации, многие активисты ощущали потребность продолжать работу над сохранявшейся, пусть и в менее наглядной форме, проблемой расизма. С этой целью они воспользовались популярными в то время инструментами культурной критики, в один прекрасный момент прибегнув и к Теории.

В результате критический расовый подход, как и другие методы культурной критики, в каком-то смысле всегда двигался как минимум в двух направлениях – «материалистическом» и «постмодернистском», – в равной степени удаляясь от универсального либерального начала. Расовые критики-материалисты размышляют о влиянии материальных систем – экономических, правовых, политических – на расовые меньшинства. Постмодернистские Теоретики, напротив, в большей степени озабочены лингвистическими и социальными системами и поэтому стремятся деконструировать дискурсы, выявлять скрытые предрассудки и противостоять лежащим в их основе расовым предпосылкам и установкам. По причине этого фундаментального расхождения в приоритетах некоторые материалисты критиковали оторванный от реальности и субъективный дискурсивный анализ постмодернистов (обычно процветающий в сытом уюте академических кабинетов), который игнорирует важные, повсеместные материальные проблемы, в частности бедность. Признавая практическую значимость материальной реальности, постмодернисты возражали, что добиться серьезных улучшений не получится, пока дискурсы продолжают приоритизировать людей белого цвета кожи.

В обоих воплощениях критическая расовая Теория отвергла либерализм в пользу более радикального пути. По словам критических расовых Теоретиков Ричарда Дельгадо[241] и Джин Стефанчич[242]:

В отличие от традиционного дискурса о гражданских правах с его акцентом на инкрементализме[243] и постепенном прогрессе, критическая расовая Теория ставит под сомнение сами основы либерального порядка, включая теорию равенства, построение юридических рассуждений, рационализм эпохи Просвещения и нейтральные принципы конституционного права[244].

Как отмечают Дельгадо и Стефанчич далее:

Исследователи в области критической расовой Теории недовольны либерализмом как основой для решения расовых проблем Америки. Многие либералы верят в цветовую слепоту (color blindness)[245] и нейтральные принципы конституционного права. Они верят в равенство, особенно в равное отношение ко всем людям, независимо от различий в их истории или текущем положении[246].

Это правда. Стоит отметить, что нелиберальная природа критической расовой Теории – один из весомейших и наиболее стойких поводов для критики в ее адрес.

Покойного Деррика Белла, первого афроамериканского пожизненного профессора Гарвардской юридической школы, многие считают родоначальником направления, которое мы обычно называем критической расовой Теорией. Белл изобрел этот термин, встроив расу в свою область специализации – критическую правовую теорию. Он придерживался материалистического подхода и, возможно, наиболее известен применением критических методов к пониманию гражданских прав и окружающих их дискурсов. Белл был открытым сторонником исторического ревизионизма, и большую известность ему принес тезис о «совпадении интересов» (interest convergence), выдвинутый им в книге 1970 года «Раса, расизм и американское право»[247]. Этот тезис заключается в том, что белые предоставляли права чернокожим только тогда, когда это было выгодно им самим, – неутешительный взгляд, отрицающий возможность любого морального прогресса со времен Джима Кроу. Здесь нет преувеличения – Белл подчеркнуто высказывает подобную позицию в книге 1987 года «Мы не спасены: бесплодный поиск расовой справедливости»[248]: «Прогресс в американских расовых отношениях по большому счету – мираж, скрывающий тот факт, что белые продолжают, сознательно или бессознательно, делать все возможное для обеспечения своего господства и сохранения своего контроля»[249]. Подобный циничный пессимизм пронизывает весь анализ Белла. Например, он также полагал, что белые отменили сегрегацию не для того, чтобы решить проблемы темнокожих, а чтобы продолжить преследовать собственные интересы и вместе с тем подавить черный радикализм в разгар холодной войны (да и в другие времена)[250]. Будучи убежденным, что в американском обществе существует всеобъемлющая и неустранимая система доминирования белых[251], он утверждал, что подобные изменения приведут к целому ряду новых способов укрепления превосходства белых и пренебрежения интересами черных – например, белому возмездию (white retaliation) или бегству белых[252] (white flight)[253]. Это вполне характерный настрой для критической расовой теории того времени. Современник Белла, Алан Фриман[254], был столь же циничен и пессимистичен и выпустил ряд юридических работ, в которых доказывал, что антирасистское законодательство на самом деле поддерживает расизм[255].

Разумеется, простого юридического равенства между расами недостаточно для решения всех проблем социального неравенства. Плодотворная работа по устранению измеримого неравенства в политической, правовой и экономической сферах ведется путем изучения финансирования школ в районах с преобладанием белого и черного населения; приговоров, вынесенных черным и белым преступникам; жилищных вопросов и вопросов кредитования в черных и белых сообществах; представительства черных и белых людей на престижных рабочих местах – с целью выяснения причин расхождений во всех перечисленных аспектах. Однако либералы (и не они одни) осуждают материалистических критических расовых Теоретиков не только за пессимизм. Например, те часто выступают за черный национализм и сегрегацию[256], а не за универсальные права человека и сотрудничество. Кроме того, их якобы эмпирический анализ материальной реальности, обычно демонстрирующий, что расизм и дискриминация вовсе не уменьшаются, порой страдает от тенденциозности и генерализации на основе худших примеров.

Пессимизм материалистов сохранился и в дальнейшем, а вот их методы канули в лету. С 1970-х по 1980-е годы материалисты преобладали в критическом расовом движении, но, начиная с 1990-х, на первый план все больше стали выходить постмодернисты. Со временем постмодернисты сосредоточили свое внимание на микроагрессии, языке вражды, безопасных пространствах, культурной апроприации, имплицитных ассоциативных тестах[257], освещении в СМИ, «белости» (whiteness) и всех знакомых сегодня атрибутах современного расового дискурса[258]. Во многом эти перемены стали результатом влияния группы женщин-Теоретиков, получивших известность в конце 1980-х – 1990-х годах и продвигавших радикальную черную феминистскую мысль: белл хукс, Одри Лорд[259] и Патриции Хилл Коллинз[260]. Эти исследовательницы с энтузиазмом размывали границы академических дисциплин, зажигательно дискутируя о патриархате и идеях белого превосходства, смешивая юридическое с социологическим, литературным и автобиографическим