Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого - Хелен Плакроуз

дискриминации, все это угрожает свести на нет значительный прогресс, достигнутый гей– и лесбийскими активистами в борьбе с убеждением, что их романтические и сексуальные влечения – всего лишь «жизненный выбор», который, если по-разному повернуть один и тот же принцип Теории, можно выставить как реальным, так и ложным. Хотя гомосексуальность была бы совершенно приемлемым жизненным выбором, множество фактов, а также огромное число свидетельство самих геев и лесбиянок указывают на то, что это нечто гораздо большее[228].

Активизму, стоящему на пренебрежительных, ироничных, антинаучных и трудных для понимания основах, сложно быть продуктивным. Людям, которые хотят, чтобы их пол, гендер или сексуальность были приняты в качестве нормы, не помогают и постоянные упоминания о том, что считать что-либо нормальным – уже проблематично. Поэтому, несмотря на то что квир-Теория делает вид, что защищает интересы лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров, большинство представителей ЛГБТ не посвящены в ее тонкости и не поддерживают ее. А поскольку она продолжает заявлять о себе как о единственном законном способе изучения и обсуждения тем гендера, пола и сексуальности, она продолжает причинять вред прежде всего тем, кому стремится помочь.

5. Критическая расовая Теория и интерсекциональность

Покончить с расизмом, видя его повсюду

Критическая расовая Теория – американский феномен. До такой степени, что, хотя ее идеи уже успели получить распространение и за пределами Соединенных Штатов, они по-прежнему пропитаны расовой историей этой страны. Согласно ей, раса – это социальный конструкт, придуманный для сохранения привилегий и превосходства белых людей[229]. Подобное представление возникло задолго до постмодернизма благодаря У. Э. Б. Дюбуа[230], утверждавшему, что понятие расы используется для продвижения биологических объяснений различий, которые на самом деле являются социальными и культурными, с целью закрепить несправедливое обращение с расовыми меньшинствами, особенно с афроамериканцами.

Есть веские причины согласиться с этим утверждением. Хотя некоторые усредненные различия между человеческими популяциями – цвет кожи, структура волос, разрез глаз и относительная восприимчивость к определенным заболеваниям – наблюдаемы и реальны, а географическое наследие человека можно определить при помощи тестов ДНК, неясно, почему все перечисленное считалось настолько значимым, что привело к разделению людей на группы, называемые расами. Начнем с того, что биологи вовсе не считают это значимым. Они говорят о популяциях, определяемых с помощью генетических маркеров в контексте незначительных отличий в эволюционном наследии, однако сведение этих отличий к тому, что мы обычно называем «расой», зачастую настолько ошибочно, что почти бесполезно с практической точки зрения. Например, «раса» не приносит особой пользы медицине, поскольку социально сконструированные расовые категории не слишком надежно проецируются на более осмысленную с биологической точки зрения генетическую родословную. Кроме того, современная идея «расы» не выдерживает исторической критики. Существуют убедительные основания полагать, что в ранние периоды человеческой истории раса не играла большой роли. К примеру, Библия, написанная более двух тысяч лет назад в Средиземноморском регионе, где можно было встретить черных, коричневых и белых людей, напичкана морализаторским трайбализмом, но в ней почти не упомянут цвет кожи. В позднесредневековой Англии упоминания о «черных» людях зачастую просто относились к темноволосым европейцам, которые сегодня считаются «белыми».

Даже учитывая другие факторы, раса и расизм в их современном понимании, вероятно, возникли как социальные конструкты, созданные европейцами для морального оправдания европейского колониализма и атлантической работорговли. Европейские историки выяснили, что предрассудки по поводу цвета кожи появились в раннее Новое время, в период примерно с 1500 по 1800 годы. Они утверждают, что в ходе XVII века предрассудки на основе религиозных различий уступили место расизму – вере в превосходство одних рас над другими[231]. Чтобы оправдать злодеяния колониализма, а также похищение людей, эксплуатацию их как рабов и жестокое обращение с ними, их следовало считать менее развитыми или вовсе не вполне людьми (даже если они приняли христианство). С этим часто возникает путаница, поскольку другие народы в другие времена тоже практиковали рабство, колониализм и даже империалистический геноцид и аналогичным образом оправдывали эти зверства, характеризуя порабощенных или завоеванных людей как низших и часто выделяя такие их особенности, как цвет кожи, волос и глаз, которые сегодня мы можем отождествить с расой. Подобная дискриминация, если не дегуманизация, была широко распространена уже давно, но в случае с Европой и ее колониями есть несколько ключевых различий и пространство для особого рода анализа.

Во-первых, до XVI века в Европе понятие расы не было устойчиво связано с наследственностью. До этого обычно считалось, что признаки вроде цвета кожи в основном зависят от окружающей среды, а не от генетики, хотя родственные понятия в древнегреческом (genos) и латинском (genus) языках, а также исторические данные из Китая и других стран указывают, что в полной мере происхождение не игнорировалось[232]. Во-вторых, сконструированное понятие расы определенно использовалось для оправдания злодеяний европейского колониализма и атлантической работорговли. В-третьих – что особенно важно, – ключевую роль в этом оправдании сыграли исследования в областях, которые сейчас называются социальными и естественными науками, хотя тогда они еще не подразделялись на современные антропологию, социологию и биологию, равно как и не выработали то, что мы сегодня считаем строгими научными методами.

Вышеописанное важно, поскольку натурализм и наука стремительно превращались в методологию производства знаний, а значит, и легитимации убеждений, подобной которой мир еще не видывал. Именно против легитимирующей власти науки постмодернизм в конечном счете выступает наиболее решительно. Подъем науки, а также интеллектуальной и политической культуры, всерьез воспринявшей научные знания, совместно с ужасами колониализма и трансатлантической работорговли привел к созданию нового социального конструкта – расы. В этом и заключается, по словам современных Теоретиков, «научное происхождение» расизма, которое можно понять как неправильное применение дискурсами весьма предварительных научных результатов, вследствие чего появились первые расисты – социальные конструктивисты. Другими словами, подобная упрощенная, ничем не сдерживаемая и корыстная научная классификация породила крайне примитивные категории «черного» (blackness) и «белого» (whiteness), вокруг которых незамедлительно выросли оценочные суждения. Появился расизм в его современном понимании.

Первыми, кто в XIX веке попытался бросить вызов предпосылкам, лежащим в основе расизма, стали бывшие американские рабы, такие как Соджорнер Трут[233],[234] и Фредерик Дуглас[235],[236]. Позднее, в XX веке, историю американского расизма описали его влиятельные критики, такие как У. Э. Б. Дюбуа[237] и Уинтроп Джордан[238],[239]. Работ этих исследователей и реформаторов должно было хватить для разоблачения бесспорной уродливости и несостоятельности расистской идеологии – однако вера в превосходство белой расы устояла. Особенно обостренной и долгоиграющей такая вера была на юге Америки, где рабство оставалось важным элементом экономики вплоть до освобождения рабов Авраамом Линкольном в 1863 году. Законы Джима Кроу[240], расовые ограничения