Лионель Линкольн, или Осада Бостона - Джеймс Купер

— Все-таки, майоръ Линкольнъ, вы позаботьтесь, чтобы вашъ знакомый былъ осторожнѣе. Такихъ рѣчей нельзя допускать въ осажденномъ городѣ. Вы, я думаю, сами понимаете, что значитъ осадное положеніе, такъ что я считаю лишнимъ вамъ это объяснять… Однако, войдемте въ церковь, господа, а то насъ тамъ уже, навѣрное, ждутъ.

Едва онъ со своей свитой сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, какъ снова раздался звонъ сабель и шпоръ. Появился его помощникъ Клинтонъ, тоже со свитой. Гоу сейчасъ же сдѣлалъ недовольное лицо, съ холодной вѣжливостью отвѣтилъ на привѣтствіе генерала-соперника и вошелъ въ церковь. Бергойнъ отсталъ отъ него, подлетѣлъ къ Клинтону и съ обычнымъ присутствіемъ духа успѣлъ сказать ему нѣсколько льстивыхъ словъ по поводу событія того дня, съ котораго зародилась къ Клинтону непріязнь въ главнокомандующемъ, такъ много ему обязанномъ за своевременную помощь. Клинтонъ поддался лести и вошелъ въ церковь съ самодовольнымъ чувствомъ вмѣсто подобающаго христіанину смиренія. За нимъ послѣдовали всѣ его адъютанты, секретари и офицеры. Ліонель остался опять наединѣ съ идіотомъ.

Джобъ съ самаго появленія главнокомандующаго замеръ въ совершенной неподвижности. Глаза его смотрѣли въ одну точку, но не видѣли ничего. Нижняя челюсть отвисла, придавая его лицу въ полномъ смыслѣ идіотскій видъ. Всякій сказалъ бы, что это человѣкъ выродившійся, лишенный малѣйшаго проблеска разсудка. Но какъ только замолкли шаги послѣдняго офицера, идіотъ успокоился, пересталъ бояться, всталъ на ноги и сказалъ тихо, но съ важностью:

— Шелъ бы онъ на Проспектъ, тамъ ему пропишутъ, что такое законъ.

— Упрямый, сбитый съ толку дуракъ! — крикнулъ Ліонель, безъ церемоніи вытаскивая его изъ ниши. Ты непремѣнно хочешь докричаться до того, чтобы тебя всъ полки запороли до смерти?

— Вы обѣщали Джобу, что гренадеры не будутъ его трогать, а Джобъ взялся за это ходить по вашимъ порученіямъ.

— Да, но если ты не научишься держать языкъ за зубами, то я свое обѣщаніе забуду и предоставлю тебя ярости всѣхъ гренадеровъ, какіе только есть въ городѣ.

— Кстати, изъ нихъ теперь осталась только половина, а прочіе всѣ перебиты. Джобъ слышалъ, какъ одинъ изъ нихъ, самый громадный, ревѣлъ, точно настоящій левъ: «Ура, королевскій ирландскій полкъ»! Но Джобъ приложидся изъ ружья и выстрѣлилъ въ него.

— Несчастный! — вскричалъ Ліонель, отшатнувшись отъ юродиваго. — На твоихъ рукахъ кровь Мэкъ-Фюза!

— На рукахъ? — не смущаясь, повторилъ идіотъ. — Я до него руками не дотрагивался. Онъ преспокойно издохъ, какъ собака, на томъ мѣстѣ, гдѣ упалъ.

Ліонель совершенно растерялся и стоялъ въ страшномъ смущеніи. Въ это время онъ услыхалъ, по стуку деревяшки, что къ нему подходитъ Польвартъ. Дрожащимъ отъ волненія голосомъ онъ сказалъ юродивому:

— Уходи ты отсюда. Ступай къ мистриссъ Лечмеръ и скажи… скажи Меритону, чтобы онъ хорошенько затопилъ у меня каминъ.

Джобъ тронулся было съ мѣста, но сейчасъ же остановился, поднялъ глаза на майора и жалобнымъ, умоляющимъ голосомъ проговорилъ:

— Джобъ совсѣмъ закоченѣлъ отъ холода. У старухи Нэбъ и у Джоба ничего нѣтъ дровъ и достать нельзя: все забираютъ солдаты. Позвольте Джобу погрѣться у васъ немного.

Ліонель позволилъ кивкомъ головы и направился къ другу. Онъ сразу догадался, что Польвартъ слышалъ если не весь разговоръ, то во всякомъ случаѣ часть, и что это на него сильно подѣйствовало.

— Что онъ такое говорилъ про Мэкъ-Фюза? — спросилъ Польвартъ, глядя вслѣдъ идіоту, который шелъ по улицѣ, покрытой снѣгомъ и льдомъ.

— Такъ, одна новая глупость со стороны этого дурака, — отвѣчалъ Ліонель.- A вы почему не въ церкви?

— Я былъ тамъ и ушелъ… Этому юродивому вы оказываете свое покровительство, но я боюсь, не черезчуръ ли вы ужъ къ нему снисходительны. Явился же я сюда по порученію пары чудныхъ голубыхъ глазъ, которые вотъ уже цѣлыхъ полчаса спрашиваютъ у каждаго входящаго въ церковь, почему такъ долго нѣтъ майора Линкольна.

Ліонель поблагодарилъ, принудилъ себя улыбнуться и вошелъ съ другомъ въ церковь, гдѣ занялъ съ нимъ мѣсто на скамьѣ мистриссъ Лечмеръ. Нашедшее на него молитвенное настроеніе отвлекло его мысли отъ Джоба и прочихъ непріятностей. Онъ слышалъ окодо себя прерывистое, тяжелое дыханіе любимой дѣвушки, стоявшей на колѣняхъ въ то время, какъ пасторъ читалъ относившіяся къ нему лично молитвы, и самъ невольно переполнялся чувствомъ признательности къ небу. На него сошло пріятное успокоеніе, умиленіе. Что касается Польварта, то онъ далеко не получилъ отъ молитвы такого утѣшенія, какъ его другъ, а когда ему пришлось вставать съ колѣнъ, онъ раскашлялся на всю церковь и такъ настучалъ и нагремѣлъ своей дервевяшкой, что обратилъ на себя вниманіе рѣшительно всѣхъ молящихся.

Пасторъ оказался человѣкомъ съ большимъ тактомъ и не сталъ утомлять вниманія генералитета образцами своего краснорѣчія. Одна минута ушла на произнесеніе священнаго текста съ достодолжнымъ выраженіемъ. Три минуты на вступленіе. Десять минутъ потребовалось на изложеніе двухъ основныхъ пунктовъ проповѣди и четыре съ половиной минуты на заключеніе. У всей паствы были довольныя лица: очевидно проповѣдь понравилась и краткостью, и ортодоксальнымъ содержаніемъ.

Когда всѣ подходили благодарить пастора и пожимали ему руку, Польвартъ, расхваливая во всѣхъ отношеніяхъ его проповѣдь, между прочимъ откровенно призналъ за ней и то достоинство, что она была восхитительно коротка.

Глава XX

Ну, моя Вильфрида, пусть не тревожитъ тебя что-либо такое, что можетъ повредить любви. Пусть ничѣмъ не задерживается благословеніе небесное. Отбрось всякое сомнѣніе и всякій страхъ.

Можетъ быть, и къ лучшему было то, что мистриссъ Лечмеръ за все это время, когда расцвѣтало счастье Ліонеля и Сесили, ни разу не появлялась на сценѣ. Въ тотъ самый день, когда Ліонелю сдѣлали операцію, и выяснился благопріятный исходъ, мистриссъ Лечмеръ, на радостяхъ, такъ быстро побѣжала къ себѣ въ комнату, что на лѣстницѣ зацѣпилась за собственное платье, упала и сильно расшиблась. Такое паденіе было бы тяжело даже и для женщины гораздо ея моложе. У нея сдѣлалось опасное мѣстное воспаленіе, такъ что пришлось уложить ее въ постель, съ которой она до сихъ поръ еще не вставала.

Возвратившись изъ церкви, Сесиль и Агнеса прямо прошли на половину больной, Польвартъ уѣхалъ къ себѣ на квартиру, а Ліонель остался одинъ въ отдѣланной рѣзьбою гостиной. Нѣсколько минутъ онъ ходилъ по ней изъ угла въ уголъ, размышляя о сценѣ у входа въ церковь и безотчетно взглядывая порою на рѣзныя украшенія по дереву, среди которыхъ фигурировалъ на почетномъ мѣстѣ его фамильный гербъ. Но вотъ послышались легкіе шаги, и въ комнату почти въ ту же минуту вошла миссъ Дайнворъ.

— Надѣюсь, что мистриссъ Лечмеръ теперь лучше? — спросилъ онъ, ведя ее подъ руку къ дивану и самъ садясь рядомъ съ ней.

— Ей настолько лучше, что она рѣшилась даже на свиданіе съ вами, — отвѣтила Сесиль. — Знаете, Ліонель, бабушка принимаетъ въ васъ необыкновенное сердечное участіе. Какъ ужъ она была больна, насилу выздоровѣла, а между тѣмъ каждый день, черезъ силу, справлялась о вашемъ здоровьѣ. Когда являлся докторъ, она отказывалась говорить съ нимъ о собственной болѣзни, пока тотъ не разскажетъ ей подробно о ходѣ вашей.

Сесиль, разсказывая это, даже заплакала, и ея личико потемнѣло.

— Мнѣ кажется, я этимъ обязанъ вамъ. Соединяя свою судьбу съ вашей, я становлюсь, конечно, гораздо дороже для мистрисъ Лечмеръ. Вы, конечно, ей все сказали?

— Могло ли быть иначе? Но только я сказала въ самое послѣднее время, уже послѣ того, какъ явилась полная надежда на ваше выздоровленіе. То есть, я просто дала ей прочитать ваше письмо, а до тѣхъ поръ держала его въ секретѣ. Она… она одобряетъ его, Ліонель.

— Значитъ, я не получу отказа?

— О, Ліонель!.. Вѣдь она на васъ смотритъ, какъ на главу своей фамиліи, и даже пристрастна къ вамъ.

— И вы разрѣшаете мнѣ попросить ее, чтобы свадьба состоялась безотлагательно?

— Какъ, въ такое печальное, тяжелое время? Не успѣли колокола отзвонить на похоронахъ вашего товарища, и друга, какъ вы уже хотите, чтобы они звонили на вашей свадьбѣ?

— Время тяжелое, вы правы, и потому нужно особенно торопиться. Гоу, несомнѣнно, скоро приступитъ къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Вамъ нужна будетъ опора и покровительство, а ваша бабушка уже такъ стара и такъ слаба. Я надѣюсь, Сесиль, что вы не откажетесь принять отъ меня теперь же эту опору и это покровительство. Позвольте мнѣ переговорить съ вашей бабушкой.

Сесиль ничего не сказала. Она только молча, улыбаясь сквозь слезы, подала ему свою руку.

— Такъ пойдемте же сейчасъ къ мистриссь Лечмеръ! Вы сами сказали, что она меня ждетъ.

Сесиль позволила Ліонелю взять ее подъ руку, и онъ повелъ ее черезъ весь домъ въ комнату мистриссъ Лечмеръ. Къ этой комнатѣ онъ подходилъ очень неохотно. Ему вспоминалась сцена въ жилищѣ старухя Нэбъ, приходили въ голову всѣ прежнія подозрѣнія… Но дѣло нужно было кончить ради любимаго, дорогого существа, и онъ отогналъ отъ себя прочь всѣ непріятныя мысли.