На закат от Мангазеи - Сергей Че

по тундре были разбросаны маленькие, до пояса, корявые березы и лиственницы. Редколесье становилось все гуще, и когда они добрались до узкого залива, то увидели на его берегу сплошной бурелом из сгнивших деревьев, кустарников и принесенного морем почерневшего мусора. За заливом чернела сплошная стена обрыва, испещренная глубокими трещинами, по которым карабкались разноцветные полосы скудной растительности.

Лодку они нашли у самой воды, до половины занесенную песком и илом. На ее дне еще белели кости, разгрызенные и растасканные дикими зверями.

- Вот здесь она лежала, - сказал Шубин. – Сверху были навалены какие-то тряпки, несколько шуб.

Кокарев осторожно поковырялся палкой в куче сгнившего тряпья.

- Нет тут больше ничего, - сказал Шубин. – И не было.

Воевода отбросил палку и осмотрел окрестности.

- Дикий берег. Засады здесь устраивать милое дело.

- В городе мне говорили, - сказал Макарин, - что после исчезновения каравана воевода Троекуров устроил поиски. И ничего не нашел. Как он мог пропустить это место?

Кокарев хмыкнул.

- Поиски воеводы Троекурова не выходили дальше Собачьего озера. А это день пути отсюда. Сюда он даже и не думал соваться. Боялся напороться на немирных самоедов. Я хотел было помочь, но он мне это дело не доверил. Сказал, что сам справится. Я тогда только прибыл, мало еще что знал, вот и не стал соваться.

Хадри подбежал к Шубину и что-то тихо ему стал говорить. Шубин послушал и повернулся к остальным.

- Хадри говорит, что она даже не приближалась к лодке. Остановилась вон на том пригорке, постояла и поехала дальше вдоль берега залива, вглубь.

- Получается, что ей нужна была не лодка, - сказал Макарин. Он посмотрел, куда указывал Хадри. Бурелом там казался совсем непроходимым. – Что в той стороне?

- Ничего особенного, - ответил Шубин. – Залив вдается в берег версты на три. И на всем этом протяжении с одной его стороны скалы, с другой – кустарниковая чащоба. Там пройти-то сложно, не то что проехать.

- Но девка как-то проехала, - сказал Кокарев. – И видимо она точно знала, куда.

Они долго пробирались вдоль берега, медленно, старательно огибая завалы сгнивших бревен и поваленные деревья. Иногда приходилось останавливаться и убирать с дороги выдранные с корнем кусты, чтобы олени могли пройти, а нарты проехать. Залив становился все уже, и все выше нависали над ними черные скалы противоположного берега. Бурелом стал совсем непроходимым, олени все чаще артачились, мотая головами и отказываясь идти дальше. Поэтому Макарин совсем не удивился, когда за очередным скопищем гнилого березняка, они увидели брошенные нарты.

Все еще запряженный в них олень стоял, понурив рогатую голову, и ощипывал лишайник с ближайшего пня. Ириньи видно не было.

- Понятно, - сказал Шубин. – дальше оленям ходу совсем нет. Она пошла пешком. Нам придется сделать также.

Двоим казакам Кокарев приказал сторожить упряжки, разжечь костер и готовить еду к их возвращению.

- Далеко она уйти не могла, - сказал Шубин. – Олешек ее совсем недавно здесь стоит. Мох только с одной стороны объеден.

Макарин вгляделся вперед, стараясь разглядеть хоть что-то в сплошной мешанине веток, стволов и пожухлых листьев. Место, где прошла Иринья, можно было различить по свеже сломанным веткам и до сих пор примятой высокой траве.

- Крайне удачное место для организации засад, - в который уже раз пробурчал воевода. -Толпу дикарей в этих зарослях можно спрятать, и никто ничего не заподозрит.

- Там что-то есть, - сказал Шубин.

Он взял с нарт топорик и принялся рубить густой березняк, постепенно продвигаясь все дальше и дальше. Кокарев повернулся к казакам, показал им три пальца и ткнул рукой в направлении бурелома. Ни слова не говоря, трое казаков достали топоры и пошли помогать Шубину.

Бурелом редел, открывая небольшую заводь, окруженную со всех сторон темной чащобой. В заводи, наполовину в черной маслянистой воде, наполовину вытащенный на берег лежал корабль.

Его единственная мачта была срублена и торчала огрызком без снастей и парусов. Ближе к носу зияла дыра. Изуродованные доски обшивки кое-где топорщились, открывая темноту внутренних отсеков. Даже без разобранной кормовой надстройки было ясно, что перед ними малый поморский коч.

Кокарев знаками приказал казакам приблизиться к судну. Коч был вытащен на берег со стороны кормы. Громоздкая рулевая доска была почти оторвана и прислонена к корпусу так, что по ней можно было забраться на палубу.

Двое казаков вскарабкались наверх и исчезли. Потянулось долгое томительное ожидание, в течение которого Макарин ловил любой шорох. Наконец, один из казаков показался на борту и поднял скрещенные руки.

- Вроде никакой опасности, - сказал Кокарев. – Поднимаемся.

С первого же взгляда на палубу стало ясно, что корабль подвергся серьезному нападению. Зазубрины от топоров и сабель на досках, застрявшие пули и наконечники стрел, обожженная оснастка и обрывки перерубленных и уже сгнивших канатов.

- Видимо, его захватили в море и оттащили сюда, - сказал Кокарев. – Шубин, это тот самый корабль?

Плехан кивнул.

- А где остальные два? – спросил Макарин, но его вопрос повис в воздухе.

Они медленно прошли к носу, внимательно разглядывая все вокруг. Трюм был совершенно пуст. Только в дальнем углу скалил зубы череп и лежали раскиданные кости. Переборка, отделяющая трюм от носовой части, была разломана. Нос обычно использовался как жилье для команды. Но здесь не было даже полок и нар. Все было вычищено, вплоть до печки, от которой остались только несколько камней.

Вместо печки еле тлел костер. Перед костром сидела на корточках Иринья.

- Никак не разожгу, - пожаловалась девка, когда они вошли. – Сыро здесь слишком.

- Что ты здесь делаешь, Иринушка? – ласково спросил Плехан, и Иринья глянула на него, как на надоевшего родственника.

- Не видишь, согреться пытаюсь.

- Сейчас выйдем наружу, - сказал воевода. – И там, я обещаю, тебе будет