Вереница - Элисон Синклер

– Значит, причин вы не знаете?

– Наше диагностическое оборудование, – с горечью сказала Софи, – состоит из стетоскопов, линеек и молоточков для проверки рефлексов. Батарейки в отоскопах и электрических приборах, естественно, рассыпались в прах. А поскольку почти вся наша информация была записана на компьютерных дисках, теперь мы располагаем только той базой данных, которая осталась в голове. Что же до лабораторного оборудования, у нас есть походные микроскопы, позаимствованные у любителей, инструменты для вскрытия, немного красителей, консервирующих веществ и разнокалиберные лупы и линзы, которые мы с коллегами взяли с собой скорее из любопытства, чем по необходимости. Кое-что наскребли по сусекам – я имею в виду колбы, пробирки, лабораторное стекло и прочие мелочи.

– В этом смысле мы, наверное, сумеем вам помочь, – сказал Лоуэлл. – Мы привыкли к жизни в походных условиях.

– Нам любая помощь пригодится, не стану отрицать. – Софи обернулась. – Мне надо сказать пару слов моему помощнику, чтобы он подготовил тело для переноски, а потом я вернусь в лабораторию, протестирую образцы и постараюсь препарировать те, что я сохранила в формалине. Может, удастся выяснить что-то новенькое. Вы могли бы прийти ко мне туда? Нам надо подумать всем вместе и выяснить, откуда взялась эта зараза.

– Вообще-то у меня есть идеи… – начал Дровер.

– Софи! – окликнула ее Адриен ла Флер, внезапно появившаяся в проеме. – Я привела тебе кое-кого. Ты обязательно должна его видеть!

Судя по ее тону, дело было срочное, так что Софи оставила Дровера с Арпадом, который представил его медицинской бригаде.

“Кое-кем” оказался Стивен Купер, притаившийся за выступом массива. В последний раз Софи видела этого рыжеватого дикаря, когда он стремительно бросился прочь, расталкивая толпу. Сейчас его было не узнать. Лицо изможденное, все в синяках, движения судорожные и неуверенные. Он мельком глянул на Софи и отвел глаза в сторону. Разноцветные синяки двухдневной по виду давности были самых разных оттенков, от фиолетового до черного. В руках Стивен держал смятую зеленую ленточку из шотландки.

– Вы только посмотрите на этих сволочей! – Он дернул подбородком в сторону массива. Обернувшись, Софи увидела еще несколько знакомых фигур, маячивших снаружи и полускрытых серыми валунами. Стивен снова отвел от нее глаза. Он разговаривал с Софи, но смотрел при этом на ла Флер. – Флер говорит, я уже переболел этим вашим гриппом Центавра.

– Возможно, он прольет свет на нашу проблему, – сказала ла Флер.

– Я свалился пару дней назад и просто заполз в нору. Ждал, пока поправлюсь или стану пищей для коврика. – Стивен показал глазами вниз на зеленое покрытие, поясняя свои слова. – Я, конечно, тогда не знал, что могу откинуть копыта. Флер говорит, люди мрут от этой заразы. Честно говоря, мне просто хотелось сдохнуть. Да! Флер еще просила меня сказать, что перед тем как я заболел, меня укусила симпатичная голубенькая букашка. – Он вытянул вперед руку. Под густыми рыжеватыми волосками на коже виднелся длинный рубец в струпьях и два коротких глубоких пореза крест-накрест. – Я сделал надрез против яда. Когда поживешь в лесу, начинаешь уважать законы дикой природы. Только ни хрена это не помогло. Часа через четыре после укуса у меня начались дикие головные боли, лихорадка и неукротимая рвота.

“Насекомые! – подумала Софи. – Не лишено смысла…” – Вы можете этим заняться? – попросила она ла Флер. – Опросите как можно больше людей, которых кусали насекомые, и выясните, кто из них заболел после укуса.

Адриен кивнула, но не тронулась с места. Похоже, медсестре не хотелось оставлять Софи наедине со Стивеном. В ее взгляде сквозило недоверие – но не ревность. Между этой женщиной и Стивеном явно существовало какое-то притяжение, только не сексуальное. Стивен посмотрел на нее и криво усмехнулся. У него было очень выразительное для мужчины лицо.

– Вы не могли бы поймать мне хотя бы одну букашку? – спросила его Софи. – Вы ведь снова отправитесь исследовать пещеры, да?

– Безусловно, ваша светлость, – с иронией отозвался Стивен.

– Погодите минутку.

Софи устремилась к себе в лабораторию, перешагивая через будущие стены. Медики, разделившись на две части, все еще до хрипоты спорили, земная это болезнь или здешняя. Софи услышала чью-то реплику о заболеваниях, вызванных насекомыми. Кто-то позвал ее по имени. Она выглянула за стенку лаборатории я сказала, как отрезала:

– Если это букашки, я уже слышала такую версию. Сейчас проверяем.

Она отошла от стены, чтобы ее не втянули в бесплодную дискуссию, и принялась лихорадочно рыться среди бутылочек из-под лекарств, баночек из-под кремов и пробирок. Собрав несколько пузырьков, Софи отнесла их Стивену и Адриен. Когда она протягивала им пробирки, в воздухе внезапно блеснула синяя искорка и упала ей на руку; Софи с невольным отвращением стряхнула ее. Стивен и ла Флер смотрели на букашку, затаив дыхание, и только когда она улетела, они глубоко вздохнули, переглянулись и обменялись одинаковыми еле заметными улыбками.

Ла Флер взяла Стивена под руку:

– Пошли, поймаем ей жучка!

21. Хэтэуэй

Я сходила в гости в женскую общину, указанную на карте Стивена. Они подыскали себе хорошее местечко (хотя мое лучше!) в небольшой пещере, в которую из главной пещеры ведет всего один длинный туннель. Строят там классные бассейны и купальни и даже что-то вроде многоэтажного дома в стене, сплошь испещренной дырками. Я осталась бы у них подольше и помогла бы, если бы не одна сердобольная наседка, которая решила взять меня под свое крыло. Она, видите ли, вознамерилась измерить мой живот, чтобы сказать мне, когда должен появиться на свет ребеночек. Как будто я считать не умею! Потом она захочет узнать о моих жилищных условиях и о моей готовности к материнству. Я улетела с Земли, чтобы сбежать от всех умников, которые вечно долдонили, как мне лучше жить, а потом изводили меня, когда я с ними не соглашалась. К счастью для меня – а может быть, и для нее, потому что я уже готова была ей врезать, – из большой пещеры пришла женщина в таком же ужасном состоянии, в каком был недавно Стивен, и наседка переключилась на нее.

Я немного поболтала с невероятно старой дамой, которая говорит с изумительным британским акцентом. Она почти слепая, и один глаз у нее все время смотрит в сторону. А волосы – чистой воды сюрреализм! Белее белого, точно их вымыли в отбеливателе. Мне это нравится куда больше, чем крашеные патлы вокруг старых морщинистых лиц. Морщины у нее, конечно, есть, но лицо не выглядит высохшим, как сморчок. У нее такое же строение черепа, как у Кэтрин Хэпберн, и кожа натянута на кости в облипочку. Руки все в пятнах, такие худущие и сморщенные, будто они тысячу лет пролежали в торфяном болоте. На ней была шерстяная юбка, свитер розового цвета и такие дрянные теннисные тапочки, что я бы в них в школу даже под угрозой смерти не пошла. Манера говорить у дамы такая старомодная и назидательная, что поневоле хочется вытянуться в струнку. Видать, генетическая память во мне взыграла. Но разговаривали мы с ней о таких вещах, о которых старые дамы, как правило, не говорят – например, об абортах и незаконнорожденных детях. Она знала девушку, которая сделала себе аборт, потому что забеременела от немецкого солдата во время Второй мировой войны. Да, эта старушка многое повидала в жизни. Наверное, чтобы решиться в ее возрасте полететь с инопланетянами, нужно не меньше мужества, чем подростку.