Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс

Меч ещё гремел, ударившись о камни, а Сегель уже разлетался на осколки. Веки отчего-то стали очень тяжёлыми. И одна его часть мёртвым грузом валялась на мостовой, в то время, как другая стремилась ввысь, разрывая оковы телесной оболочки.

Прошёл лишь короткий миг, а Сегель уже созерцал своё распластанное тело где-то внизу, и не было больше не боли, ни радости, только бесчувственное разглядывание подробностей. Поблёскивающие камни мостовой. Примятая будто бы седая трава. Тело, лежащее ничком с неловко отогнутой головой. И суетящиеся рядом люди.

Ресницы мужчины внезапно дрогнули, открывая щели закатанных глаз без зрачков. Сегель попытался нырнуть в их непроглядную черноту, кажется дотронулся до тёплых век, погружаясь внутрь. Тьма схлопнулась над ним. Он проваливался куда-то глубоко, куда-то, откуда не было выхода его мятежной душе. Но ему, Сегелю, это уже было безразлично. Могильный холод, темнота — распахнули свои объятия.

И он упал в них.

6.1

Интермедия

Гротенберг. Десять лет назад

Утро было чудесным. Осеннее солнце словно ласкало щёку, едва-едва согревая. Я открыл глаза, и оттянул в сторону пыльную штору, подставляя лицо солнцу целиком. После затяжных дождей видеть бледный солнечный диск в небе — благо. Слабое тепло, похоже, будило своим видом робкие надежды в этом городе — такие же слабые и бесперспективные. Никогда горы солнце не грело так, как южные города, купающиеся в золотом свете. Наверное, я мыслил, как пессимист, но жизнь уж слишком часто ломала мои надежды, чтобы я думал об этом не больше, чем о не стоящей такого внимания мелочи.

Такое странное состояние. Ни хорошее, не плохое. Внутренняя гармония, словно мир за пределами небольшой комнатушки попросту не существует. Только вот эти мгновения не могли длиться вечно. Вот и сейчас, облако скрыло солнце, и я подумал — пора вставать. Этот день уже распланирован за меня, а я не люблю уклоняться от обязанностей.

Пока я приводил себя в порядок, в дверь комнаты раздался осторожный стук.

— Семи?

Это Элиза. Она сама для меня походила на тот самый редкий луч солнца в пасмурную погоду. Пожалуй, даже лучше, чем луч солнца, это был свет, какой он есть для меня. Тот, что ведет тебя за собой и не дает упасть во мрак отчаяния и безысходности.

— Входи. — Как раз я откинул одеяло, стряхнув с него частицы пыли, и накрыл постель. Шустро заправил всё, как следует, когда дверь, наконец, открылась. Она всегда выдерживала некоторую паузу, прежде чем войти.

Девочка тут же, оценив обстановку, махнула в сторону выхода, и я последовал за ней. Она не любила тратить слова на пустяки. С кухни уже чувствовался запах каши, и малинового варенья. Сама малина для этого города была редкостью, но отец иной раз старался нас побаловать чем-то привезённым из своих путешествий. Например, диковинными фруктами с юга, или чем-то полезным: технологиями из продвинутых городов, что там считались уже нормой. Например, у нас всё ещё пистоли были оружием редким, для дворян, и, вероятно, элитной стражи, тогда как остальные всё ещё были вынуждены пользоваться арбалетами. В магических странах были в ходу зачарованные предметы, однако что там, а уж тем более, здесь, они были слишком дороги. Вот обереги были в ходу и здесь, и там. Даже материалы и символика была схожей.

В беззаботном детстве каждое возвращение отца было сродни маленькому празднику. Только вот, когда ты с возрастом понимаешь опасности моря, то начинаешь с опаской ходить к портовым рабочим, чтоб понять: всё ли будет хорошо с ним? Обойдётся ли на этот раз, смилуется ли море, не разверзнется ли пучина?

В душе кольнуло.

Вспомнилась недавняя ссора с отцом, по поводу моей работы. Я умылся холодной водой, всполоснув до кучи ещё и голову. Ссоры, как обычно последние несколько месяцев, касались исключительно моего места работы. Подрабатывал я вышибалой в пабе. Массы телесной на это у меня особой не было, зато ловкости — хоть отбавляй, да и пьянчужки особого сопротивления не оказывали. Они пытались, но их движения редко когда были расчётливыми, и поэтому многих легко было подловить на простой подножке! Тогда они кубарем падали вниз, а пока нелепо пытались встать, я успевал их вышвырнуть за порог.

Плохо то, что это была фикция. Да, я подрабатывал там. Только вот основная деятельность была намного... преступнее. Наёмничья работа в криминальном мире ценилась не меньше, чем хорошие бойцы в банде, или ловкие воришки. Благо убийствами промышляли мы мало. Диор в целом цеплялся за мораль, и потому без доказательств, что человек действительно — вот что б клятвой пред всеми божествами! — заслуживал смерти, за такие дела не брался. Если уж говорить честно, такие спорные делишки мог прихватить кто-то из нас, и я с Сиолой частенько выполняли такие, «черные» заказы.

Дело то было лишь в том, что об этой работе почти никто не знал. Отец тоже не знал, но догадывался. Конечно, пока он уходит в море, моему промыслу ничего не грозило. Через пару дней он отбывает снова, а Диор обещал сегодня, что мы обсудим новенькую работу. Новенькую, но, что главное, очень дорого стоящую работу. Отчасти меня такие заказы пугали. То ли клиент слишком спешил, то ли это было тем ещё дерьмом, а не заказом, но, что ещё хуже, это могут быть те деньги, которые никто платить не собирается.

Нет, кидать тебя тоже в принципе не посмеют (хотя и такие прецеденты были, правда, заканчивались они плохо для заказчика). А вот убить после исполнения — вполне. Это вот