Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс

«профессиональной» деятельности можно было забыть. Но он всё равно приходил. Говорил, мол, без этого паба у него и нет то никого. А потом начал играть здесь. Никто против и не был. Всё веселее.

К тому же, каким бы отпетым негодяем ты не был, музыку всё равно любишь. Хоть какую-то. Поэтому вскоре неожиданному музыканту и приплачивать стали, а за ним подтянулось ещё несколько музыкантов-«ветеранов» наёмничьего дела. Так и до группы дело дошло.

Я окинул взглядом помещение, приветственно кивнул Тьюби — хозяин паба, и бывший глава одной из банд, а ныне уважаемый и хранящий в своём пабе нейтралитет информатор — он махнул головой в сторону двери в подсобку. Ага… значит, уже и клиент пришёл, и мои товарищи уже что-то с ним обсуждают.

Благодарно кивнув, я прошёл шустро к двери. Узковатый коридор выводил на бывший склад, перестроенный как раз под нужды тех, у кого работодатели пеклись об анонимности, или замышляли уж что-то очень серьёзное. Тут было несколько укромных, хорошо изолированных комнатёнок, скрывавшихся за неказистыми с виду дверями, какие и должны быть на складе. Только за первой преградой обнаруживалась весьма крепкая бронированная дверца с глазком. И крепости оной мог позавидовать любой банк.

Наша бригада стабильно сидела в самой крайней комнатке. Небольшой — как раз под стать нашей команде — но в меру уютной. Парочку старых потёртых диванов мы сами втащили с разрешения Тью, а стулья и без того прилагались от владельца, хотя обычно и не были нужны. Меж диванами стоял круглый стол. Сбоку — тумбочка, пусть и почти разваливающаяся. Можно было бы туда напихать выпивки, будь у них достаточно денег, но мы предпочитали тратить средства на что-то более… полезное: простейшие отвары для обработки ран, перевязочные материалы.

Время от времени там всё-таки бывала выпивка, но покупал её зачастую Огюст, и то, когда восточные корабли захаживали в гротенбергский порт, чтобы торговать шелками, тканями и... людьми. Да-да, красота Востока была слишком многогранна, чтобы иметь спрос во всех широких смыслах. Но, возвращаясь к Огюсту, он просто говорил, что скучает по их винам, по «Алаэ-куассе» — напиток чрезвычайной крепости, что может убить тебя, если ты выпиваешь больше положенного. Черные мелкие кристаллы, которыми усыпано дно каждого такого сосуда, являются чистейшей Тьмой. Никогда не знал только: привирает он, красивая ли эта очередная сказка, или их реальность? И, разумеется, такой экзотичный напиток стоил немало. Но Огюст мог себе это позволить.

Мы с Сиолой так и вовсе себе почти ничего не оставляли. Так что нам было не до дегустации дорогих напитков.

Стараясь не обращать внимания на всё возрастающую тревогу, я достиг заветной двери, размышляя о всякой ерунде. Только атмосфера и здесь сегодня была… та ещё.

Во-первых, из всей нашей команды тут был Диор, да его «левая» рука — Огюст. Южанин, от того весьма и весьма выделяющийся своей загорелой кожей, тёмными воловьими глазами и пухлыми губами. Его взгляд тоже был иным: серьёзным и каким-то недовольным, всегда и всем. К тому же, он, как и Диор, был старше нас всех лет так на пять.

Во-вторых, оба товарища были «мрачнее тучи». Оба «старика» вечно спорили между собой, будто стремились уличить соперника в некомпетентности. А тут, внезапно, такая солидарность. «Дерьмо» — сразу понял я.

Напротив них вольготно расположилась благородная женщина, скрывающая своё лицо белой вуалью, а голову — капюшоном. Если бы не добротная одежда, и аристократическая осанка, я бы решил, что это чья-то служанка. В некоторых домах было принято, чтобы слуга был «зеркалом» своего господина. Если уж не лицом, то манерами и костюмом. Чаще всего это были «безликие» слуги. Вуали и маски — обычные атрибуты дворовых слуг.

На столе было разложено несколько картонных папок для писем, перетянутых верёвкой, а также карта, и договор с заготовкой под восковую печать. Леди пила чай, а её слуга — возможно даже телохранитель, судя по комплекции, и висящему на поясе мечу — говорил. Точнее, говорил он, пока я не зашёл.

— А, Сегель… — проговорил Диор, и похлопал рядом с собой, приглашая меня присоединиться. — Хорошо, что ты пришёл...

Я сел по правую руку от нашего капитана, и в недоумении оглядел материалы на столе повнимательнее. И там было на что посмотреть! Если договор был уже делом обычным и скорее служил для спокойствия наёмников — с печатью-то не отбрешешься, чтобы обмануть с оплатой — то вот папки были… на нас! Вот уж чудо, кто б мог подумать, что кто-то собирает информацию о наёмниках не только как портфолио о заслугах.

Сначала я подумал об этом, а потом до меня дошло, почему все в таком угнетённом настроении. Этих материалов достаточно, чтобы каждого из нас могли бы повесить (о тюрьме и речи не шло). Даже если бы там была ложь — а в этом я сомневаюсь — то стража бы разбираться не стала.

Я бросил недоуменный взгляд на Диора. Его глаза были наполнены такой тоской, что я сразу понял. Дело это не просто будет дерьмовым, а будет связано с убийствами. И очевидно, что выбора «отказаться» у нас нет.

— Поскольку все собрались… — заговорил незнакомец. Голос у него был глухой, то ли прокуренный, то ли сорванный, очень неприятный, режущий нервы, и скрипучий. — Мы можем поговорить о деле предметнее. — Он взял небольшую паузу, склоняясь над одной из папок. Она была на порядок тоньше, чем остальные. Более того, она была не подписана. Легко распустив верёвки, мужчина раскрыл её перед нами. — Господин Венталь уже выслушал наши условия, конечно же, но я повторюсь — в его голосе мелькнуло раздражение, он бросил на меня неприязненный взгляд, как на ученика, опоздавшего на урок, — ваша цель — королевская чета Трейвас.

Я подумал, что ослышался. Нас нанимают для террора?!

В горле пересохло, и я даже не смог