Кровь избранных - Кай Дзен

Я столько лет в поисках, но теперь чувствую, что уже близок к цели. Вот-вот мне удастся разгадать тайну, которая тысячелетиями передавалась от отца к сыну. К древней секте принадлежали и киргизские кочевники. Организация уже исчезла, но воля и силы, чтобы довести дело до конца, сохранились.

Власть «дыхания Сета», должно быть, действительно огромна. Обладать Аль-Харифом для посвященного означает вершить судьбы народов и вести их по пути абсолютного знания. Мы сможем возродить к жизни утопию, которой могли наслаждаться разве что Атлантида[95] и Гиперборея.[96]

М. из Берлина сообщил, что А., будучи в Англии, наводит мосты в Китае, чтобы обеспечить для меня необходимую поддержку.

Мне прислали также вести о Дитрихе. Он решил стать военным и успешно учится. Жаль, что в такой важный момент я не могу быть рядом с ним. За эти годы характер сына основательно окреп. Он, как и все юноши его возраста, несносен и склонен к авантюрам и часто нуждается в родительском совете. Но то, чем мне довелось заниматься все эти годы, имеет такое огромное значение, что я сам уже не в счет.

На меня возложена миссия.

После двух месяцев поедания баранины и сухофруктов, едва оказавшись в районе Хунаня, я решил приспособиться к местной кухне. Рыбьи головы, сыр тофу,[97] холодные картофельные макароны с уксусом и красным перцем… В этих краях раскладывают латук по крыше, дают ему подгнить, а потом используют в качестве соуса. Сказать по правде, после трапезы с новым проводником я не стал есть зелень, а перешел сразу к граппе.[98] К счастью, этот человек владеет официальным китайским,[99] и мне не надо прибегать к языку жестов, чтобы он меня понял.

Здесь, в Саньмэнься, около реки Хуанхэ, зима довольно суровая, но рыбакам все нипочем, и они каждое утро выходят на лодках полураздетыми. Наверное, я выгляжу нелепо в надвинутой на глаза меховой шапке.

Территория, которую мы сейчас проезжаем, считается священной, она окутана тайной. Согласно легенде, император Чэн Тан[100] прилетел сюда на летающей колеснице, которую в 1766 году до нашей эры сконструировал Ки Кунши. Экипаж сразу уничтожили из страха, что кто-нибудь завладеет секретом полета. Мистики считают, будто именно здесь явился некогда мудрец на белом коне, который донес до людей индийское учение о сутрах.

Завтра мы поедем в монастырь Молодого Леса, Шаолинь,[101] который возле священной горы Сунынань основал Бодидарма.[102] Персидский монах создал философскую школу, объединяющую душу и тело, дыхание и движение. В его учении борьба воплощается в аскезе. Может быть, в обители мне удастся найти секрет Аль-Харифа.

А. списался со знакомыми и нашел для меня дом в Шанхае, а теперь ищет мне помощника. Погода в последние недели испортилась, но сегодня, к счастью, эти великолепные места озарило солнце. Город ожил, улицы наполнились народом.

На территории рынка машина, которая везла меня на станцию, еле пробивалась сквозь толпу. Множество людей хлопали по грязным стеклам и пытались мне что-то всучить. Какой-то человек с корзиной специй споткнулся, и на автомобиль посыпалась золотистая пыль. Из лавчонок поднимались облачка пара: там резали и жарили гусей и мелких собак. Старухи продавали в мешках тонких черных змей, которые извивались внутри.

Китай — невероятная страна. Проведя в ней несколько месяцев, путешественник может решить, будто тысячелетняя культура клонится к закату. Как Эдвард Гиббон,[103] почувствует он себя свидетелем конца империи.

В монастыре я не нашел того, что искал. Шаолиньские монахи, несмотря на все свое гостеприимство, не пожелали помочь. Но кое-что удалось выяснить, побеседовав с хозяином деревенского постоялого двора. Не так давно храм осквернили, повредив одну из колонн и перелопатив всю землю вокруг. Для черного дела некто нанял местных людей. Конец работы они отметили, изрядно напившись. Под действием паров рисовой водки крестьяне хвастались, что неплохо заработали, всего-навсего отрыв какие-то глиняные кувшины, хотя и пришлось попотеть, сдвигая с места тяжелый камень…

Похоже, таинственного незнакомца никто в лицо не видел. По выговору это был шанхаец. В ту же ночь он отправился в сторону Лояна.

Вот и все, что мне известно. Нужно положиться на интуицию и надеяться все-таки напасть на след Аль-Харифа. Не для того я приехал в эти края, чтобы сдаться. Надеюсь, А. предоставит обещанную помощь, иначе мои разыскания превратятся в поиски иголки в стоге сена.

После неудачи в монастыре Шаолинь я совсем пал духом. Надо было дать себе передышку. Я снова вернулся на север и посетил буддистский храм Белого Коня, построенный в первом веке до нашей эры, и пещеры у Врат дракона — Лунмэнь,[104] посвященные культу предков. Монахи несколько столетий рыли коридоры и кельи в холме над рекой. Затем несколько дней я провел в Лояне, пытаясь понять, как быть дальше.

13

Горы Блю-Ридж, Виргиния, США,

май 1948

— Я решил немного отдохнуть. Думаю съездить сначала во Флориду, а потом, вероятно, на Ки-Уэст, маленький остров, где живет писатель Хемингуэй. Мой двоюродный брат Нед сообщил, что там настоящий рай, и лучше увидеть его сейчас, пока туда не зачастили туристы. Или, может, махну на Кубу. Сигары, азартные игры, местные девочки…

Понтичелли расхохотался.

Его приятели и соседи по гостинице «У одинокого оленя» ответили дружным эхом, подняв бокалы с холодным пивом. Со стены на них стеклянными глазами глядело чучело оленьей головы.

— А когда собираешься к себе, в Арканзас? — спросил человек в клетчатой куртке, с губами, перепачканными в пивной пене.

— Не знаю, Бадди. Скорее всего, домой не поеду. — Джордж сделал большой глоток и снова захохотал, обнажив ряд гнилых зубов. — А что я там не видел? В Арканзасе обитает моя бывшая… Вот и лишний повод, чтобы наведаться на Ки-Уэст или в Гавану.

Понтичелли подмигнул приятелям и пару раз качнул бедрами вперед-назад:

— Эй, горячая девчонка… иди к ковбою!

Дверь заведения распахнулась, и вошел человек в военной форме. Во дворе виднелся джип с включенным мотором.

— Не дадут поохотиться с друзьями… — пробурчал Джордж. — Черт побери, я всего десять дней как приехал!

Военный поднес руку к козырьку.

— Да иду я, иду! — нехотя произнес Понтичелли и, взглянув на приятелей, добавил: — Скоро вернусь.

Они вышли. После кислого пивного духа свежий горный воздух казался Джорджу целебным бальзамом. Военный шагал впереди.

— Лейтенант Роутон, не знаю, почему вы забрались так далеко от Арлингтон-Холла,[105] но думаю, не лишним будет напомнить, что я работаю не на Агентство безопасности вооруженных сил, а на ЦРУ. Свое задание я выполнил: доставил то, что мне поручили. А сейчас хочу поохотиться, только поэтому я и торчу до сих пор в Виргинии.

Роутон и бровью не повел:

— Артур Филмор мертв, сэр.

Джордж отпрянул назад, вытаращив глаза:

— Что вы несете? Когда, как, где?

Лейтенант поправил берет и, разгладив манжеты гимнастерки, ответил:

— Убит пятнадцатого мая выстрелом из пистолета. В Нанаве, в Парагвае, сэр.

Понтичелли поморщился и пробурчал про себя:

— Чертов бюрократ…

— Как вы сказали, сэр?

Джордж взглянул на джип:

— Ничего, это я так…

14

Вилья-Хайес — Асунсьон, Парагвай,

май 1948

В пустой комнате на столе лежал бумажный журавлик с клювиком и сложенными крылышками. В пыльном дворе какой-то маленький мальчуган играл с Овилло. В нескольких километрах от Вильи-Хайес в междугородном автобусе сидели Фелипа и Отару, на коленях у них лежала карта.

— Как только прибудем в Асунсьон, я смогу снять еще денег, — произнес Хиро. — Хофштадтер назвал мне номер здешнего банковского счета. А потом решим, что делать и куда двигаться.

Девушка постучала пальцем по звездочке, обозначавшей на карте Асунсьон:

— Что делать, я не знаю, а вот двигаться, думаю, надо в Буэнос-Айрес.

День ото дня японца все больше поражала сила воли Фелипы. Девушка рассказала, что только по случаю его приезда Хофштадтер решил объявить ее простой служанкой, а на самом же деле она была любовницей Дитриха. Хиро начинал понимать, почему штурмбанфюрер ею увлекся. Первой женщиной японца стала проститутка из борделя в Осаке. В студенческие годы он привык делить время между университетом, работой и публичным домом. Год шел за годом, но ни одна дама так и не задела сердца Отару. И только родителей ученый вспоминал с любовью.