Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

Михаил Несторович был очень религиозен. Да и как ему было быть другим, если свое детство он провел в доме своего деда-священника, который часто брал его с собой в свой храм на службы и заставлял учить молитвы, втайне надеясь, что его внук пойдет по его стопам. Кроме того, Михаил Несторович всю жизнь изучал древнюю русскую литературу, которая на 90 процентов носила религиозный характер. По словам часто бывавшей в его доме Веры Александровны Жорно, в углу его спальни висела старинная икона Святого Николая Чудотворца, перед которой он нередко молился, стоя на коленях. Поселившись в районе Плющихи, уже в советское время он регулярно ходил пешком в Покровскую церковь Новодевичьего монастыря – единственную в округе, где советская власть разрешала проводить богослужения. Он очень любил слушать церковные песнопения, хотя не во всем был согласен с некоторыми проповедниками, не обладавшими столь обширными знаниями истории русского христианства, как он. Ведь даже его магистерская диссертация была посвящена, как я уже писал, славянским евангелиям. В этой же церкви Михаила Несторовича отпевали после его смерти в 1938 году. По своим взглядам на религию он был близок с известным религиозным философом П.А. Флоренским, расстрелянным органами ОГПУ в 1937 году. Он был хорошо знаком с ним и до его ареста нередко беседовал с ним на религиозные темы.

Михаил Несторович Сперанский был «книжным» ученым, человеком абсолютно далеким от политики. Ф.Д. Ашнин и В.М. Алпатов в своей книге «Дело славистов. 30-е годы»[57], вышедшей в издательстве «Наследие» в 1994 году, пишут: «Сформировавшись как ученый задолго до революции, М.Н. Сперанский до конца оставался верен традициям, в рамках которых был воспитан. <…> Столь же устойчивы были и его политические взгляды, хотя никакой деятельностью, выходившей за рамки науки, он старался не заниматься. Как и большинство интеллигентов его круга, М.Н. Сперанский не принял Октябрьскую революцию». Интересна запись И.А. Бунина в его «Окаянных днях»[58] от 21 февраля 1918 года: «Встретил Сперанского. Говорит, что, по сведениям „Русских Ведомостей“, в Петербург едет немецкая комиссия – для подсчета убытков, которые причинены немецким подданным, и что в Петербурге будет немецкая полиция; в Москве тоже будет немецкая полиция и уже есть немецкий штаб; Ленин в Москве сидит в Кремле, поэтому-то и объявлен Кремль на осадном положении». «Ясно, что всегда бывший русским патриотом, М.Н. Сперанский в те дни искренне считал большевиков немецкими агентами, что было распространенной точкой зрения среди московской профессуры. Но, конечно, ни о какой вооруженной борьбе ни в 1918 г., ни тем более в 1933–1934 годах М.Н. Сперанский помышлять не мог»[59]. Беда была в том, что Михаил Несторович и при советской власти сохранял привычки старого времени. По понедельникам на его квартире собирались его ученики и коллеги на т. н. журфиксы, чтобы за чашкой чая поговорить на научные темы. «В кругу своих людей можно было не только обсудить профессиональные темы, но и пожаловаться на тяготы быта, в осторожной форме выразить отношение к общественным событиям»[60].

Этими собраниями и разговорами на квартире у Михаила Несторовича заинтересовалось ОГПУ. Весной 1934 года по подозрению в антисоветской деятельности Михаил Несторович был арестован и обвинен по делу о «Российской национальной партии», в которое были включены многие известные славяноведы[61]. Михаил Несторович был самым известным и авторитетным из пострадавших по этому делу ученых. Семидесятилетнего профессора, действительного члена Академии наук СССР несколько дней продержали на Лубянке, ежедневно вызывая на допросы. Основным свидетельством обвинения его в антисоветской деятельности послужили нелегальные собрания, проводимые на его квартире – эти самые журфиксы по понедельникам, которые были весьма популярны среди коллег Михаила Несторовича. Вскоре после ареста М.Н. Сперанский был исключен и из членов Академии наук. Ему грозила высылка из Москвы, а возможно, и Соловки.

Мой дед очень любил своего брата, с которым провел много счастливых дней в доме родителей, в путешествиях и на даче. Михаил в молодости оказал на деда большое влияние, в частности привил ему любовь к столярному ремеслу, в котором сам был большим мастером. Недаром на экслибрисе Михаила Сперанского был изображен медведь, стоящий за токарным станком на фоне полок с книгами. Арест любимого брата оказался большой трагедией для деда. Он никак не мог понять логики этой акции. К этому времени профессор Г.Н. Сперанский уже был консультантом Лечсанупра Кремля и лечил дочь Сталина Светлану, поэтому он решился написать письмо Сталину с просьбой разобраться в совершённой ошибке (черновик этого письма я нашел в столе деда уже после его смерти). Вероятно, письмо оказало влияние: ссылка Михаила Несторовича в Уфу была заменена домашним арестом, под которым он находился до самой своей смерти в 1938 году. Он был лишен права работать и выходить из дома.

В мае 1935 года М.Н. Сперанский был вынужден принять решение о передаче своей огромной библиотеки, состоящей, согласно договору, «из 3706 книг, 69 папок с брошюрами и оттисками и 40 альбомов» Историко-философско-литературному институту (ИФЛИ) за очень скромную по тем временам сумму 12 тысяч рублей (в среднем по 2 р. 50 коп. за том). Эти деньги довольно быстро закончились, и последние два года жизни Георгий Несторович фактически содержал брата и поддерживал его, как мог… Михаил Несторович скончался от пневмонии 12 апреля 1938 года, в четвертую годовщину его незаслуженного ареста, не дожив шести дней до своего семидесятипятилетия.

Через три года после смерти Сталина мой дед стал хлопотать о реабилитации Михаила Несторовича и о восстановлении его в членах Академии наук. Он написал письмо генеральному прокурору СССР, текст которого я привожу по имеющейся у меня его копии.

«Генеральному Прокурору СССР тов. Р.А. Руденко от

Члена корреспондента А.Н.СССР, Заслуженного деятеля науки,

профессора Георгия Несторовича Сперанского

ЗАЯВЛЕНИЕ

В 1934 году у моего брата, действительного члена А.Н.СССР профессора СПЕРАНСКОГО Михаила Несторовича, проживавшего в Москве (Грибоедов пер. д. 6, кв. 8) был произведен обыск, после чего брат был арестован ОГПУ, лишен свободы в течение 3х дней и отпущен домой. Затем ему было объявлено о высылке его в город Уфу.

Вследствие моего обращения письмом к тов. И.В. Сталину с утверждением о непричастности брата к какому-либо государственному преступлению и полном отсутствии оснований для высылки его из Москвы, я вскоре был вызван Генеральным Прокурором тов. Акуловым для личных объяснений, и мой брат был оставлен на жительство в Москве. Однако в связи с вышеизложенным Академия не нашла возможности оставить моего брата в числе членов Академии. Исключение