Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

впервые во время сильного ветра почувствовал тяжелую одышку и приступ боли в сердце – кардиоспазм (несовсем точно, правильнее – стенокардию. – А.О.), и с тех пор у меня начались сердечные припадки, которым принимаемыми мерами удается не давать развиваться. Но ничтожная нагрузка на сердце вызывает начало кардиоспазма, так что я сразу сделался стариком и при том так боюсь этих приступов, что не знаю, насколько я буду работоспособен. Консультировавший меня проф. Б.Е. Вотчал успокаивает меня, но ведь что же может сказать консультант, да еще врачу, кроме успокоения. Правда, сейчас приступы реже, но я хожу только с палкой, медленно, боясь всякой нагрузки на сердце. Один раз выезжал на короткий срок на гражданскую панихиду по В.П. Лебедевой, что обошлось благополучно. Теперь Борис Евгеньевич разрешил мне поехать в клинику, где я могу пользоваться лифтом, в ближайшую пятницу. Я не могу приехать к Вам в институт, так как там очень трудная лестница, и потому решил написать Вам письмо».

Но в клинику дед поехать не смог, так как физическое и моральное состояние его значительно ухудшилось. Вновь появились отеки ног, неприятные ощущения в области сердца, нарушился сон. После консультации профессора Романа Александровича Ткачева было решено положить его в терапевтическое отделение больницы АН СССР, так как основным диагнозом была сердечная декомпенсация, с чем сам дед был совершенно согласен.

Георгий Несторович был помещен в больницу 6 января 1969 года. Так как все люксы были заняты, а состояние его здоровья требовало скорейшей госпитализации, ему была предоставлена отдельная большая палата на четвертом этаже больницы. После лечения состояние его значительно улучшилось: меньше стали беспокоить боли в сердце, спали отеки ног, начал налаживаться сон, но настроение оставалось плохим. Чтобы он не чувствовал себя одиноким, мы, все члены его семьи, круглосуточно дежурили у него по очереди. В одно из моих дежурств мы долго говорили с дедом о его жизни. Он опять сказал мне, что пережил всех своих сверстников и такая жизнь ему в тягость. Потом он вдруг стал извиняться передо мной, что не оставляет нам никакого наследства: картины и антиквариат он не собирал, хотя зарабатывал одно время немало. Но стремления к этому не было. В глазах у него появились слезы. Это было так непривычно для деда, что я просто растерялся. Как мог, я принялся успокаивать его, говоря, что он дал нам всем очень много и что всей нашей жизнью мы, его дети и внуки, обязаны ему, и только ему, что мы его очень любим и хотим, чтобы он как можно дольше оставался с нами. Постепенно дед успокоился, выпил таблетку беллоида из трубочки, лежавшей у его кровати, и уснул. В следующее дежурство, когда у деда сидел его сын Сергей Георгиевич, произошло событие, которое должно было бы нас насторожить. Дед, якобы по ошибке, как он объяснял это потом, выпил сразу несколько таблеток беллоида и долго не мог проснуться утром. На всякий случай мы забрали у него трубочку с этим лекарством и стали оставлять по 1–2 таблетки на ночь. Пара ночей прошла спокойно.

Ночью с 12 на 13 января дежурила у него моя мать. Дальнейшее описание событий я привожу по ее письму следователю прокуратуры: «13 января днем в 12 часов я была вынуждена уйти домой, так как у меня поднялась температура и появились гриппозные явления, что совпало с эпидемией гриппа. Уходя, я поставила об этом в известность лечащего врача и договорилась со старшей сестрой отделения о том, что ночью у отца будет установлен индивидуальный сестринский пост. Вечером 13 января отца навещала жена моего сына, которая еще раз разговаривала со старшей сестрой об индивидуальном посте, причем старшая сестра заверила ее, что пост будет обеспечен и что это будет стоить нам 10 рублей, которые я должна ей заплатить на следующий день.

14 января в 9 часов утра я позвонила лечащему врачу, чтобы узнать о состоянии отца. Мне ответили, что лечащий врач подойти не может, и чтобы я немедленно приехала в больницу. Через 15 минут я прибежала в больницу, меня провели в ординаторскую, где я узнала от находящихся там врачей, что отец умер, а лечащий врач и заведующая отделением находятся у главного врача… Когда я стала умолять сказать мне, что же с ним случилось, ведь накануне он чувствовал себя удовлетворительно, кто-то из присутствовавших врачей сказал, что он выбросился из окна. После возвращения заведующая отделением рассказала мне, что это случилось утром, когда все отделение уже проснулось, и что няня, которая была ночью и утром одна на все отделение, но сидела у отца в палате, пошла выносить утку в уборную, а вернувшись, уже не нашла его в палате… Отец никогда со мной не говорил на тему о самоубийстве. Я и все члены нашей семьи не хотим возбуждать судебное дело против больницы АН СССР ради светлой памяти моего отца».

Так закончилась жизнь моего деда. Деятельный, энергичный человек, посвятивший всю свою жизнь работе, он не смог перенести старческой немощи. Он жил, пока мог работать. А когда не смог, решил поставить точку в своей жизни.

Мне очень не хочется оканчивать рассказ о своем деде на такой печальной ноте. Жизнь Георгия Несторовича Сперанского, целиком посвященная здоровью детей, была светлой, несмотря на многочисленные испытания, временные неудачи и огорчения. Но мой дед никогда не впадал в уныние от них и всегда боролся с трудностями жизни, получая, в конце концов, от своей работы и жизни удовлетворение. Таким неутомимым борцом он запомнился всем, кто хорошо знал его и много лет проработал вместе с ним. Я хочу привести здесь выдержку из большой статьи заведующего кафедрой госпитальной педиатрии 2-го Московского государственного медицинского института (теперь Медицинского университета) имени Н.И. Пирогова, профессора В.А. Таболина «Если хочешь лечить детей», опубликованной в журнале «Знание» за 1982 год. С конца пятидесятых годов, после окончания клинической ординатуры и аспирантуры, Вячеслав Александрович на протяжении нескольких лет работал ассистентом на кафедре педиатрии ЦИУ, возглавляемой Г.Н. Сперанским. Он с большим уважением и теплотой отзывается о своем учителе:

«Мне выпало огромное счастье знать Георгия Несторовича Сперанского и с полным правом считать, что именно он оказал большое влияние на формирование меня как врача-педиатра… Какой это был замечательный человек! Мне это удалось почувствовать, работая с ним, под его руководством. Глубоко и всесторонне образованный, творчески активный, духовно богатый человек, Георгий Несторович весь свой талант, глубокие и обширные знания, всего себя честно и бескорыстно отдавал развитию педиатрии в стране. Георгий Несторович, не