И вот настало Рождество - Эмма Хэзерингтон

– Так, не буду тебя задерживать, дружище. Я на седьмом небе, серьезно. Лучшего Рождества и не придумаешь.

– Все совсем не так, как ты подумал, – говорю я как можно тише. Не хочу, чтобы Роуз слышала. – Просто произошло недоразумение…

– Не нужно объяснять. Твои недоразумения – твое дело. Ладно, побегу, а то Сэди тащит меня по магазинам после работы, но мы ужасно рады, слышишь? Выпью за тебя пинту. Как же хорошо! Поговорим потом, Чарли. Неудивительно, что ты в постели до девяти. «Гиннесс», как бы не так. Наслаждайся!

Он от души смеется, вешая трубку, и не дает возможности ничего рассказать. Я откидываюсь обратно на диван и решаю начать сегодняшний день сначала.

Роуз все еще поет на кухне какие-то идиотские рождественские песни, и я закрываю глаза, не в силах сдержать улыбку. Я даже не понимаю, почему улыбаюсь. Терпеть не могу рождественские песни, а Роуз – самая ужасная певица в мире, хоть я и слышал голоса разной степени ужасности.

Я обхватываю голову руками и потираю виски.

Меня раздражает ее неопрятность, неуклюжесть, а от пения из ушей течет кровь, но приходится признать, что в некотором роде Роуз очаровательна и я даже немного к ней привыкаю.

Но надо вернуться к соблюдению правил, которые я предложил. С сегодняшнего дня я буду изо всех сил соблюдать дистанцию.

Сближаться еще сильнее – прямой путь к катастрофе, и это последнее, что нам нужно.

Вчера было исключение из правил, потому что она поранилась. Сегодня все вернется на круги своя.

Глава пятнадцатая

Роуз

А говорил, что днем его не будет дома.

Тем временем уже второе утро подряд он здесь, когда я просыпаюсь, хотя мы так не договаривались. Более того, он едва одет! Ладно, должна признаться, что вид неплохой с утра пораньше.

Он загорелый и мускулистый, не говоря уже о татуировках, при виде которых у меня все внутри перевернулось. Я не привыкла видеть загорелых и атлетичных мужчин. Майкл был, ну, классической ирландской расцветки с обычным телом, которое на солнце могло разве что сгореть. Он был скорее мягким, чем подтянутым, но мне это нравилось. И он уж точно не носил такие узкие боксеры. Я, конечно, пыталась не смотреть, но глазам не прикажешь.

Я делаю потише музыку, ожидая, пока закипит чайник, и настроение у меня несется вперед на всех скоростях – сегодня новое утро в коттедже «У моря», и у меня большие планы. Я здесь уже третий день, и после вчерашнего падения в лесу я планирую повременить пока с приключениями, но и штаны просиживать не собираюсь. Я возьму от этого места все!

Как только у меня будут силы, хочу сходить на маяк. Хочу выпить пива в пабе, у огня, попеть у елки рождественские гимны… хочу снова научиться смеяться. По-настоящему, таким смехом, который чувствуешь в кончиках пальцев, в ушах и животе. Хочу снова жить. Может, это звучит глупо, но я хочу снова стать собой. Не хочу притворяться и прятаться за маской. Хочу просто быть.

Наверное, это слишком, но мечтать не вредно.

– Простите, я уже ухожу, – говорит Чарли, к счастью, уже одетый, заглянув в кухню. – Просто хотел дать знать. Я, э-э, в общем, оставлю вас. Притворитесь, что меня тут не было. Притворитесь, что… ладно, я пошел.

Притвориться, что его тут не было? Что ж, сказать легче, чем сделать. Его полуобнаженное тело уже отпечаталось в моем подсознании, и развидеть его теперь вряд ли получится.

– Еще раз спасибо за вчерашнее, – быстро выпаливаю я, пока он не исчез.

– Это ничего, – говорит он, избегая встречаться со мной взглядом. – Честно, не стоит благодарности. Надеюсь, вашим коленям сегодня лучше. Хорошего дня.

Я снова кричу ему вслед:

– Чарли, если хотите, позавтракайте перед выходом! – говорю я, чувствуя, что надо быть более признательной. – Я тут тосты жарю и…

Но входная дверь захлопывается прежде, чем я успеваю закончить предложение. Он уже ушел. Может, я его напугала, а может, он и вправду совершенно не хочет сближаться, несмотря на вчерашнее поведение.

Может, это и впрямь к лучшему.

* * *

Я провожу день на побережье, долго-долго гуляя с Джорджем и размышляя о том, зачем я приехала сюда, в Донегол.

Но пусть даже водяная пыль зимнего моря хлещет меня по лицу, а ветер треплет волосы, и пусть Джордж поскуливает от радости, когда его лапы касаются воды, мое настроение падает с каждым шагом по диким берегам этого места, которое я так хорошо знаю и люблю.

И тут, вдалеке, я вижу его.

Маяк, во всей его красе. Это зрелище неизменно наполняет мое сердце радостью. Побеленные стены сияют в лучах зимнего солнца; двери цвета морской волны, крошечные окошки, пенящиеся у подножия волны – я не могу себя остановить. Время пришло. Нужно подойти поближе.

Мы с Джорджем спускаемся по извилистым тропкам, мимо сырых серых каменных стен, по тающему снегу, собирающемуся в лужицы, и мое сердце бьется в такт шагам.

Чем ближе я становлюсь, тем глубже погружаюсь в дни моего детства. Я оставляю цивилизацию позади, в месте, где время никогда не движется.

Перед собой я вижу улыбающееся лицо моей бабушки Молли. Слышу ее нежный голос, рассказывающий мне знаменитую историю о том, как много веков назад в Фанаде корабль разбился о скалы и погибли двести пятьдесят человек, а выжил только кок.

– Кот? – как-то переспросила я, не расслышав, и глаза у меня стали как блюдца. Я до сих пор слышу ее смех.

– Нет, кок, – ответила она мне. – Корабельный повар. После этого построили маяк, чтобы предотвратить будущие кораблекрушения.

Я впервые услышала эту историю, будучи совсем маленькой, и расплакалась. По мере того как я приближаюсь к знаменитому маяку, я чувствую, что те старые эмоции возвращаются.

Я вижу маму, бегущую вприпрыжку, ветер развевает ее волосы, и она говорит нам с Сарой быть осторожными, когда мы свешиваемся через каменные стены и смотрим вниз на бурлящие волны, разбивающиеся о скалы внизу. Это зрелище тогда наполнило меня волшебством, и сколько бы я здесь ни бывала, каждый раз от этой картины перехватывает дыхание.

Я усаживаюсь за столик для пикника, откуда открывается потрясающий вид, и улыбаюсь про себя, вспоминая те беззаботные, невинные дни, когда приезд сюда был самым ярким событием всего моего лета.

Накрапывает дождь, но я почти его не замечаю. Этот вид всегда действует на меня успокаивающе, в любую погоду.

Моя мама с удовольствием сидела