Фледлунд - Соня Фрейм

не выходил образ девушки, исступленно смотрящей на нее с другой стороны. Сон с лифтом завершился, как прочитанная глава, и на смену ему пришло видение похуже. Не зная, как выглядит ее донор, Ханна ощущала, что они наконец-то встретились лицом к лицу, но какое же отвратительное это было знакомство… По венам все еще змеился дух Ребекки: гневный, требовательный и одновременно загнанный.

Поход в ту квартиру ничего не объяснил и только усугубил ситуацию. Что-то было сделано лишь наполовину, и происходящее теперь напоминало прорвавшуюся трубу. Ханна теряла контроль над собой, и с каждым сновидением в нее все больше проникало что-то чужое со своей собственной волей. Она безоговорочно принимала эти ненормальные события и все время ощущала себя ведомой. С самого начала казалось, что Ребекка пытается ей что-то сказать, но после этой ночи Ханна усомнилась в том, что та вообще от нее чего-то хотела. Девушка из сновидений напоминала разбуженного мертвеца, который не знает, зачем вернулся к жизни. Они обе оказались пленницами в каком-то параллельном измерении и не могли разойтись.

Зазвенел будильник, напоминая о первом приеме таблеток. Ханна начала отработанную до автоматизма утреннюю рутину, но ощущала невыразимое отчаяние от всего, что с ней происходит. Эта многолетняя депрессия не имела начала, и ей не видно было конца, она стала почти неотделимой от личности самой Ханны. Жизнь превратилась в цикл бессмысленных действий. А чехарда с чужими сновидениями только расшатывала крепления в ее голове.

На телефоне всплыло напоминание о встрече с Магдой через час. Некоторое время Ханна смотрела на напоминание на дисплее, а затем отбила терапевту, что лучше перенести. Пользы от этих сеансов больше не было. После позвонила менеджеру и сказала, что плохо себя чувствует. В основном Ханна работала на дому за исключением некоторых проектов, проходивших в офисе «ФЕМА». У компании была весьма гибкая рабочая политика, благодаря которой Ханна и дотянула до пересадки. И терапевт, и менеджер передали ей свои благословения, и Ханна начала собираться. Надо было вернуться в ту квартиру и разобраться получше с прошлым Лейнц. Лекан в прошлый раз скорее мешал, чем помогал. Еще была надежда, и в ней она боялась признаться даже самой себе: что, если она снова встретит того мужчину? Теперь, когда он больше ей не снился, их словно навсегда разлучили.

«Приди же. Ты же будто узнал меня в прошлый раз», – молитвенно обратилась она к нему, стоя на пороге своей квартиры.

* * *

«Муравейники» прозябали под ветром как живые исполины. Неудивительно, что их выстроили на самом отшибе. Мэрия отчаянно старалась, чтобы город выглядел как картинка. Все, кто мозолил им глаза, – мигранты, панки, нищие, бездомные – расфасовывались по этому району, и в этом, наверное, и заключалось оборотничество Фледлунда. Его уродство проступало в неформальной сегрегации.

Ханна дошла до дома Ребекки, отметив, что письма все еще торчат из почтового ящика. С ее первого визита прошло четыре дня. Интересно, что тот мужчина делал здесь в прошлый раз? Он был владельцем квартиры? Или же просто проведывал ее? Почему не трогал почту? После того как она проболталась про ключ в горшке, он должен был забрать его от греха подальше, а лучше вообще сменить замки…

В этот раз в подъезде никто не околачивался, а лифт уже починили. Как магнитом Ханну тянуло к той квартире, словно она должна была там быть, и никакие доводы разума не помогали. И вот она уже напротив двери, и все может повториться. Из горшка на кафельный пол со звоном падает ключ. Все же не забрал…

В этом почудился какой-то знак. Ханна радостно отперла дверь и тут же захлопнула ее за собой, окунаясь в затхлый мрак каморки Ребекки. В этот раз она подготовилась – взяла с собой два хороших фонаря: один положила на пол, ближе к входу, а со вторым отправилась по квартире.

Свет выхватил пустые чашки из-под лапши, и в одной копошилась гора личинок. Кухню все же не хотелось ворошить без надобности – неизвестно, какие еще формы жизни развились тут за год. Хотя на самом деле в этой плесени и пыли проступала нерассказанная история Ребекки. Ханна заглянула в ванную, чтобы проверить очередную догадку. Это была комната из сна – с подтеками на стенах и мутным треснутым зеркалом, в котором, к счастью, отражалась только она сама.

Затем она добралась до комода и начала разбирать блокноты со страшными скетчами. В некоторых имелись сумбурные записи, напоминающие сбежавшие из головы мысли.

«…Вижу и не вижу…»

«…Тошнота…»

«…Проклятие посредственности…»

Надпись под эскизом девушки с щупальцами вместо рук показалась наиболее осмысленной.

«Послесон наступает, когда заканчивается ладан. Жить в послесне очень тяжело. Ничто не реально, но физически неизбежно. Я перестаю понимать суть вещей. Я не уверена, что существую».

Ребекка определенно имела серьезные проблемы с головой, и все явственнее казалось, что ладан – это не благовония и даже не та картина, а ее личный эвфемизм, обозначающий что-то другое.

Ханна полистала блокнот, последние страницы были закрашены черным, только кое-где белели открытые глаза. Ощущение, что за ней кто-то наблюдает, только усилилось. В комоде также были документы на некоторые картины. Оказывается, Ребекка выставлялась в Гамбурге и Берлине под псевдонимом Джун Мун. Наконец стало понятно, что за инициалы были на «Ладане» и почему Ханна не могла отыскать ее работы в интернете под именем Лейнц. Среди бумаг нашлось и ее австрийское свидетельство о рождении.

Луч фонаря скользнул по прикроватной тумбе и высветил уже знакомую курильницу. Ханна отложила блокнот и покрутила увесистый предмет в руках. Срисовывали определенно с него. Внутри все еще оставалась слабо пахнущая сандалом труха. В ящике тумбы нашлась и пачка ароматических палочек. В его глубине она также заметила фотокарточки, завернутые в тонкую, полупрозрачную бумагу. Замелькали лица незнакомых пожилых людей и улицы Вены. Под конец попался снимок двух девушек. Та, что была постарше, смотрела сурово и немного мимо камеры. С таким выражением лица можно было открывать охоту на еретиков, настолько сильно в нем проступала нездоровая праведность. Подле нее, сжавшись, замерла сама Ребекка – в точности как во сне. На правом плече лежала тяжелая копна крупных темных кудрей. В сердцевидном лице с мелкими чертами было что-то гуманоидное и не от мира сего. Огромные черные глаза отливали из-за вспышки красным, и в ее отсвете случайно проступила та суть, которую Ханна уже успела ощутить во сне. Что-то очень нервное и голодное, желающее кормиться тобой здесь и сейчас, стоит вам только встретиться взглядом…

Но