Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

бедствия, т. е. полиции, медицинским службам, благотворительным организациям и т. д. Совокупность организованной реакции на девиантность составляет то, что Лемерт называет «культурой социетального контроля» («…законы, процедуры, программы и организации, которые во имя коллектива помогают, реабилитируют, наказывают или иным образом манипулируют девиантами»)[148].

Цель этого раздела – описать некоторые общие элементы культуры контроля, возникшей вокруг модов и рокеров. В ответ на какое давление она действовала? Как на нее повлияли предыдущие этапы последовательности? Как адаптировались к девиантности уже устоявшиеся агенты контроля и какие новые формы контроля были разработаны? На эти вопросы мы ответим, выделив в первую очередь три общих элемента в культуре контроля: распространение, эскалацию и инновацию. Затем будет подробно описана реакция трех основных типов социального контроля: полиции, судов и неформальных действий на местном уровне, в частности в форме «инициативных групп», направленных на формирование культуры исключительного контроля.

1. Общие элементы

Распространение. Первым наиболее заметным свойством культуры контроля было ее постепенное распространение за пределы той области, где девиантное поведение произвело непосредственное воздействие. Это свойство аналогично тому, как социальная система справляется с бедствиями на этапах спасения и устранения ущерба: система экстренной помощи на месте постепенно дополняется или замещается агентами вышестоящей системы (т. е. национальными или даже международными организациями). Схожим образом, в случаях массовой истерии страх ощущается далеко за пределами круга непосредственных жертв. Участие контролирующих органов, таких как полиция, может перейти с местного на региональный и национальный уровни, может быть объявлено «чрезвычайное положение» или проведено общественное расследование.

В ответ на феномен модов и рокеров участие агентов контроля распространялось (конечно же, не по прямой линии) от местного полицейского подразделения к сотрудничеству с соседними подразделениями, к региональному сотрудничеству и координации деятельности в Скотленд-Ярде и Министерстве внутренних дел, а также к участию парламента и законодательных органов. В ходе этого процесса в систему контроля был вовлечен ряд других агентов. К примеру, для переброски полицейских были использованы самолеты Королевских военно-воздушных сил, а патрули из Автомобильной ассоциации и Королевского клуба автомобилистов предупреждали полицию о любых скоплениях мотоциклов или мотороллеров на дорогах, ведущих к курортам. Транспортная полиция на железнодорожных линиях, ведущих к курортам, была уведомлена, а на последующих этапах непосредственно участвовала в операциях по борьбе с преступностью, снимая с поездов «потенциальных возмутителей спокойствия» до того, как они достигали места назначения.

Эскалация. Были увеличены не только количество агентов контроля, но и охват и интенсивность всей культуры контроля. Решающим фактором, определяющим процесс эскалации, стала обобщенная система верований, которая возникла в результате фазы описания. Именно эта система верований служит для легитимации действий агентов контроля и в конечном счете ассимилируется в существующую мифологию культуры контроля. Преувеличение и отрицательная символизация дали немедленную легитимность: если речь идет о порочной, агрессивной группе лиц, которая несет обществу финансовый ущерб и отвергает культивируемые им ценности, то наказание оправдано. Еще раз процитируем исследование о беспорядках, вызванных зут-костюмами: новые символы дали санкцию рассматривать мексиканцев как более не связанных с благоприятным мотивом, но «вызывали только образ людей вне нормативного порядка, которые сами лишены морали и, следовательно, не имеют права на игру по правилам и надлежащие правовые процедуры»[149].

Если человек воспринимает ситуацию как катастрофическую и, более того, думает, что она повторится, усугубится и, возможно, распространится («катастрофа – мы обречены – дело не столько в том, что случилось, – это как болезнь»), у него есть все основания предпринять развернутые и чрезмерные меры предосторожности. Такой вид отношений между системами верований и социальным контролем можно проиллюстрировать на примере социальной политики в сфере наркозависимости:

Если проблема наркозависимости может быть раздута до пропорций национальной угрозы, то с точки зрения доктрины ясной и явной опасности можно оправдать призывы к еще более суровым наказаниям, применению более суровых ограничительных мер и дополнительных ограничений прав индивидов[150].

Агенты контроля действовали с точки зрения «доктрины ясной и явной опасности», и именно логика собственного определения ситуации вынудила их усилить меры, которые они уже приняли и предложили принять в дальнейшем для решения проблемы. Эта ориентация отражена в высказываниях, где чаще всего встречаются такие фразы, как «затянуть гайки», «принять жесткие меры», «не дать ситуации выйти из-под контроля» и т. д. Доминирующими мотивами были «возмездие» и «сдерживание», вместе с «защитой общества»; последнее получило особую легитимацию благодаря отсылке к образу тех, кого нужно защищать, – ни в чем не повинных отдыхающих, стариков, мам и пап, маленьких детей, строящих замки из песка, и честных торговцев.

Инновация. Последний общий элемент культуры контроля заключается в том, что она расширяется не только по степени, но и по сути за счет фактического или предполагаемого введения новых методов контроля. Эта реакция соответствует инновации в коэновской адаптации типологии Мертона для осмысления реакций на девиантность[151]. Для Коэна инновация как механизм реагирования означает игнорирование институционализированных ограничений при выборе средств, например, маккартизм или использование «допросов с пристрастием». Я бы включил этот аспект, а также вид инновации, который открыт агентам контроля, но не девиантам, чтобы изменить или предложить изменить сами институционализированные ограничения с помощью законодательных средств.

Реакция культуры контроля была инновационной в том смысле, что некоторые меры контроля оказались недостаточными, как по способу их реализации, так и по содержанию. Любые настоящие или предложенные изменения опять же были легитимированы путем обращения к системе верований. Если, к примеру, кто-то имеет дело с состоятельной группой людей на мотороллерах, то «штрафы не возымеют эффекта» и придется предложить инновационные меры, такие как конфискация мотороллеров или принудительные работы. Те же самые верования, оправдывающие эскалацию, могут оправдать и инновацию (по Коэну), которая приостанавливает действие определенных принципов, регулирующих индивидуальную свободу, справедливость и игру по правилам. Полицейские и судебные практики (о них пойдет речь ниже), базирующиеся на подобной приостановке, либо вызывали недоверие как новые, либо отвергались как чрезмерная реакция. Но со временем они были приняты и стали обычным делом: разные фургоны, принадлежащие муниципалитету, были переоборудованы в полицейские машины, и этому в Брайтоне уже не удивлялись.

Чтобы определить, насколько адекватно СМИ отражали инновационную реакцию на произошедшее, были проанализированы мнения, высказанные в Маргите. Результаты представлены в табл. 2. Хотя неконкретные решения сложнее классифицировать, довольно большая часть из них инновационна в том смысле, что они призывают к ужесточению существующих мер, а не просто к их эффективному исполнению. Что касается конкретных мер, почти все они были в той или иной степени инновационны; особенно выделяется последняя категория: требование предоставить полиции больше полномочий.

Истинные инноваторы, в коэновском смысле, либо перечисляли несколько решений в разных комбинациях,