Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

образом. С «госпожой А.», положившей начало инциденту в Мэттуне, на самом деле случился легкий истерический приступ, но решающим моментом стала ее драматическая интерпретация своих симптомов, которая и вызвала интерес прессы. По мере того как новости распространялись все шире, стали появляться сообщения о схожих симптомах, потом и более захватывающие материалы, и «история разрослась как снежный ком»[142]. Джейкобс отмечает тот же эффект в своем тайбэйском исследовании: сообщения о порезах были «следствием – но также и интенсификатором – гипервнушаемости и истерии, столь характерных для этой истории»[143].

Этот эффект «снежного кома» идентичен амплификации девиантности и характеризует моральную панику в ее высшей точке. Не следует слишком увлекаться этой аналогией, так как в конце концов моды и рокеры не были воображаемыми призраками, но все же параллели в распространении систем верований поразительны. Во-первых, в обоих феноменах главными векторами распространения являются средства массовой информации. Даже порядок освещения событий, описанный в исследованиях массового заблуждения, имеет точные параллели в освещении модов и рокеров: например, когда фактические инциденты прекращались, газеты держали читателей в напряжении с помощью репортажей другого типа («не-материалов», сбора мнений, описания реакций местных жителей). Статьи о курортах описывали чувство облегчения, что все закончилось, смешанное с опасениями, что это не конец: «Мы все выдохнули с облегчением», «В Маргите тихо, но городок зализывает раны», «Город в страхе – что можно сделать, чтобы предотвратить драки?» Сравните эти цитаты с мэттунской газетой за аналогичный период: «Мэттунский "безумный анестезиолог", очевидно, взял передышку… и хотя многие напуганные люди почувствовали некоторое облегчение, они, затаив дыхание, гадали, когда и где он может снова нанести свой удар»[144]. В ночь после выхода номера с этой статьей было зарегистрировано несколько нападений.

Стоит отметить еще один тип сенситизации – его можно назвать эффектом «расширения сети». Характерной чертой истерии является выбор «неверного» стимула в качестве объекта атаки или страха. Этот процесс можно наблюдать на примере затянувшихся розысков и облав после сенсационных преступлений или побегов из тюрем: в пылу истерии на невинных людей или на непредосудительные действия навешиваются ярлыки. Так, во время известной полицейской охоты 1971 года на Фреда Сьюэлла, убившего полицейского в Блэкпуле, были «обнаружены» и доставлены на допрос в полицию многочисленные подозреваемые[145]. В своем передовом исследовании случая моральной инициативы – принятия закона о сексуальной психопатии – Сазерленд заметил, какой страх вызвала охота на насильника: «Робких стариков вытаскивали из автобусов и приводили в полицию… и под подозрение попал каждый дедушка»[146].

Когда общий эффект намеков, вызванный сенситизацией, сочетается с типом свободной ассоциации в мотиве «дело не только в этом», в результате в ту же сенситизирующую сеть втягивается ряд других девиантов. В фазе, следующей за описанием, другие кандидаты становятся более заметными, а следовательно, также могут стать мишенями для социального контроля. Эти «мишени», конечно, выбираются не случайно, а из групп структурно уязвимых для социального контроля. Одной такой мишенью стали ночующие на пляже под открытом небом – практика, обычно негласно одобряемая на морских курортах. Во время летних каникул, после огласки случаев хулиганства, города вроде Брайтона и Маргита стали строже к этому относиться. В Брайтоне в августе 1965 года полиция задержала пятнадцатилетних девочек, спавших на пляже, и доставила в отделение. Им не было предъявлено никаких обвинений, полиция вызвала родителей, чтобы те забрали своих дочерей домой. Это было «частью новой политики города, согласно которой родители несут ответственность за безопасность своих дочерей» (Evening Standard, 30 августа 1965 года). Газета Daily Mirror (31 августа 1965 года) одобрительно отозвалась о «патрулях морали». Причины, по которым в сеть попали другие группы, еще более загадочны; например, в кемпинге в пригороде Брайтона было запрещено находиться подросткам, хотя у юных туристов не было ничего общего с модами и рокерами, кроме возраста.

Главными мишенями сенситизации оказались битники. Сразу после Клактонского инцидента в Гастингсе поползли слухи о плане опрыскать пещеры недалеко от города сильно пахнущим химическим веществом, чтобы сделать их непригодными для проживания битников. В ноябре 1965 года ассоциация частных отелей и гостевых домов Борнмута провела кампанию за запрет на проживание битников в городе, аналогичная резолюция была принята ассоциацией частных отелей и гостевых домов Грейт-Ярмута. В резолюции пояснялось, что не стоит проводить различие между модами, рокерами и битниками, так как у них одни и те же символы: «этих людей… легко узнать по неряшливому виду, спальным мешкам, мотороллерам и мотоциклам и т. д.».

Когда я говорю о «расширении сети», я не имею в виду, что до инцидентов с модами и рокерами курорты принимали битников с распростертыми объятиями. Однако во многих случаях отношение к ним действительно было хотя и неласковым, но терпимым, особенно со стороны полиции, которая хорошо понимала разницу между битником и потенциальным «хулиганом». Так дела обстояли в Брайтоне, где всего за несколько недель до Клактона в местном журнале процитировали главного констебля, утверждающего, что битники «не приносят никаких неудобств»[147]. Клактон и последующие события снизили местный коэффицент толерантности и распахнули двери для блюстителей морали. Газета Brighton and Hove Gazette (5 мая 1964 года) предупреждала, что позволять битникам спать летом на пляже и наносить ущерб – это угроза общественному спокойствию. В статье были опубликованы протесты торговцев и рекомендовалось включить мощные прожекторы на пляжах. В течение 1964 года члены местного совета предлагали сгонять битников с пляжей пожарными насосами или будить в пять утра, направляя в лицо луч фонаря. Один парламентарий призывал к полному запрету спать на пляже. В целом полиция сопротивлялась давлению, считая, что битники не причиняют никому вреда и не совершают серьезных правонарушений. Но в некоторых случаях одним из результатов сенситизации стало сокращение разрыва между борцами за нравственность и правилоприменителями. А в районах, далеких от мест событий с модами и рокерами – например, в Девоне и Корнуэлле, – этот феномен использовался для принятия новых мер контроля над битниками, теми, кто спал на пляжах, и др.

Культура социетального контроля

Сенситизация – всего лишь один из механизмов, участвующих в амплификации девиантности. Хотя официальные агенты социального контроля были так же уязвимы к этому механизму, как и общество, и фактически усилили девиантность своими собственными действиями, мы должны рассматривать их роль на стадии реакции отдельно. Это не спонтанный и разобщенный ответ на непосредственную девиантность, а организованная реакция, с точки зрения институционализированных норм и процедур. Агенты социального контроля соответствуют организациям, ответственным во время фазы спасения и ликвидации ущерба за работу с последствиями