Я тебе не невеста, царевич! - Катя Водянова

class="p1">Но с мылом он быстро закончил, оставил рубахи полежать, а сам сел рядом со мной, передохнуть.

– Потешаешься? – угрюмо спросил он, вытаскивая из мешка с припасами бутыль холодного морса.

– Любуюсь, – ответила я и тоже села, чтобы не глядеть на него снизу вверх.

– Как будто раньше не насмотрелась.

– А оно, как текущая вода, не надоедает. Но если смущаешься, могу на кого другого смотреть. К примеру, на твоего Снежка, то есть Инея. Вот уж загадочный человек. Им даже Дмитр интересовался.

– Чего хотел? – Велемир разом подобрался, как перед броском.

– Спрашивал, как так вышло, что вместо Элейны ты из столицы Зеленого с бардом вышел. Хотел разузнать, что за силы такие могучие в нем скрыты.

– Деньги спускать, – недовольно ответил царевич и потер руками лицо. – Одна его могучая и уникальная сила.

На этом он замолчал, но под моим испытующим взглядом все же продолжил:

– Я убил чудовище, пришел к царю за наградой. Собирался попросить руку принцессы, а там Иней в клетке висит. Без еды и воды на палящем солнце, уже который день. Стражники сказали, что он крупно задолжал короне, и висеть ему там месяц. Иней бы столько не выдержал, а мы с ним уже лет семь знакомы, иногда путешествуем вместе… – он замолчал, будто устыдился своей слабости.

Вот и стало понятно, как он перед отцовскими смотринами оказался без невесты. Наверное, как будущему царю, ему было бы правильнее выбрать принцессу, а Иней пусть бы сам выкручивался. А вот с человеческой точки зрения, Велемир прав.

– Самое обидное, что Элейна когда узнала об этом, пожала плечами и не согласилась попросить отца за Инея. Хотя ей бы это ничего не стоило. Пусть бы пересадили в обычную тюрьму, Инею бы даже на пользу, но висеть в клетке – верная смерть. Как-то слишком за пару златов долга. – Он вздохнул и потер лицо. – Дмитру я об этом никогда не расскажу, не поймет.

– Ну, я же понимаю. И потом, вот рассорилась с родней из-за парня, думала, они не понимают, какая у нас любовь! А это я не понимала, что отказываюсь от близких ради насквозь гнилого человека, а потом было стыдно идти с повинной.

– Тем более батенька твой непростой человек…

– Непростой, – согласилась я и сделала вид, что не распознала его намеков. Пусть вон сам догадывается или у Дмитра спросит.

– Хорошо, – воспрял Велемир и даже подскочил на ноги. – Как закончим отцовские испытания, пойдем к твоему: мириться и свататься.

Я фыркнула, не очень-то поверив в его слова. В мечтах-то оно все просто, а как увидит батеньку своими глазами, так разом и передумает. Но на душе все равно было легко и весело. Значит, в самом деле серьезно настроен, если хочет идти мою руку просить.

Но пока что Велемир собрал отцовские рубахи и окунул их в воду, выполаскивать грязь. Я все также лениво косилась туда, но помогать не спешила. Магией вмешиваться нельзя, а руками в такое лезть не хочется. Велемиру оно тоже… полезно. Пусть не в тюрьме месяц, а в реке бельем поболтать, но мозги на место ставит.

Правда, выходило у него не слишком. Все же мыльный раствор против таких пятен слабоват, а оттирать и выколачивать белье у царевича сноровки не хватало. Я уже раздумывала, как бы так вмешаться, чтобы надсмотрщик за руку не поймал.

Но раньше, чем в голову пришла какая-то идея, к этом старейшине подсела неизвестно откуда взявшаяся Любаша и стала размахивать связками костяных бус. Ее конь, тем временем, с громким фырканьем ворвался в реку, распугивая всех рыб рядом с удочкой и на несколько саженей рядом.

А еще я, вытаращив глаза наблюдала, как вода в реке потекла быстрее, закружилась в водовороты возле царских рубах, и буквально выбила из тех грязь, а потом унесла ее ниже по течению. Притом никакой магии я не чувствовала, будто какой-то из речных духов решил нам помочь со стиркой. Велемир же не стал мешкать, сноровисто окунул все рубашки в водовороты, пока старейшина спорил с Любашей. Затем осталось только развесить выстиранное белье по ближайшим кустам, и его часть работы на сегодня закончена.

Зато мне с моей пришлось повозиться. Не так просто сотворить выдающийся ковер, когда идеи с прекрасным и ужасным уже заняты. Игра на ностальгических чувствах Ратмира тоже не прокатит. Во-первых, повторяться это плохо, во-вторых, ковер все же не хлеб, мог и не отпечататься в памяти.

Но кое-что я все-таки придумала, и в этот раз не выпускала свою поделку из виду. Одного облитого вонючей дрянью каравая мне хватило, чтобы запомнить этот урок. Если не держала в руках, я оставляла ковер на попечение Велемира или Любаши.

Потому к моменту, когда вечером нас вызвали в тронный зал, коврик был в целости и сохранности. Правда, размера невеликого, его легко нес один Велемир, недовольный и злой. Опять, наверное, думал, что надо было делать побольше, а потом еще обвязать по краю каймой и кисточками, чтобы все впечатлились.

И все равно бы он не дотянул до ковра Альмы. Тот тащили десяток слуг, а Илора шагала позади и следила за тем, чтобы доставили в целости. Хотя что с ним может случиться? А есть и да, отрежут пару саженей, никто и не заметит.

– Был он скуден чреслами и в действиях скор, зато соткал Альме огро-о-омный ковер, – вполголоса протянул Иней.

На что Любаша закатила глаза, Велемир издевательски ухмыльнулся, глядя на брата, а я скромно потупила взгляд. Не хватало еще рассмеяться посреди представления ковров, в котором я пока еще не лидер.

Тем более царь восторженно цокал языком, пока слуги разматывали ковер Альмы. Та же поймала мой взгляд и ненадолго закатила глаза, как бы говоря, что и сама не рада такому ткаческому чуду. Я подмигнула ей и жестами показала, что ковер вышел отличным.

Он и вправду удался: приятной расцветки, ворс хорошей длинны, а в качестве узора – карта Тридевятого. В других условиях я и сама бы сделала что-то похожее, потому что это – серьезная заявка на победу.

Надеюсь, наша ничуть не хуже.

Велемир как раз вышел вперед, гордо расправив плечи, и развернул перед царем мой коврик. Размера тот был небольшого, как раз на стену повесить или у кровати положить, и узор самый простой, такие и в знатных домах, и в крестьянских избах найти можно. Но стоило Ратмиру тронуть край, как ковер пошел рябью, и завитки на нем сменились видом той самой речки, где мы сидели утром.

– На