Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

- А как это связано с игрой на тромбоне? - спрашивает Гектор.

- Когда я начинал,- говорит Чарльз,- я думал про какую-то такую связь.

- Как сказал Гете, теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо.

18

Весь город смотрел кино про индийскую деревню, осаждаемую тигром. И только Уэнделл Кори отважился встать на пути тигра. Затем Уэнделл Кори выронил винтовку - точнее сказать, тигр выбил винтовку у него из рук - и остался с одним ножом. Для полной радости левая рука Уэнделла Кори оказалась в пасти тигра, по самое плечо.

Рамона думает о городе.

- Я не могу не признать, что мы тут погрязли в крайне изысканном, таинственном дерьме. Дерьмо это пульсирует и колышется. Оно многомерно и имеет мажоранту. Чтобы описать его, потребуются сотни и сотни тысяч слов. Наше дерьмо лишь малая часть куда большего дерьма - национального государства, которое в свою очередь является порождением этого наивысшего, наидерьмовейше- го дерьма - человеческого сознания. Нельзя отрицать, что во всем этом проявляется и некая утонченность, к примеру, когда поет Мунбелли, или когда гаснут все лампы. Какое это было блаженство, когда во всем городе вырубилось электричество! Если бы только мы могли вернуться в этот утраченный рай! Ну, скажем, дружно забыли бы оплатить счета за электричество. Все мы, все девять миллионов, и одновременно. Затем мы взяли бы эти листочки с напоминанием, что, если мы не погасим задолженность в пятидневный срок, они погасят нам свет. Мы все встали бы со стульев с этими листочками в руках. Одна и та же мысль пробежала бы по извилинам девяти миллионов мозгов. Мы подмигнули бы друг другу, сквозь стены.

Электрическую компанию пробрала нервная дрожь - это мысль Рамоны вырвалась в парапсихологическое пространство.

Рамона переставляла имена.

Верцингеторикс

Мунбелли

Чарльз

Мунбелли

Чарльз

Верцингеторикс

Чарльз

Верцингеторикс

Мунбелли

- На меня упал их взгляд. Животворящей силой был, возможно, их взгляд, слитый воедино. Изо всех миллионов особей, ползающих по поверхности города, их блуждающий, жаждущий взгляд выбрал меня. Зрачок расширился, вбирая как можно больше меня. Они принялись вытанцовывать крошечные танцы намеков и страха. Взятые вместе, эти танцы составляют приглашение, ведущее - если принять его - на скользкую дорожку. Я приняла. А что было делать?

КЬЕРКЕГОР ОБИДЕЛ ШЛЕГЕЛЯ

О: Зачастую я использую попутчиц. Я в вагоне, европейском вагоне с перегородками между купе. На очередной остановке напротив меня садится молоденькая девушка. У нее светлые волосы, свитер с короткими рукавами и короткая юбка. Свитер в белую и голубую полоску, юбка темно-синяя. У девушки книга, «Французский язык для начинающих» или что-то в этом роде. Мы во Франции, но девушка не француженка. У нее в руках книга и карандаш. Она очень застенчива. Она раскрывает книгу и начинает притворяться, что с головой ушла в работу - ну, вы знаете, делает карандашные пометки и все такое. Тем временем я подчеркнуто смотрю в окно на пробегающий пейзаж. Я стараюсь не смотреть на ее ноги. Юбка немного задралась и, вы понимаете, видна значительная часть ног. Еще я стараюсь не смотреть на ее груди. Они не стянуты лифчиком, только прикрыты полосатым свитером. Слева к свитеру приколот маленький золотой значок. На значке изображены какие-то буквы. Я не могу их разобрать. Девушка ерзает на сидении, устраиваясь поудобнее. Она держится очень скованно. Все ее движения слегка утрированы. Книга лежит у нее на коленях. Ее ноги довольно широко раздвинуты, они покрыты густым загаром цвета…

В: Весьма обычная фантазия.

О: Все мои фантазии крайне заурядны.

В: Это доставляет вам удовольствие?

О: Слабое.. Довольно убогое…

В: Как часто это случается?

О: Бог его знает. Время от времени. Иногда.

В: Вы не идете мне навстречу.

О: Мне не интересно.

В: Я подумываю, не написать ли мне статью.

О: Я не хочу фотографироваться.

В: Солипсизм плюс высокомерие.

О: Возможно.

В: Вы аполитичны?

О: Я весьма ангажирован политически, только это не приносит никому никакой пользы.

В: Вы не участвуете?

О: Я участвую. Я требую, я подписываю напечатанные в газетах обращения, я голосую. Я делаю небольшие взносы в избирательные фонды выбранных мною кандидатов и обращаю свою иронию на остальных. Я участвую в маршах, что совершенно смехотворно. Последний марш собрал восемьдесят семь тысяч участников, по самым осторожным оценкам, и все же находиться среди этих людей, маршировать вместе с ними… Я хотел идти вместе с Локомобилыциками, встать под их знамя, но двое полицейских мне не позволили, они сказали, что в этом месте нельзя присоединяться, я должен вернуться к исходной точке марша. Тогда я вернулся к исходной точке и пошел вместе с Раздавателями Пищи за Мир и Свободу.

В: Что это были за люди?

О: Они выглядели совершенно обыкновенно. Возможно, они и не были никакими раздавателями пищи. Ну, разве что те двое, которые несли транспорант. Я не знаю. Там было множество девушек в черных куртках и штанах, как у вьетнамских крестьян, и в крестьянских соломенных шляпах, совсем юные девушки, старшеклассницы, они бежали, сцепившись руками в длинную цепочку, смеялись…

В: Вы очень критичны в своем отношении к нашим политическим механизмам. Вы не проявляете энтузиазма, это подрывает устои.

О: Извините, пожалуйста.

В: Считаете ли вы, что ваша ирония продуктивна, что она способна помочь смене правительства?

О: Я считаю, что правительство зачастую оказывается в ироническом отношении к самому себе. И это продуктивно. Частный пример: мы тратим чертову уйму денег на имеющуюся у нас армию, это очень большая, великолепно оснащенная армия. Мы тратим на нее что-то около двадцати миллиардов в год. Так вот, основным смыслом армии является… как там это слово? Устрашение. А ключевым моментом устрашения является убедительность. И что же делает наше правительство? Оно берет себе и распродает излишки военной формы. И молодежь начинает все это на себя напяливать, форму целиком или ее отдельные элементы, потому что это дешево и вроде как стильно. Через совсем никакое время у нас на улицах появляется целая шутовская армия, пародирующая настоящую армию. Они смешивают все эпохи, тут и пародийные британские гренадеры, и пародийные солдаты Первой мировой войны, и пародийные герильерос со склонов Сьерра-Маэстры. Эти ребята разгуливают в замызганном обмундировании с нашивками за ранения и годы службы, с «Серебряными звездами», а заодно - со страусовыми перьями, жилетками, размалеванными флюоресцентной краской, кожаными мешочками с толченым носорожьим рогом… Вы поневоле сопоставляете живописную шутовскую армию, затопившую наши улицы, с армией настоящей. И нет никаких сомнений, что эта шутовская армия представляет собой серьезнейший вызов всем идеям, на которых зиждется настоящая, в том числе основной из них - идее о необходимости армии как таковой. Правительство бездарно подставилось, подорвав доверие к себе ради нескольких долларов, полученных на мелочной торговле старым обмундированием.

В: Как там моя тачка?

В: Как там моя почка?

В: Как там вкус моей репы?

В: Как там кухарка моей репы?

В: Как там мой убор?

В: Как там мой прибор?

В: Как там цветочная баня?

В: Как там срам?

В: Как там план?

В: Как там огонь?

В: Как там труба?

В: Как там моя тронутая мама?

В: Как там тебе мой афоризм?

В: Вы ироничны.

О: Это весьма полезно.

В: Чем это полезно?

О: Давайте я расскажу вам одну историю. Несколько лет назад я снимал дом в Колорадо. Обычная загородная халупа - три или четыре спальни, сучковатые сосновые доски или что-то вроде внутри, кедровая щепа или нечто аналогичное снаружи. Зимой здесь жил хозяин, лыжный инструктор, со всеми своими чадами и домочадцами, остальное время дом пустовал. Там имелось неимоверное количество кладовок и чуланов, как выяснилось вскоре - под завязку набитых всевозможнейшими играми и игровым снаряжением. Я в жизни не видел столько игрового барахла в одном месте, разве что в больших универмагах. Тут были луки и стрелы, наборы для игры в крокет и клюшки для гольфа, шаффлборд и батуты, эти самые пружинные штуки, которые привязываешь к ногам, а потом прыгаешь, как мячик, настольный теннис и покерные фишки, корзинки и мячики для игры в хай- алай и рулеточные колеса, шахматы и шашки, обычные и китайские, все, какие только бывают мячи и хула-хупы, сетки и воротца, бадминтон и тысячи настольных игр, книги с правилами игр и такая хреновина с медными тарелками, которую ставят на пол и отбивают ногой такт для пианино. Ящик прикроватной тумбочки, и тот был битком набит карточками и игрушечными деньгами для «монополии».