Триггер убийства - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Говорят, это отголоски первобытного существования человека в пещере – накрылся тяжелой шкурой мамонта или зубра, все, в домике, спрятался. Значит, не найдут, не съедят и не замерзнешь. Поэтому для спокойного и хорошего сна спать надо под тяжелым одеялом.

Не отрывая взгляда от морской глади, сверкающей сквозь решетку ветвей, Кира повела руками по подлокотникам кресла. Медленно, с усилием давя на полированное дерево. Когда ее ладони сползли вниз, пальцы завернулись, огибая округлый край, она явственно ощутила разницу в текстуре материала под ладонью.

Не глядя, нажала на торец подлокотника, и невидимая пружинка вытолкнула крошечный ящичек, в котором лежал альбом. Несколько полиэтиленовых кармашков под фотографии десять на пятнадцать.

– Это рассматривал Антон Алексеевич? – Кира помахала альбомом, чтобы Надежда рассмотрела.

– Да, – согласилась та.

Кира покачала головой, вложила альбомчик в одну из книжек со стола и сунула себе под мышку. Даже если домработница заметила это, спрашивать ничего не стала.

Мотухнов записывал координаты сына, потом имена коллег, которые Надежда когда-либо слышала. Договаривались об опознании. Самбуров спрашивал еще что-то.

Кира проскользнула на кухню. Обнаружила горячий термопот и фарфоровый чайник недавно заваренного чая. Вдыхая аромат душицы и чабреца из большой чашки, вышла на веранду. Она уселась на широкие деревянные перила и сделала глоток, глядя на синюю гладь моря. С горы Аю-Даг сползал туман и плыл по воде. Через пару недель наступит лето, и картинка замрет на пике красок. Море лазоревое, такое же небо, жаркое белое солнце. Все самое удивительное с природой происходит весной и осенью. Любуйся.

– Заглянем еще в ялтинский офис, – распорядился Григорий.

– Нет, туда я не хочу. – Кира сморщила нос и закусила ноготь на большом пальце, о чем-то размышляя. – Я лучше в монастырь!

Самбуров вытаращил глаза и засмеялся:

– Если ты собралась в Косьмо-Диаминовский, то это мужской монастырь.

– Если бы он был женский, у меня были бы нулевые шансы в него попасть, – ничуть не смутилась Кира. – По шкале непереносимости меня на дух и количеству выделяемого при этом презрения, женщины в рясе где-то сразу после Татьяны Николаевны.

Самбуров скорчил понимающую физиономию, протянул Кире ключи от своей машины.

Кира наблюдала, как мужчины уселись в двойник самбуровского «мерса». Григорий кинул на Киру обеспокоенный взгляд. Роман уверенно проехал путь по аллее задним ходом не разворачиваясь. Узкой дорожкой по кругу и в подъем. Кира прикинула, осилила бы она подобное фигурное вождение. Скорее всего, но она терпеть не могла ездить задним ходом, поэтому несколько раз выворачивала руль, чтобы развернуться. «Мерседес» существенно отличался от ее любимого «миника», он был больше, серьезнее и, казалось, не слишком-то радовался новой водительнице.

– Потерпи. Верну тебя твоему Самбурову в целости и сохранности, – уговаривала она авто. Но это был не ее «миник», и на диалог он не шел.

Однажды Таня, подруга по танцам, которую Кира подвозила куда-то, заметила, что та разговаривает с машиной.

– Ты психолог, тебе виднее, как это точно называется, но уверена, что это невроз – разговаривать с машиной.

– Ты разговариваешь с котом? – уточнила Кира.

– Но он живой! Это совсем другое! – не сдавалась Таня.

– Он тебя слушается? Принимает твое мнение к сведению? – настаивала Кира.

– Он принимает к сведению только куриную печень! – хохотнула девушка.

Ее кот напрочь отказывался есть сухой корм, и в этом решении Кира его одобряла. Она читала состав корма – сплошная мука. Она бы тоже это есть не стала.

– Вот! А мой «миник» всегда со мной согласен, слушается и четко исполняет пожелания.

– Кира! Если ты говоришь с богом, это молитва, если бог говорит с тобой – шизофрения.

– Это симптом шизофрении, если собеседник невидим и не существует. А в случае кота, автомобиля это обычный антропоморфизм, ну максимум на синдром растормаживания тянет, – серьезно пояснила Кира.

– Тебе виднее! – признала Таня, смеясь.

До Косьмо-Диаминовского монастыря она добралась на час позже, чем рассчитывала. Тридцать километров и тридцать километров по серпантину – это два совершенно разных пути. Кира никак не могла к этому привыкнуть.

Она не очень хорошо знала церковные порядки, но звона колоколов не слышно, значит, вечерняя служба пока не началась.

Девушка купила в церковном киоске платок, пару свечек.

– Где я могу найти отца Пимена? – спросила она у продавщицы.

– А вы договаривались? – женщина окинула Киру оценивающим взором, видимо, разыскивая в ней признаки истовой веры. – Сейчас он на стройке, скорее всего. Или в храме. На огороженную мужскую территорию нельзя. Вы спросите там – его позовут.

Кира побрела по тропинке к самому большому зданию. Если искать преподобного отца на стройке, можно гулять по территории монастыря часами. Строились они активно. И реставрировались тоже. Два здания окружили строительные леса и два пребывали в состоянии возведения стен.

«Видимо, многолюдный приход», – вспомнила Кира корректную фразу, которой священники измеряли доход от храмов, и услышанную ею у одного приятеля экономиста, преподающего в семинарии.

Ей тяжело давалось определение своих отношений с Богом. Скорее всего, просто не довелось их выяснить. В детстве ее крестили. Потом она несколько раз бывала в церкви, однажды даже причастилась, по настоянию матери и тетки. Воспоминаний об этом мероприятии почти не сохранилось.

Запах ладана и треск свечей не успокаивали ее, святые лики не вселяли благоговения, не заставляли переосмыслять свои поступки и точно не призывали каяться. Она по привычке взирала на открытое, бесстрастное лицо Сына Божьего и пыталась определить, что он чувствует и о чем думает. Мысли приходили сообразно своему собственному эмоциональному состоянию. Она понимала, что на это и рассчитано. Каждый увидит в иконах то, что жаждет увидеть. Отражение себя.

Она вообще видела в религии много психологических трюков и уловок. Как устроены службы, о чем вещают в проповедях, принципы удержания внимания, притупление критического мышления. Но это не от Бога, это от служителей. От людей. А люди, они идут в придачу ко всем своим пороками и страстям. А что от Бога? Где он вообще?

Как итог, Кира пребывала в уверенности, что если Бога искать, то следует искать в себе. Но вытаскивать на свет свои страсти и порок не спешила. Возможно, позже.

Вытребовать преподобного отца на беседу из крепких рядов защитников в черных рясах удалось, лишь солгав, что она близкая подруга Монголина. Наконец, ее проводили в весьма прозаичный и деловой кабинет с рабочим столом, с креслами для посетителей и стеклянным кофейным столиком.

Отец Пимен оказался мужественным и весьма привлекательным мужчиной лет сорока пяти. Тонкие, словно выписанные иконописцем черты лица. Высокий лоб, прямой ровный нос, мягко очерченный рот. Русые волосы по плечам, отливавшие небольшой рыжиной, и аккуратная бородка, положенная по статусу наместника монастыря. Впечатление производили глаза. Большие и лучистые, очень внимательные и смотрящие удивительно по-доброму. Кира закусила губу и прищурилась, прикинув, стоит ли испытывать человека с подобным взором на эмоциональную устойчивость.

– Хотите узреть путь к