Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов

не слишком большой и ничего здесь особенного нет. Массивный рабочий стол с кучей телефонов, книжные шкафы, портрет Ленина, театральные портьеры.

Он начинает расспрашивать меня о службе, о том, как живут военные на дальних рубежах, довольны ли солдаты, всё ли хорошо и нет ли серьёзных проблем. Я подробно рассказываю, как устроена жизнь на современной заставе, отвечаю на все вопросы. И пью чай с печеньем и конфетами.

— «Зубровку»… кхм… хочешь? — спрашивает Брежнев.

— Я же не пью, Леонид Ильич, — улыбаюсь я.

— «Зубровка» для кхм… здоровья! — тоже улыбается он. — Ну, ладно э-э-э… значит… ты будущее… кхм… предсказываешь? Или кхм… узнал, что Мишу э-э-э… устранить хотят? Кто? Знаешь?

— Обладаю, Леонид Ильич, силой прозорливости, — подтверждаю я. — Вижу, глядя на некоторых деятелей, когда они отойдут, так сказать, в мир иной. Но только в относительно близкой перспективе. Причина смерти мне неизвестна. Думаю, с сердцем, наверное плохо стало или давление.

— Кхм… понятно… — хмурится он. — А когда… Андропов?

— Его горизонта не вижу. А вот Константин Устинович, например, через три года. Вернее так, я вижу несколько вариантов развития событий. Например, если бы сейчас Черненко не ушёл, а вы бы поехали в Ташкент, всё было бы очень скверно. Даже не хочу вам рассказывать.

— Хм… кхм… расскажи!

— Нет, не просите, зачем буду расстраивать, если всё уже иначе начало складываться.

— Хм… а-а-а… я?

— Вам я уже говорил, Леонид Ильич. Нужно во что бы то ни стало избежать травмы в Ташкенте. На авиазаводе.

— Кхм… подробнее…

— Не хочу пугать, но если вы всё-таки поедете в Ташкент и пойдёте на встречу с рабочими, они набьются на мостки, чтобы вас увидеть, а те не выдержат и обрушатся. И это будет очень плохо. Переломы ключицы и рёбер, боли, травмы внутренних органов. В общем от этого всего будет очень трудно оправиться, понимаете?

— А как ты это видишь? — хмурит он свои косматые брови.

— Не знаю, как объяснить… Вижу и всё. Как кино, с одной стороны, но в глубину, что ли…

В общем, дурю деду голову, как могу.

— А как кхм… для страны лучше? Такое ты видишь?

— Опять в Наушки отправите или куда подальше?

Он долго молчит, смотрит.

— Не отправлю… кхм… не бойся…

Надеюсь и к стенке меня не поставит.

— Для страны, Леонид Ильич, нужны перемены. Вы и сами знаете. Начинаем отставать. Нужны реформы. Косыгинские не дотянули, не додумали и похерили, в конечном итоге, а время идёт конкуренция не ослабевает. На этом этапе Запад вперёд вырывается. Но лет через сорок Китай рванёт. А мы?

— Кто будет кхм… генеральным… секретарём?

— Это во многом вы можете определить. На сегодняшнем этапе нужен Андропов. Но его надо окружить теми, кто поддержит, а не палки в колёса вставлять будет. Я дам несколько раскладов, ладно?

— Кхм… давай, гадалка, раскладывай… — качает он головой.

— Вариант первый, катастрофичный. Романов, Гришин, Щербицкий.

— Кхм…

— Закручивание гаек, попытки догнать Запад старыми методами, кайлом против экскаватора. Отставание, обнищание, социальный взрыв, распад Союза.

— Ты давай… кхм… без этого…

— Вы сами попросили, Леонид Ильич. Без этого не получится. Вы же визионер, поэтому я и говорю.

— Что это кхм… такое?

— Ну, значит, вы смело смотрите в будущее и выбираете верную дорогу.

— Кхм… э-э-э… да, — соглашается он, и я едва сдерживаю улыбку.

Все мы визионеры.

— Вариант второй. Тоже катастрофический. Ещё более быстрый финал. После вас приходит Горбачёв. Хочет быстро и эффективно реформировать страну и вывести в мировые лидеры, но, простите, мозгов не хватает, начинает такую дурь творить, что все летит в тартарары. Взлёт преступности, обнищание народа, деиндустриализация — это он создаст предпосылки, а его последователь доведёт до максимума. Горбачёв введёт президентское правление, станет президентом, а сил удержать то, что разбалансировал не хватит. Прибалтика выйдет из Союза. Горбачёва арестуют те, кто не согласен с его политикой но Ельцин поднимет народный бунт.

— Какой кхм… из Свердловска?

— Он самый. Дальше он становится президентом РСФСР и подписывает с главами республик договор, о прекращении существования Союза. Вот и сказочке конец. Налетают западные консультанты и… В общем сами понимаете. Была страна и нету… Была КПСС и нету. Был Варшавский договор — и нету. Союзники становятся врагами. А кто ещё не стал, тех мы сами превратим во врагов. Везде влияние Америки, Россия в нищете. Дикий капитализм.

— Кхм… не верю… — качает он головой. — Народ э-э-э… не допустит…

— Могу подробно рассказать, шаг за шагом. Я бы такое не смог придумать.

— Нет, кхм… не хочу. Хороший э-э-э… вариант имеется?

— Имеется. Вы не едете в Ташкент оставляете после себя Андропова и выходите на пенсию, сохраняя заметное влияние на политбюро. Андропов начинает осторожные и постепенные реформы, ведущие к оздоровлению экономики.

— Что за кхм… реформы?

— Научное сообщество должно приготовить проект с учётом ленинских тезисов и опыта быстро развивающихся стран — Китая и Югославии.

— НЭП опять?

— Это пусть политэкономы и политологи скажут, главное, чтобы реформы шли под управлением КПСС, разумеется. Вот. Первый этап самый трудный сможет осуществить Андропов. Он человек проверенный, имеющий аппаратный вес и достаточно жёсткий. Пусть решит вопросы с преступностью, проведёт административную реформу и всё остальное. А когда первый этап закончится, нужно будет менять его на Медведева. Я вижу при нём расцвет и прогресс. Главное не допустить ослабление контрразведывательной деятельности. Значит спецы в этом направлении должны получить руководящие должности в КГБ.

— Андропов кхм… Злобина своего э-э-э… предлагает… Так он как раз по этой части…

Де Ниро, вообще-то внутренним контуром занимался, но ничего. Надеюсь, Андропов сможет его протолкнуть.

— Думаю, — говорю я, — Андропов понимает, что на этом направлении будет очень серьёзное противоборство. Вот и предлагает. Нам нужны государственники, Леонид Ильич, а не формалисты.

— Это кхм… кто формалист?

— Пример государственника — это вы, пример формалиста — Михаил Андреевич. Про мёртвых только хорошее, знаю, но объективно если посмотреть…

— Ладно… кхм… ладно… — недовольно прерывает меня генсек. — Не заносись!

Мы разговариваем часа два, и я вижу, что деду уже становится тяжело.

— Леонид Ильич, устали?

— Какая кхм… разница! Я вот думаю… кхм… что твои речи не похожи э-э-э… на гадания… Слишком… кхм… конкретные…

—