Полёт: воспоминания - Леонид Механиков

Вершинин сразу же даёт команду: „Пусть атакует и катапультируется“. Я возразил: „Вдруг упадёт не на нашу территорию, самолёт в районе границы“. Комдив Шилов в это время поднял пару МИГов, а они вывели Су-9 на аэродром. Садился Дорошенко практически без топлива, но успешно приземлил истребитель (1 мая, когда летел Пауэрс, мы все жалели, что капитан Дорошенко отправился за самолётами в Новосибирск и не мог принять участие в атаке на него). А на КП опять звонок от Вершинина: катапультировался лётчик или нет? Я почувствовал: главком желает, чтобы лётчик непременно катапультировался. Для меня его стремление так и осталось загадкой…» Вместе с Аркадием Ковачевичем выстроили следующую версию. О том, что самолёт-нарушитель вторгся далеко в пределы страны, знал глава государства Никита Хрущёв. Он был разгневан тем, что Вооружённые Силы ничего не могут предпринять в течение 6 часов. Понятно, солидная доля ответственности ложилась на руководство ВВС.

Катапультирование, возможно, позволило сказать, что лётчик сделал всё, что было в его силах. А может, маршал Вершинин боялся, что с окончательным расходом топлива погибнет пилот.

Тень от катастрофы также бы пала на главкомат ВВС: лётчик-шпион улетел, а своего пилота погубили — к тому времени уже погиб Владимир Карчевский. Сразу же после 9 апреля в Ташкент прибыла многочисленная комиссия — возглавлял её начальник Главного штаба Войск ПВО генерал Пётр Демидов. Аркадий Ковачевич сказал автору очерка, что с ним тогда никто не беседовал. Но перед отлётом в Москву Демидов спросил его: можно ли было перехватить нарушителя? Ковачевич ответил, что нет, пока не готовы — ни системы наведения, ни средства перехвата.

Генерал-полковник в отставке Юрий Вотинцев о событиях, происшедших после 9 апреля рассказал следующее: «Главком Сергей Бирюзов 9 апреля провёл все 6 часов на Центральном командном пункте Войск ПВО. Когда самолёт ушёл, он, не повышая голоса, сказал мне: „За пролёт нарушителя госграницы вас, товарищ Вотинцев, снимут с должности или строго накажут, но вы не теряйте уверенности в себе — у нас в ПВО за одного битого дюжину небитых дают“. А потом прибыла комиссия. Работала она не только в Ташкенте. Были сразу опечатаны несколько РЛС, а старые станции, как я уже говорил, неточно определили высоту, и 8 километров показывали, и 10, и 12, а самолёт шёл на 20. Проводка осуществлялась неровно. Всё это было использовано против нас, как мне думается. На заседании Политбюро Центрального Комитета партии, пользуясь данными проводки, председатель Госкомитета по авиатехнике — министр СССР Пётр Дементьев и генеральный авиаконструктор Артём Микоян заявили: „В мире нет самолётов, которые бы могли 6 часов 48 минут идти на высоте 20.000 метров. Не исключается, что этот самолёт периодически набирал такую высоту, но затем он непременно снижался. Значит, теми средствами противовоздушной обороны, что имелись на юге страны, его должны были уничтожить“. И делался вывод: ответственность за пропуск полностью ложится на Войска ПВО и корпус, которым командует товарищ Вотинцев».

В апреле 1960 года Маршал Советского Союза Родион Малиновский издал приказ по факту нарушения госграницы СССР. В нём давалась строгая оценка действии должностных лиц Войск ПВО и ВВС, командования ТуркВО. Присутствовали там слова «преступная беспечность», «недопустимая расхлябанность» и т. д.

Генерал Юрий Вотинцев и полковник Аркадий Ковачевич, в частности, были предупреждены о неполном служебном соответствии.

Командующий войсками Туркестанского военного округа генерал армии Иван Федюнинский получил строгий выговор.

«Когда 1 мая был сбит U-2, пилотируемый Френсисом Пауэрсом, и стали известны тактико-технические характеристики самолёта-шпиона, определилось чётко — в корпусе не было средств для пресечения полёта самолёта-нарушителя 9 апреля, — поведал автору заметок Юрий Вотинцев. — Мы сделали, на мой взгляд, всё что могли. В августе 1960 года в Москве проходило служебное совещание. По его окончании маршал Бирюзов пригласил меня к себе в кабинет, открыл сейф и показал написанный им рапорт на имя Малиновского. Бирюзов указывал в нём на обстоятельства действий сил корпуса 9 апреля, на показания Пауэрса, докладывал, что средств для пресечения полёта U-2 в корпусе не было, ходатайствовал перед министром обороны о снятии с меня взыскания. На рапорте я увидел резолюцию: „Товарищу Бирюзову С.С.

Генералу со взысканием наложенным МО, нужно ходить не менее года“. Внизу стояли две буквы — P.M. — Родион Малиновский. Взыскание сняли ровно через год — вот так закончилась для меня та история».

Итак, 9 апреля I960 года американскими спецслужбами была проведена неординарная разведывательная операция. В тот день самолёту Локхид U-2, стартовавшему в Пешаваре, удалось, как говорится, неосуществимое — за один полёт с высоты 20.000 метров взглянуть на сверхсекретные объекты Советского Союза — Семипалатинский ядерный полигон, авиабазу стратегических бомбардировщиков Ту-95, полигон зенитных ракетных войск близ СарыШагана, ракетный полигон Тюра-Там (космодром Байконур). 9 апреля 1960 года, в 11 часов 35 минут U-2 сумел выскользнуть за пределы СССР в районе города Мары. Советская сторона в закрытой ноте сделал резкое заявление. Американцы отмолчались, дескать, мы к нарушению границы не причастны. Отмолчались и продолжили планирование разведывательных полётов над СССР.

Советская система противовоздушной обороны, заведённая локаторщиками в шесть часов утра 1 мая, набирала обороты. Ранним утром о полёте самолёта-незнакомца над СССР уже знали в Москве.

Забежим немного вперёд и перенесёмся на сессию Верховного Совета СССР, которая открылась 5 мая. «Об этом агрессивном акте, — заявил тогда Никита Хрущёв, — министр обороны немедленно доложил правительству. От правительства было сказано: агрессор знает, на что он идёт, когда вторгается на чужую территорию. Если он будет оставаться безнаказанным, то пойдёт на новые провокации. Поэтому надо действовать — сбить самолёт!» Вот что мы знаем о принятии решения на пресечение полёта U-2 со слов председателя советского правительства.

По утверждению А.Н. Шелепина, в то время он был председателем Комитета государственной безопасности, события развивались несколько иначе. Как именно? Обратимся к его краткому рассказу: «Глубокой ночью в канун праздника 1 мая 1961 года меня разбудили и сообщили, что южную нашу границу пересёк иностранный самолёт неопознанной принадлежности. Я тут же из дома позвонил в штаб ПВО страны и спросил, известно ли им об этом.