Приключения знаменитых первопроходцев. Северный полюс - Луи Буссенар

Одиннадцатое октября. Сто двадцать первый день. Снежные шквалы с юго-запада. Идти не можем. Дичь исчезла. Ложка глицерина, разведенная в кипятке. Дров в округе мало.

Двенадцатое октября. Сто двадцать второй день. На завтрак последний глицерин. Настаиваем в котелке листья арктической ивы. Все слабеют на глазах. Сил едва хватает на вылазки за дровами.

Тринадцатое октября. Сто двадцать третий день. Чай из листочков ивы. От Ниндеманна никаких новостей! Только Бог может спасти нас!

Четырнадцатое октября. Сто двадцать четвертый день. Утром — чаек из ивы. На обед — то же самое плюс пол кофейной ложки сладкого миндального масла. К ужину удалось подстрелить чайку.

Пятнадцатое октября. Сто двадцать пятый день. Завтрак: чай из ивы и два старых сапога. Алексей совсем плох, так же как и Ли.

Шестнадцатое октября, воскресенье. Сто двадцать шестой день. Молитва. Алексею все хуже.

Семнадцатое октября. Сто двадцать седьмой день. Доктор крестит умирающего Алексея. Отходная молитва. Сегодня день рождения Коллинза, сорок лет. Перед заходом солнца Алексей испускает последний вздох — голодная смерть. Я накрываю его флагом.

Восемнадцатое октября. Сто двадцать восьмой день. Спокойно и тихо падает снег. После полудня мы несем Алексея на замерзшую реку и накрываем толстыми ледяными глыбами.

Девятнадцатое октября. Сто двадцать девятый день. Разрезали полотно палатки, чтобы лучше укутать ноги. Доктор ушел вперед на поиски лучшего пристанища. Мы нагнали его только глубокой ночью.

Двадцатое октября. Сто тридцатый день. Яркое солнце, жуткий мороз. Ли и Каак при смерти.

Двадцать первое октября. Сто тридцать первый день. Около полуночи мы с доктором обнаружили, что Каак, лежавший между нами, умер. Ли скончался в полдень. Когда он понял, что конец близок, я прочитал отходную молитву.

Двадцать второе октября. Сто тридцать второй день. Мы слишком слабы, чтобы вынести тела Ли и Каака на лед. Оставляем их за поворотом, подальше от глаз.

Двадцать третье октября, воскресенье. Сто тридцать третий день. Все очень слабы. Отдыхаем и спим весь день. Вечером выходим все же за дровами. Прочитали часть воскресной молитвы. Ноги болят и не влезают в сапоги.

Двадцать четвертое октября. Сто тридцать четвертый день. Очень трудная ночь.

Двадцать пятое октября. Сто тридцать пятый день.

Двадцать шестое октября. Сто тридцать шестой день.

Двадцать седьмое октября. Сто тридцать седьмой день. Иверсен при смерти.

Двадцать восьмое октября. Сто тридцать восьмой день. Иверсен ушел в мир иной.

Двадцать девятое октября. Сто тридцать девятый день. Ночью умер Дресслер.

Тридцатое октября. Сто сороковой день. Бойд и Гортц не проснулись утром. Коллинз при смерти».

Здесь резко обрывается душераздирающий дневник, который до последнего вздоха вел несчастный капитан Де-Лонг. Мы привели в несколько переработанном виде часть этого скорбного документа по журналу «Тур де монд» («Вокруг света»), чтобы дать читателю представление об ужасе, который пережил мужественный экипаж «Жаннетты».

Все кончилось! Любая помощь после 30 октября прибыла бы слишком поздно!

Как вы помните, 9 октября Ниндеманн и Норос без всяких запасов отправились за помощью. Они шли сквозь ураганные метели, спали в снежных ямах, ели вареные или печеные на углях сапоги, тухлую рыбу, найденную на песчаных откосах, и кусок за куском — штаны из тюленьих шкур. Нороса два раза рвало кровью. Обоих мучила дизентерия… Через двенадцать дней они вышли к обитаемой избушке. Никто из несчастных дикарей на зимних стоянках, куда перевезли еле живых моряков, не понял, что они так хотели сказать… А тем временем голодная смерть уносила одного за другим Де-Лонга и его товарищей.

Между тем вельбот механика Мелвилла с командой из одиннадцати человек благополучно перенес все наскоки штормов. В течение ста восьми часов волны яростно перекидывали лодку друг другу, но в конце концов 17 сентября экипаж оказался в одной из многочисленных устьевых проток Лены. Моряки умирали от голода и усталости, но им здорово повезло: неподалеку от побережья они встретили троих полудиких, но очень милых якутов; эти Богом забытые люди радушно приняли потерпевших бедствие, но так и не смогли понять, о чем просили их европейцы — помочь в поисках товарищей. Мелвилл и его спутники, невзирая ни на что, все-таки собрались в дорогу. Но их силы оказались не равны их отваге, и вскоре они заблудились. Тем не менее в конце октября Мелвиллу посчастливилось встретить русского промышленника, который разобрался, что от него хотят иностранцы, и отправился за помощью в Булун. Затем до механика дошел слух, что в одном из поселений на Лене находятся двое белых людей. Он помчался туда сломя голову и нашел Ниндеманна и Нороса, рассказавших все, что произошло после бури, разлучившей его с капитаном. Неутомимый Мелвилл на быстроходных санях пробежал тысячу километров сквозь вставшие дыбом ветра и арктический холод; он следовал указаниям Ниндеманна, но так и не смог разыскать в хаосе снега и льда других следов капитана, кроме нескольких записок Де-Лонга, оставленных в пирамидах из камней. По ним он установил удручающую деталь — капитан и его люди прошли, без всяких сомнений, совсем рядом с тунгусскими[121] поселениями.

Суровая сибирская зима помешала Мелвиллу продолжить поиски. В марте он вернулся вместе с Ниндеманном и множеством туземцев. 23 числа того же месяца он вышел к старому костровищу, у которого грелись, видимо, умирающие… Он хотел уже подобрать чайник, наполовину занесенный снегом… и вдруг споткнулся о какой-то предмет, выступавший из сугроба — скрюченная рука! Они!

Вот капитан, вот доктор Амблер, а вот и китаец А-Сам; Де-Лонг и Амблер вытянулись рядышком головой к северу, лицом на запад. A-Сам лежал перпендикулярно к товарищам; его голова касалась спины доктора, а ноги находились в центре погасшего костра. Здесь же валялся и чайник, наполненный кусками льда и листьями арктической ивы.

Де-Лонг и его товарищи безусловно понимали, что, если они умрут прямо на берегу большой реки, дикие весенние воды смоют в океан всякую память о них, а потому подняли дневники и судовые документы на вершину песчаного обрыва. Здесь Мелвилл и обнаружил ящик с картами; тяжелый подъем, должно быть, не дал изможденным морякам убрать в безопасное место остальное.