Новые крестоносцы. ЦРУ и перестройка - Рэм Красильников

Подразделение АНБ выполняло важные для Вашингтона разведывательные программы АНБ—ЦРУ—РУМО под звучными названиями «Кобра эйс» и «Гамма гуппи», которые предусматривали перехват радиорелейной и радиотелефонной связи в районе Москвы и Подмосковья. В зоне возможного контроля радиоэлектронной разведки оказались объекты ПВО, ПРО и ВВС. Характер деятельности посольского подразделения АНБ стал ясен, когда в руки контрразведки нашей страны попали (1978) документы о ведущейся американцами операции «Кобра эйс». Из документов видно, что наибольшее внимание американская разведка уделяла контролю за объектами противовоздушной и противоракетной обороны. Вот выдержка из одного документа: «Общие задачи постов радиотехнической разведки — ежедневный контроль состояния и режима работы радиоэлектронных систем навигации, связи и управления огнем самолетов различных типов, как находящихся на вооружении, так и новых моделей, проходящих испытания в Подмосковье». В Вашингтон еженедельно отправлялись тюки с бобинами полученных записей перехвата для обработки и анализа в штаб-квартире АНБ в Форт-Миде.

В американской прессе время от времени появлялись сообщения о том, что пост АНБ подслушивает также радиотелефонные переговоры государственных деятелей СССР, которые велись из автомашин. Компетентные органы СССР, осуществлявшие, в частности, защиту информации на телефонных и радиотелефонных линиях связи, в свое время подтвердили возможность доступа американских технических служб к таким переговорам. Обилие мобильных телефонов не помеха — АНБ располагает системой отбора нужных каналов телефонной связи (так что владельцы радиотелефонов выводы пусть делают сами).

С работой подразделения АНБ в посольстве Соединенных Штатов связаны несколько шумных историй. Одна из них — сильный пожар в здании посольства на улице Чайковского, разрушивший верхние этажи здания. Скорее всего, пожар произошел от перегрузки напряжения в сети, поскольку аппаратура АНБ поглощала огромное количество электроэнергии. Американцы старались потушить огонь своими силами, но не справились с полыхающим пламенем и вызвали советских пожарных.

Другая история, носившая еще более скандальный характер, произошла ранее — в 1975 году. Американская сторона обвинила советские власти в «облучении» здания посольства с целью прослушивания разговоров в его помещениях. При этом утверждала, что «облучение» вредит здоровью сотрудников и даже вызвало у самого посла чуть ли не лейкемию. Госдепартамент и стоявшие за всей этой шумихой спецслужбы Соединенных Штатов подняли эту проблему на самый высокий уровень, вовлекли в нее президента Форда, обратившегося с личным письмом к генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу. По предложению советской стороны была создана специальная двусторонняя комиссия, работавшая в Москве в январе 1976 года. Работа комиссии, по-видимому, оказалась для американцев неожиданной. Советская делегация представила американскому посольству результаты проведенного обследования обстановки, показав, что в районе расположения посольства радиационный фон соответствует санитарным нормам нашего государства и не несет угрозы здоровью. По настоянию советской стороны состоялись замеры излучений в самом здании посольства. Они выявили, что излучения исходят от установленной в посольстве аппаратуры. Примечательно, что после этого американцы прервали переговоры, больше они не возобновлялись, а Вашингтон и московское посольство не настаивали на своих обвинениях. Все объяснялось предельно просто: потребовалась очередная кампания по дискредитации СССР на международной арене, она не удалась, и американцы отступили.

До переезда основных отделов посольства в новое здание посольского комплекса на набережной реки Москвы служебные помещения резидентуры размещались на седьмом этаже здания на улице Чайковского — в известной нам так называемой зоне безопасности, с усиленным режимом охраны, в которую был ограничен доступ и служащих посольства — американцев.

В небольшом помещении резидентуры оборудована специальная, защищенная от подслушивания комната для переговоров, есть комната для работы оперативного состава. Сотрудники резидентуры (кроме шифровальщиков и секретарей) имеют рабочие места в тех подразделениях, где занимают должности по прикрытию. Помещения резидентуры надежно защищены от проникновения посторонних и от подслушивания. Со стороны Садового кольца отгорожены сооруженной после пожара 1978 года глухой кирпичной стеной, с встроенными в нее фальшокнами. В скученной обители резидентуры — сейфы и металлические ящики с ценнейшими материалами: здесь досье на агентов, подробные схемы мест проведения операций, фотографии Москвы, выполненные с разведывательных спутников, другие справочные материалы, документы, полученные из Лэнгли и подготовленные к отправке в штаб-квартиру. Доступ ко всем этим материалам имеет только резидент или его заместитель, и только они разрешают другим разведчикам резидентуры знакомиться с тем, что им необходимо в работе.

Резидент ЦРУ не кабинетный работник, он лично участвует в разведывательных операциях: проводит встречи с агентами, осуществляет закладку и изъятие тайниковых контейнеров, броски шпионских писем. Пожалуй, только одному из руководителей московской резидентуры 70— 90-х годов, шестидесятилетнему Мурату Натирбофф, был свойствен кабинетный стиль, по-видимому, свой авторитет у подчиненных он поддерживал иным путем, а может быть, просто не успел развернуться.

До 1984 года ЦРУ использовало для своего резидента в Москве должность первого секретаря посольства; раньше — дипломатические должности более низкого ранга — результат достигнутого наконец соглашения ЦРУ с госдепартаментом. Ну а пока дипломатическое ведомство упорствовало в своем нежелании делиться должностями прикрытия с ЦРУ, Лэнгли шло на поклон к министерству обороны и получало неплохую и сочувственную помощь партнера. Так, один из первых руководителей резидентуры направлен в СССР под прикрытием военно-морского атташе. Во второй половине 40-х годов в аппарате военно-морского атташе собралось основное звено разведчиков резидентуры ЦРУ.

В 1984 году госдепартамент расщедрился — резидента ЦРУ повысили в должности прикрытия: он стал советником посольства по региональным вопросам, одним из восьми советников. Утверждают, что это сделано для повышения престижа главного разведчика Лэнгли. У нового советника свой служебный кабинет в здании посольства на улице Чайковского, в той же зоне безопасности. Кабинет регулярно проверяют специалисты Лэнгли, тем не менее хозяин и его подчиненные предельно осторожны: не рискуют разговаривать по существу дела, а пишут друг другу записки.

У руководителей московской резидентуры ЦРУ оказалось много разнообразных дел и забот; для некоторых из них работа в Советском Союзе стала не только тяжелым испытанием, но фактически ломала их разведывательную карьеру. Вместе с тем положение резидента в Москве — своеобразный трамплин для продвижения по службе. Так, Гарднер Хаттавэй, известный своей настойчивостью в деле агента «Сфера» и энергичной защитой посольских помещений от пожара 1978 года, после возвращения в Вашингтон возглавил контрразведку Оперативного директората.

Мне довелось общаться с ним, когда он находился в этом качестве, в Хельсинки, во время встречи представителей КГБ и ЦРУ в 1989 году. Хаттавэй был в тяжелой шубе (встреча происходила зимой) и мохнатой меховой шапке, на которой красовалась звездочка — совсем как на красноармейском шлеме. Звездочка оказалась орденом Красной Звезды. Заметив мой недоуменный взгляд, Гарднер Хаттавэй с ухмылкой сказал, что этот орден подарил ему один из агентов, с которым ему пришлось работать (настоящий «черный юмор», впрочем, к тому времени агрессивный стиль американца мне был хорошо известен по делам в Москве).

Другой резидент ЦРУ в Москве, Бертон Гербер, отбыв свой срок в нашей стране, получил назначение руководителем советского отдела. Проведенные им в Москве годы, 1980—1982-й, — начало «сидения» в Белом доме Рональда Рейгана и правления в Лэнгли Уильяма Кейси. Разворачивалось наступление Вашингтона на Советский Союз по всем направлениям, и ЦРУ оказалось на острие этой атаки. Бертону Герберу повезло — пик крестового похода еще не наступил, и крупных провалов московская резидентура пока не испытала. Зато Бертон Гербер обогатился серьезным опытом, пригодившимся ему на новом посту начальника советского отдела.

Менее благосклонной, может быть, оказалась судьба к Джеку Даунингу, руководителю московской резидентуры в 1986–1989 годах. Ко времени его назначения в Советский Союз агентурная сеть американской разведки в нашей стране была разгромлена, и Даунингу пришлось зализывать раны, изрядно подорвавшие возможности ЦРУ в СССР. В гораздо большей мере Джеку Даунингу посчастливилось на посту руководителя Оперативного директората, на который он был назначен директором ЦРУ Джорджем Тенетом в 1997 году. Одновременно он стал заместителем шефа Лэнгли. Тенет был высокого мнения о своем заместителе по оперативной работе: «Это человек-легенда, чью деятельность никогда не оценить по достоинству». Джек Даунинг действительно талантливый разведчик, ас шпионажа, и его не могли поколебать никакие превратности судьбы.