Гражданские войны в России, 1916-1926. Десять лет, которые потрясли мир - Jonathan D. Smele

пути в Европу, - наступление на Финляндию, хотя и обсуждалось красным командованием, было признано нецелесообразным. Белорусско-литовский регион, однако, имел определенный приоритет в Москве, и местные большевики имели там определенную поддержку (и установили хорошие отношения с солдатскими советами, Soldatenräte, возникавшими в немецких войсках, противостоявших реакционным наклонностям Freikorps) - более того, они захватили власть в Вильнюсе до прихода Красной армии в январе 1919 года, а в феврале был создан Западный фронт. Но преимущественно еврейско-польско-русский Вильнюс не был представителем Литвы, которая, в свою очередь, имела мало общего с Белоруссией (за исключением общей истории, когда русские объединили их как "западные губернии"). Попытка объединить их в Литовско-Белорусскую ССР (Литбел) в феврале 1919 года провалилась, и Литбел был расформирован в августе 1919 года, когда наспех созданная Белорусско-Литовская Красная Армия была вынуждена оставить даже Минск другой активной державе в регионе, Польше, которая была явно слишком мощной для большевиков, чтобы противостоять им в этот момент (и которая, как было ясно из сообщений продолжающейся Парижской мирной конференции, имела поддержку союзников). Польша также имела долгосрочные планы на Вильнюс, который она захватила в апреле 1919 года, и тем самым нечаянно создала подушку, за которой в Ковно (Каунасе) временное правительство Литвы (Тарыба) могло привить независимость. Конфронтации здесь пришлось бы ждать еще год.

Между Литвой и Финляндией находились другие предполагаемые прибалтийские государства - Эстония и Латвия, против которых Красная Армия попыталась воплотить слова Ленина в жизнь, но по разным причинам без особого успеха. В конце ноября 1918 года 7-я Красная армия взяла Псков и Нарву (оставленные немецкими войсками), и в последнем городе была создана Эстонская рабочая коммуна под руководством Яана Анвельта в качестве советского правительства Эстляндии. Однако Ревель (Таллинн) оставался маняще недосягаемым: там действовало временное национальное правительство Маапяев, которое опиралось на поддержку населения (поскольку раздавало эстонскому крестьянству поместья прибалтийских немецких баронов) и присутствие королевского флота. Сдерживая красных, новый эстонский главнокомандующий, полковник Юхан Лайдонер, начал реорганизацию эстонских войск и массовую вербовку людей. К маю 1919 года численность эстонской армии составляла около 75 000 человек. Кроме того, в нее влилось более 1 000 шведских и финских добровольцев, она пользовалась тактической поддержкой белых русских войск в регионе (Псковский добровольческий корпус), и немецкое командование разрешило ей использовать оружие, обмундирование и другое снаряжение, оставленное отступающими войсками. Перед лицом такого широкого союза переименование 7-й Красной армии в Эстонскую Красную армию в феврале 1919 года не слишком помогло советскому делу - вскоре она была вновь переформирована в 7-ю Красную армию в июне 1919 года, а Эстонская рабочая коммуна (оставившая Нарву 19 января 1919 года и впоследствии ведшая беглое существование в Выре, Пскове, Луге и Старой Руссе) была расформирована в том же месяце. После этого эстонско-советский фронт стабилизировался вдоль реки Нарова (Нарва), к югу от Нарвы и через Чудское озеро (Пейпус/Пейпси), что обеспечивало естественную и удобную для обороны восточную границу Эстонии.

На юге временное латвийское правительство, сформированное из Латышского народного совета (Таутас Падоме), хотя и было провозглашено (18 ноября 1918 года) в Риге, прикрытой пушками британских военных кораблей, не имело такой естественной защиты и столкнулось с серьезными проблемами, в виде мощного пробольшевистского рабочего движения (особенно среди пролетарского населения, как русского, так и латышского, Риги и других городских центров) и отвлекающего присутствия немецкого фрайкорпуса, с которым он вскоре вступил в открытый конфликт (в так называемой ландесверной войне). Воспользовавшись этим (и большим количеством латышей, особенно латышских стрелков, в своих формированиях) советское командование создало из частей 7-й Красной армии Красную армию Советской Латвии, которая без сопротивления прошла через Тарту (Дерпт) и Валк, когда их немецкие гарнизоны бежали, и 3 января 1919 года взяла Ригу. Там они установили Латвийскую Советскую Социалистическую Республику (провозглашенную 17 декабря 1918 года и уже признанную РСФСР), ограничив националистический режим небольшим анклавом вокруг Лиепаи (Либау). Однако латышский советский режим (во главе с ревностным большевистским юристом Петерисом Стучкой) оказался крайне непопулярным. Особое неприятие у местного населения вызвали усилия Стучки по внедрению ранних форм коллективного земледелия в сельской местности. Идеологически жесткие латышские большевики, отмечая, что в их губерниях крепостные были освобождены без земли в 1816-18 годах (и тем самым пролетаризированы), а русские крестьяне получили земельные наделы в ходе освобождения 1861 года (и тем самым привили мелкобуржуазную привязанность к частной собственности), считали, что в Латвии возможен прямой переход к социалистическим формам производства. Они ошибались. Более того, следствием дидактизма латышских большевиков стало то, что они не испытывали никакого желания сотрудничать с небольшевистскими социалистами - даже местных левых эсеров они сторонились. Действительно, режим Стучки установил широкомасштабный террор против всех врагов, реальных и мнимых.

По словам одного из свидетелей в Риге, сына царского генерала, "первые казни состоялись примерно через месяц после того, как красные вошли в город. Ночью в лесу под Ригой, называемом Бикернским лесом, были расстреляны тринадцать известных граждан". За этим последовал период "финансового террора", когда Латвийская ССР пыталась разорить буржуазию путем "отмены денег" и различных налогов (поборов). В сочетании с катастрофическими последствиями политики большевиков в сельской местности результаты были ужасны и предсказуемы:

Рига, в прежние времена честный и цветущий город, теперь имела вид умирающего города... Повсюду создавалось впечатление, что город охватила злобная, все уничтожающая чума. В кварталах, где жила зажиточная буржуазия, окна и двери многих домов стояли нараспашку. Дома были покинуты своими хозяевами и стояли пустыми... Даже животные покинули улицы... Ни одна птица не порхала в воздухе, ни один петух не прокричал. Что касается собак и кошек, верных спутников каждого человека, то все они, похоже, разбежались или попрятались, потому что ни одной из них не было видно.

Это было симптомом более широкого недомогания: в целом национал-коммунистическое руководство советских республик, созданное по указке Москвы, чтобы покрыть пилюлю советизации слащавым национальным фасадом после наступления Западного фронта, оказалось менее гибким, чем Москва, в плане достижения договоренностей с местными националистами, даже социалистического толка. Они были склонны рассматривать слияние с более крупным государственным образованием (Советской Россией) не как ретроградное порабощение, а как прогрессивную интернационализацию и в целом придерживались не линии Ленина, а линии Розы Люксембург по национальному вопросу, отвергая понятие национального самоопределения. Примечательно, что даже когда Ленин пытался убедить их хотя бы разрешить небольшевистским социалистическим партиям участвовать в выборах в новых оккупированных регионах, Люксембург была назначена почетным председателем очень влиятельного Центрального бюро коммунистических организаций оккупированных территорий РКП(б), которое готовило кадры для создания новых правительств в Прибалтике по мере продвижения Западного фронта Красной армии.

Тем временем, что