Гражданские войны в России, 1916-1926. Десять лет, которые потрясли мир - Jonathan D. Smele

Кроме того, украинские усилия по созданию государственности ослабляло очень слабое развитие чувства национализма на территориях, на которые они претендовали как на "украинские". Несмотря на насаждение украинского национализма сменявшими друг друга поколениями интеллигенции в течение XIX века, к началу XX века лишь немногие из численно преобладающего крестьянского населения региона, похоже, усвоили понятие об отдельной украинской идентичности. В то время как в городах страны украинцы, как правило, значительно уступали русским и полякам (которые также доминировали в общественной жизни на государственной службе, в образовании и других профессиях) и евреям (которые занимали видное место в торговле и интеллектуальной жизни): Даже в Киеве в эпоху гражданской войны лишь около 18 процентов населения составляли украинцы, и многие - возможно, большинство - из них были русифицированы. Поэтому показательно, что на выборах в городские советы в июле 1917 года откровенно украинские партии набрали всего 12,6 % голосов в городах с населением менее 50 000 человек и только 9,5 % голосов в городах с населением более 50 000 человек.

Немаловажное значение имела и общая атмосфера хаоса и беспорядка, царившая в годы гражданской войны на многострадальных украинских землях, создавая условия, с которыми с трудом справился бы даже глубоко укоренившийся и давно установившийся режим: по одним подсчетам, Киев переходил из рук в руки не менее шестнадцати раз в водовороте гражданских войн, а примером переменчивости украинской политики стал своеобразный ход командира независимой крестьянской армии атамана Ныкифора Григорива. Первоначально объединив свои мощные партизанские силы с гетманом Скоропадским в 1918 году, этот отъявленный вольноотпущенник в ноябре-декабре 1918 года присоединился к Украинской армии, чтобы помочь свергнуть Украинское государство Скоропадского, но впоследствии дезертировал вместе со своими войсками к красным, когда командир УНР (Симон Петлюра) запретил ему атаковать французских интервентов в Одессе, после чего восстал против красных и предложил анархистскому командиру Нестору Махно объединить свои армии с генералом Деникиным! Наконец, украинские националисты страдали от того, что многие русские отказывались признавать их как этнически отдельную группу. Среди россиян нередко присутствовал не очень тщательно скрываемый подтекст, связанный с жизненно важным экономическим и стратегическим значением Украины для России как поставщика большей части угля и железа бывшей империи, как сухопутного моста в Центральную Европу и как обладателя самой длинной береговой линии Черного моря. Но искренности, с которой русские воспринимали украинцев как не совсем других - в отличие от эстонцев, или латышей, или грузин, или армян, которых даже самые белые из белых хотя бы нехотя признавали "другими", - свидетельствует тот факт, что даже в те моменты, когда здравый смысл подсказывал, что им следует как минимум симулякр симпатии к украинским национальным чувствам, белые лидеры просто не могли заставить себя это сделать. Так, войдя в Киев в августе 1919 года, генерал Деникин едва ли не первым делом обратился с грубо оскорбительной речью к "малороссийскому народу". Ничто не могло быть лучше рассчитано на то, чтобы загнать остатки УНР и ее Украинской армии в объятия Польши, что и произошло. Но дело в том, что именно приверженность русскому национальному делу делала Деникина и его последователей "белыми": опорочить эти принципы политическими расчетами было немыслимо вообще, а в случае Украины - которая, в конце концов, тысячелетием ранее стала местом основания первого "русского государства", Киевской Руси, и чья столица, Киев, глубоко почиталась даже москвичами как "Мать городов русских".

По всем этим причинам очевидно, что ситуация внутри страны и на международной арене в 1918-19 годах не благоприятствовала украинской независимости. Возможно, главной из них было то, что украинское национальное движение вызывало лишь негативную или в лучшем случае смешанную реакцию союзников, конечно, в сравнении с очень позитивным отношением к автокефальным устремлениям Польши и стран Балтии - все они получили независимость в период гражданской войны, несмотря на наличие многих внутренних препятствий для их амбиций, которые были по крайней мере столь же грозными, как те, что стояли перед Украиной. Непосредственным результатом этого стало то, что когда 23-27 ноября 1918 года, когда проливы были открыты, союзные войска начали высадку в Одессе, они отнеслись к режиму в Киеве с подозрением, граничащим с враждебностью. Поэтому, хотя в Одессе было высажено сравнительно большое количество союзных войск - три французские дивизии (в том числе много африканских войск) и три греческие дивизии, всего от 40 000 до 50 000 человек, - все они были выведены в течение шести месяцев, и интервенты никогда не оказывали местным украинским антибольшевикам материальной помощи в виде танков, самолетов и вооружения, которая предоставлялась на других театрах военных действий. Это, конечно, была ситуация, из которой могли извлечь выгоду только враги украинской независимости, будь то поляки, белые или - в первом (и, в конечном счете, последнем) случае - красные.

* * *

Интервенция в Южной России в 1918-19 годах имела два дальнейших последствия, оба из которых не сулили ничего хорошего антибольшевистскому движению. Первым, на котором не стоит задерживаться, был серьезный мятеж на французском флоте в Черном море во время вывода войск в апреле 1919 года. Этот вопрос остается спорным, поскольку с тех пор не утихают споры о причинах мятежа: советское правительство объясняет его успешной большевистской пропагандой, в то время как большинство западных историков ссылаются на недовольство моряков задержкой демобилизации, гнилыми пайками и т. д. В любом случае, антибольшевики внутри России отметили бы, что после этого французское присутствие в их борьбе резко сократилось - процесс, который уже не повернуть вспять. Тем не менее, это тема, которая действительно является частью истории интервенции, а не "русских" гражданских войн, хотя она и усиливает их международные аспекты.

Вторым следствием кратковременного усиления присутствия союзников на юго-западе России стало то, что оно способствовало (и способствовало) проведению Ясской конференции. Это была встреча двадцати одного видного антибольшевистского политика (среди них П.Н. Милюков, В.И. Гурко, В.В. Шульгин, А.В. Кривошеин и С.Н. Третьяков) и военных лидеров (включая генералов А.Н. Гришин-Алмазов и Д.Г. Щербачев из Добровольческой армии), которые проходили во временной румынской столице Яссы (Яши) с 16 по 23 ноября 1918 года, а затем вновь собрались в Одессе с 25 ноября по 6 декабря 1918 года. Поощряемая французской и другими союзными миссиями в Румынии и Украине (в частности, возможно, фальшивым французским вице-консулом в Киеве капитаном Эмилем Энно) и сторонниками Союза возрождения России, конференция, на которой также присутствовали представители Национального центра и киевского (с преобладанием правых кадетов) Совета государственного единства России (некоторые делегаты представляли более чем одну из этих антибольшевистских группировок), ставила целью