Девять миров свободы 7 - Димитрий Сергеевич Евстафиадис

их вылечить – как сделать все это. Они распространили свои лапы на весь мир. Два человека, которые смогли так поступить. Все, о чем мы говорили, все, что столько времени обсуждали, все, что мы делали – все уперлось в эти две личности».

Из дневника Марвина

Следующим заданием, что получила группа, было найти их в архивах, обыскать, просмотреть. Ученые не смогли найти мужчину, но нашли женщину.

– Мы знаем, откуда она происходила. Мы знаем, чем она занималась в этой жизни, – Рестана говорила медленно, устало, в голосе чувствовалась недоумение. Ее практически не было видно из-за горы коробок со старыми документами. – Я не понимаю, где она нашла этого мужчину. В ней не было ничего особенного.

– А я нашел ее картины, – откуда-то сбоку послышался голос Славика. – Во. Она его рисовала.

– Это единственное, что связывает этих двоих, – озадаченно произнес Марвин, чихая от витавшей в воздухе пыли. – Так, давайте поразмышляем.

И ученые, выпив не один литр кофе, пришли к таким выводам. Женщина была относительно простая. А вот мужчина – он уже был не простой. Он выходил из какого-то большего мира, был старшим тьмы. Он сохранил свою жизнь, и ученые поняли, что он не жил уже в то время, он уже тогда был сохраненным. То есть мужчина уже создавал свое тело, но не такими методами. Он еще поддерживал жизнь, поэтому не совершил переход.

И каким-то образом он нашел женщину. В то время она была прописана в месте того кармана, совсем недалеко. Ученым даже удалось понять, где находится их дом. В нем, оказывается, держали их замечательного коллегу Славу.

– Я доложу в бюро обо всем, что узнали, – глухим от усталости голосом произнес Марвин. Кофе в него уже не лез, от крепкого чая подташнивало. Рестана рекомендовала всем поприседать, чтобы разогнать кровь, усталость и дикое желание спать, но все отказались под благовидными предлогами. У Марвина не было сил даже настроиться на серьезный разговор с начальством, а тут – приседания!

Пока Марвин делал устный отчет, остальные растеклись по стульям, которые в архиве были ужасно неудобными. Но как только уставший голос смолк, все приняли прежнее сидячее положение.

– Что говорят? – подал голос Эдвирг.

– Единственное, за что переживают старшие – это сохранность конфиденциальности. А мы ее, как идиоты, уже нарушили.

– Не знали же, – тихо пискнул красный, как свекла, Слава.

Марвин махнул рукой, мол, бывает, не казнить же теперь.

– Нам надо, чтобы они всегда приезжали туда. Чтобы их восстанавливали именно в том месте. Нам нужно видеть, кому они говорят создать карман и где, узнавать, из какого города этот человек, и уже в этом городе мягко пытаться все остановить. Но так, чтобы это не дошло до них. Когда бы состоялась следующая встреча этих людей, чтобы они шли уже не от бюро – это невозможно, – но шли с определенным настроем. Они знали, что мы их уже ждем, что уже сейчас они будут говорить этим темным то, что нужно нам.

«Темным» ученые называют кого-то в плане воплощения зла, а не в том плане, что это какое-то настоящее зло. Они так не считают, никого в этом плане никак не красят.

– То есть наша задача теперь в том, чтобы понять, с кем поговорили те двое, встретить этого человека уже в городе и поработать с ним так, чтобы он ничего не делал? – скептически уточнила Рестана.

– Да. Нужно, чтобы он дал нам как можно больше информации и работал, по сути, на нашу систему. Чтобы мы могли знать, куда, что и как они планируют. И максимально узнать количество их карманов.

– Все прекрасно понимают, что мы никогда этого не узнаем, – Рестана убрала скепсис из голоса, оставив только усталость. – Потому что они наверняка не доносят информацию ни до кого.

– Да… – согласился Марвин. – Надо подумать.

Так и выяснилось, что они работают фрагментарно. В определенном городе создается ячейка, в ней используют лидера. Но лидеры разных городов между собой не знакомы с целью сохранения возможности портального перемещения.

Это два великих темных мастера, держащих эту сетку практически во всем мире, зависят только от того, чтобы их восстановили путем перехода. И если не восстановят, они будут переходить еще раз, и еще – когда-нибудь все равно перейдут, ведь у их людей есть инструкции, которые они будут соблюдать.

Поэтому задачей ученых было ни в коем случае не проявить себя. Если бы проявили себя окончательно, но они просто перестали бы входить там, где их можно отследить. Входили бы в городе N, в месте N и общались бы с людьми N. И у ученых не было бы возможности никаким образом позитивно воздействовать на новых людей, которых они подключали.

Рис. 20. Воплощенная тьма

Благодаря деятельности бюро, все новые подключения были дезактивированы, а всех этих людей сделали, так скажем, новыми сотрудниками. В том плане, что у них не было выхода не сотрудничать. Для бюро они пытались выяснить максимум про мужчину и женщину, но они были и есть слишком умными, слишком колоссальными, и все, что удавалось узнать, только подтверждало их могущество.

Да, ученые предотвратили создание тысяч новых карманов путем этого влияния, но Марвин понимал, что это иллюзия. То, что эти двое с кем-то здесь встречаются, ведут разговоры. Он прекрасно знал, что в других городах N они уже организуют эти же встречи. И эти встречи бюро отследить уже не может. И что эти двое уже создали мегасеть всего мира. Была надежда только на то, что старшие бюро знают что-то большее.

«Чем больше я вникал в это, тем сильнее понимал эту область распространенной тьмы, действующей исключительно на желания человека, может, его страхи. Но прежде всего – это желания похоти и амбиции эго.

Да, на глубоком уровне, если человечество поборет эго, таких карманов не будет. Но будет ли когда-нибудь такое состояние? Ведь даже те, кто с нами занимается, имеют очень серьезное эго. Мы этого не знаем. И вся эта структура наверняка является какой-то маленькой частью происходящего. Уж слишком все велико и сильно.

Но меня поражает именно масштаб того, что я могу это видеть. Я могу наблюдать истоки, нам удалось даже найти эту женщину. Она родилась в 1901 году. Как раз в семидесятом году, когда они ушли, ей было семьдесят. А с этим мужчиной они встретились где-то после войны.

И все, что делается, очень близко для меня. Я все это