Томный дух болотного зверя - Роман Яньшин

«ДЫНЬ»!!!

Вдруг Виктору пришла в голову идея, которой у него еще не было. А зачем он вообще стремился жениться или жить с кем-то? Чего ему не хватает? Не лучше ли остаться в одиночестве? Почему на него обрушилось столько чужих проблем? Словно, у него все идеально! Ему тоже хочется жить. Он вспомнил аварию в снегопад. А вдруг, с ним что случится? Кто, поможет ему? Только он сам? Своими собственными деньгами? Да! Но откуда он их возьмет, если станет раздавать другим? И, даже, если у него все будет в порядке, как же его собственные устремления? Он, что, например, до конца жизни должен ездить на своей старой девятке? Ему бы хотелось купить новую машину.

Виктор почувствовал черноту своих мыслей. От этого парню стало стыдно.

Утро выдалось пасмурным, дождливым, короче — скверным.

Виктор ехал медленно, стараясь объезжать особенно глубокие и широкие лужи. По обеим сторонам дороги снег почернел и скукожился. Стояла противная «нулевая» погода, Виктор всегда обзывал такую погоду — сопливой.

Рядышком дремала Юля. Еще бы не дремать! Спала она сегодня плохо, ворочалась, вскрикивала во сне.

За городом дорога стала еще хуже, чем на городских улицах. Зимние осадки и начавшиеся оползни совсем разрушили асфальтовое покрытие. Машина то бешено стучала амортизаторами, проезжая очередной участок, словно по стиральной доске, то гулко ухала колесами в скрытые мутной водой ямы.

Виктор пытался не спешить, но время поджимало. Им надо было доехать до Конино, побывать у бабки — колдуньи, вернуться назад и не опоздать до отправления двенадцатичасового поезда.

Вскоре дождь прекратился и уступил место туману, такому густому, что Виктор едва смог рассмотреть указатель: Конино 0,3 км., вправо. Он свернул по стрелке и, разбудив Юлю, спросил:

— Куда именно тебе надо?

— Улица Трудовая, 14, — зевнула она.

Виктор посмотрел по сторонам, на проплывающие мимо дома. Два сохранили таблички.

— Похоже, тут все село одна-единственная улица Трудовая, — подытожил Виктор увиденное. — Дом, который мы ищем, справа, только нумерация начинается не от сюда, а с того конца села, придется ехать дальше.

— Двадцать шесть, двадцать четыре, восемнадцать…, — считала девушка. — Двенадцать. Стой! Проехали!

Виктор затормозил, включил заднюю передачу и стал осторожно сдавать назад.

— Вот этот дом, — сказала Юля, показывая пальчиком в окно.

Дом был обычный. Никакого напоминания избушки на курьих ножках. Добротные бревна, крыша, покрытая железом, много синей краски, забор из свежего штакетника, резные наличники на окнах.

— Пойдешь со мной? — Юля взглянула на Виктора.

— Извини, я там, наверное, буду лишним, — ответил Виктор. — Если только тебе страшно, тогда я пойду…

— Да…, нет, — Юля вздохнула и вышла из машины.

Она осторожно перебралась через дренажную канаву, отделявшую огород от проезжей части, по узенькому мостику и, прижимая к груди литровую банку, наполненную водой, открыла калитку забора.

Виктор вышел на улицу покурить.

Юля взошла на крыльцо дома и постучала в дверь. Подождав минуту, она постучала опять, настойчивее. От последнего стука дверь сама распахнулась внутрь. Сидящий в сенях черный кот, увидев девушку, оскалился, выгнул спину и зашипел.

— Иди отсюда, — цыкнула на него Юля.

Кот попятился, но не ушел.

Юля шагнула ко второй двери, ведущей в горницу.

Кот отбежал в сторону и продолжал шипеть и скалиться.

— Есть кто-нибудь? — Юля приоткрыла дверь, отделяющую жилое помещение от холодных сеней.

Горница была убрана и ухожена. На полу лежали свежие половики, а печка — лежанка сияла белизной недавней побелки. В левом верхнем углу комнаты стояла наполовину зашторенная икона, возле нее мирно горела лампада.

В воздухе витал аромат церковных свечей, трав и смолы. Запах смолы, очевидно, принадлежал поленьям сосновых дров, аккуратно сложенных перед топящейся печкой.

Юля сделала несколько робких шагов вглубь комнаты.

Возле светлого, большого окна, за круглым столом, сидела старуха. По одну руку от нее на столе лежал череп, может — козла или барана, по другую — стоял подсвечник с тремя зажженными свечами. Прямо перед собой старуха раскладывала карты. Ее голова выделялась на фоне льющегося из окна дневного света, оставаясь черным овалом, обрамленным в эфир жиденьких, седых волос.

— Баба Маша, мне вас порекомендовали…, — начала, было, Юля.

— Иди сюда и садись, — произнесла старуха скрипучим голосом и указала на самодельный табурет возле себя.

Юля, еще сильнее прижав банку с водой к груди, прошла вперед и села на табуретку.

Бабка выложила на стол последнюю карту; колода закончилась.

— Не могли бы вы заговорить водички для моей мамы? — попросила Юля.

— Что произошло с твоей матерью? — старуха посмотрела на девушку совиным взглядом.

Юле стало не по себе от этих огромных, немигающих глаз, смотрящих на нее с худого, желтого лица.

— Ее парализовало, инсульт.

— Давай воду.

Юля протянула старухе банку.

Колдунья приоткрыла крышку банки, что-то быстро-быстро шепча, потом достала со стоящего рядом сундука нож и жестянку с травами. На вид травы были колючими и мягкими, сочными и тонкими, коричневыми, зелеными, желтыми, и даже белыми. Щепотку какой-то коричневой травы она сразу же бросила в воду, а ножом сначала коснулась козлино — бараньего черепа, ну а потом опустила его внутрь сосуда.

Когда лезвие ножа находилось в воде, старуха отчетливо произнесла:

— Пусть его сила наполнит тебя.

Затем бабка вынула нож, обтерла его тряпкой, убрала на место и отдала банку Юле со словами:

— Поправится твоя мать.

— Спасибо, баба Маша, спасибо, — Юля робко положила на стол возле черепа две сотенные бумажки и уже хотела идти, но старуха остановила ее.

— Забери деньги, — сказала она.

И снова Юля почувствовала на себе этот жуткий совиный взгляд.

— Но, как я тогда смогу вас отблагодарить? — промямлила девушка.

— Скоро ты приведешь тех, кто мне заплатит очень щедро, а сейчас тебе деньги нужнее, чем мне, — так говорят карты, — старуха ткнула скрюченным пальцем в разложенную на столе колоду.

— Хорошо, баба Маша, спасибо еще раз, — Юля, наконец, встала с табуретки и посеменила к выходу.

В сенях, на подоконнике, расположился черный кот. Он лизал передние лапки и больше не шипел на Юлю. Юля все равно обошла его стороной, закрыла за собой входную дверь, и устремилась к ожидающему ее в машине Виктору.

Виктор изнутри распахнул перед Юлей дверцу и теперь смотрел на то, как она приближается. Неожиданно, за Юлей, на крыльце дома, одетая в фуфайку, накинутую поверх длинного серого балахона, показалась старуха и посмотрела прямо на него птичьим, немигающим взглядом.

— Зря ты не зашел ко мне сейчас, молодой человек, — прокричала ведьма с крыльца, смеясь низким, грудным смехом.

Юля, услышав этот крик, сиганула к машине, не оборачиваясь.

— Все равно ты вернешься, баба Маша знает. И приведешь с собой своих друзей. Поэтому, запомни, где я живу.

Виктор ничего не ответил, лишь кивнул. Эти птичьи глаза еще долго являлись ему потом, в кошмарах.

Проснулся Виктор внезапно, широко раскрыв глаза, от ощущения, словно кто-то прошелся по месту, где будет его могила. Сколько же он проспал? Мельком взглянув на часы, парень не поверил себе, потому что ему удалось проспать ни много, ни мало около семи часов кряду. Сразу же взгляд Виктора упал на то место, где должен был находиться бородатый сосед.

Соседа не было.

«Может, раньше, на другой станции сошел?» — подумал про него Виктор и, посмотрев в окно, увидел вокзальный перрон.

Поезд прибыл в Петербург.

Готовясь на выход, Виктор достал с верхней полки свою сумку. Странная была поездка. И странным ему казался не его продолжительный сон, а то обстоятельство, что за время движения поезда не появилось новых соседей. Так же его не беспокоил проводник или проводница. Ведь, как бы крепко он не спал, он все равно не мог не услышать их. Хотя, как бородатый покинул купе, он не слышал. Виктор заглянул в сумку: все ли в ней на месте. Правда, из нее и брать-то было нечего: общая тетрадь в клеточку, пара шариковых ручек, папка с отпечатанной дипломной работой, три конфеты, расческа, карта питерского метрополитена, и все. Кошелек находился у него во внутреннем кармане пиджака и тоже никуда не пропал, как и его содержимое.

В животе заурчало. Нужно было срочно съесть хотя бы чебурек или хот-дог…

«Какой неряха»! — подумал Виктор про бородатого соседа, в последний раз окинув взглядом купе.

Действительно, банка из под коктейля, смятая, но не выброшенная, венчала один из крючочков для одежды, на полу лежал кусок размокшего хлеба, а крышку столика, плюс к уже бывшему здесь грязному стакану, и остаткам прежней трапезы, которые Виктор видел при посадке в поезд, за время его сна, завалила еще целая куча объедков.