Факел сатаны - Анатолий Безуглов

– Он прав,– пожал плечами облпрокурор.– Историю в Элисте помните? Ну, с зараженными СПИДом детьми?

– Конечно.

– Ведь там медики сами растрезвонили о несчастных детишках. И не только они, но и их близкие живут теперь, словно в аду. Все шарахаются от них, как от прокаженных. Даже хуже.

– Нет, я, конечно, понимаю врача,– согласилась следователь.– Но что прикажете делать?

– Пошлите официальный запрос.

– Захар Петрович, сами же знаете, время поджимает.– Гранская вздохнула.– Выходит, снова придется гонять оперов…

– Ну хоть что-то раздобыть удалось?

– Проверяют контакты какого-то вирусоносителя. А это – как цепная реакция. Линии разветвляются, теряются, найти все связи чудовищно трудно.

Официант принес заказанное. Гранская и Измайлов сначала нажали на салаты из свежих овощей.

– Наверное, у вас уже появились версии?– продолжал тему Захар Петрович.

– Для версий пока слишком мало фактов. От кого тянется линия к Кирсановой? И потом, где Одесса, а где Южноморск? И когда это было? Может, Кирсанова имела контакты с вирусоносителем еще в Москве… И вообще, имеет ли это отношение к нашему расследованию?

– Но отмахиваться тоже нельзя.

– Ни в коем случае,– кивнула следователь.– Чт®, если тут и лежит разгадка? Как говорится, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

За десертом – фруктовыми соками, выжатыми на их глазах барменом за стойкой,– разговор увял. Весьма довольные обедом Измайлов и Гранская вернулись в прокуратуру.

Возле комнаты Инги Казимировны прохаживался лейтенант Акатов.

– Извините, Денис, что немного опоздала,– открывая дверь, сказала Гранская.– Обедала.

– Ничего, я только что приехал.

После возвращения оперуполномоченного из командировки они встретились впервые. Акатов поведал о том, что ему удалось узнать в Одессе, поселке Гранитном и Шошинской исправительно-трудовой колонии. И хотя он все время информировал следователя по телефону, теперь его рассказ был более детальным.

– Жаль, что Виктора Павловича сейчас нет,– посетовала Гранская.– Ваши наблюдения и ему были бы очень полезны.

– Но вы же говорите, что он прилетает вечером.

– А вас уже здесь не будет. Видите ли, Денис, выпадает вам дорога в Одессу.

– Опять?! – удавился оперуполномоченный.

Следователь пояснила, чем это вызвано.

– Надо так надо,– спокойно принял очередное задание опер.– Там у меня налажены контакты с коллегами. Я имею в виду Гарнич-Гарницкого. Хороший мужик!

– Увы, Гурия Тихоновича вы там не застанете. Он в отпуске.

– Жаль,– огорчился Акатов.

– Но вы можете встретиться с ним здесь. Он находится в санатории «Коммунар». Звонил позавчера, справлялся о вас.

– Обязательно повидаюсь с ним.

– Да, я думаю, встретиться вам не мешало бы… И еще,– продолжала Гранская.– На квартиру Кирсановой пришло письмо от ее матери. Она живет под Киевом, в Дарнице. Очень просит Лайму навестить ее.

– Думаете, Кирсанова у матери?– встрепенулся Акатов.– Если, конечно, жива…

– Проверить не мешает. Вообще-то отношения между ними с самого рождения Лаймы какие-то перекореженные…

Следователь рассказала о том, что почерпнула из дневника Кирсановой.

– Странно распорядилась судьба,– задумчиво произнесла она.– По существу, они были чужие люди. Насколько я поняла, не виделись больше двадцати лет И вдруг – начали переписываться…

– Выходит, мне после Одессы – в Киев?

Акатов побывал в общежитии, где прихватил самое необходимое в дорогу, затем направился в санаторий. По сравнению с шикарными санаториями и пансионатами «Коммунар» выглядел прямо-таки убого. Несколько одноэтажных домиков, запущенная территория, «удобства» во дворе. До пляжей отсюда – ехать и ехать. Акатов с трудом нашел работника администрации, которая сказала, где поселился его одесский собрат по профессии. Предвкушая приятную встречу, Денис постучался в указанную палату. Хриплый голос ответил: «Входите».

В тесной каморке стояли две койки. На одной лежал молодой парень. Оперуполномоченный поздоровался с ним. Тот лениво ответил на приветствие, не вставая.

– А где ваш сосед? – поинтересовался Акатов.

– Спроси что-нибудь полегче,– широко зевнул отдыхающий.

До лейтенанта докатилась волна бормотушного духа.

– Понимаешь, друг, очень спешу. Вот так нужен Гурий Тихонович,– провел пальцем по горлу Денис.

– Ничем не могу помочь,– развел руками парень.– Всего одну ночь переночевал и смылся.

– Как смылся?– вырвалось у Акатова.

– И шмотки его тю-тю! – Сосед Гарнич-Гарницкого встал, открыл тумбочку. Она была пуста.– А ты ему кем приходишься?

– Знакомый,– буркнул Денис, размышляя об услышанном.– Значит, его уже нет полтора суток?

– Да не переживай ты.– Парень пошарил под койкой и вытащил на свет божий початую бутылку.– Давай примем по стопарьку, а то одному как-то не с руки.

– Спасибо, в другой раз,– отказался лейтенант.– Где же он может быть?

– Кайфует, наверное, у зазнобы,– усмехнулся отдыхающий и, раздумав наливать вино в стакан, присосался к горлышку.

– Какая зазноба! – обиделся за Гарнич-Гарницкого Денис.

– А что, он не мужик? – сказал парень, оторвавшись от бутылки.– А может, просто сбежал. Жратва тут!…– Он скривил лицо.– И тоска зеленая. Я бы сам смотался, да некуда. Придется пилить еще две недели… Вернусь домой в Ковров, накостыляю нашему профсоюзному боссу! А я еще ему поставил две бутылки портвейна!

– Может, его перевели в другую палату?

– Не-а,– замотал головой парень.– Я сестру-хозяйку спрашивал. Та ни хрена не знает. Если бы перевели, обязательно встретились бы в столовке или на телевизоре. Мы тут все перезнакомились…

– Как же так! – возмутился лейтенант.– Человек исчез. Человек! И никому дела нет!

– О чем ты говоришь,– махнул рукой парень.– Нынче наша жизнь – копейка. Я думаю, они только рады,– кивнул он на окно.– Харч остается, и можно поместить на освободившееся место левака. Нынче у вас в городе частники дерут за койку чирик в день…

Акатов кинулся к начальству «Коммунара». Там и впрямь не знали, что Гарнич-Гарницкий отсутствует вот уже почти два дня.

На выяснение времени не было, и Денис поехал в аэропорт. В оставшиеся до посадки несколько минут он позвонил Гранской и сообщил о загадочном исчезновении одесского оперуполномоченного.

– Боюсь, не случилось ли чего-нибудь с Гурием Тихоновичем,– встревоженно закончил лейтенант.– Может, с ним кто-то сводит счеты?

– Не берите в голову, Денис,– постарался успокоить его следователь.– Скоро прилетает Жур, попрошу его разобраться…

После разговора с Акатовым у Гранской сделалось неспокойно на душе. Чтобы развеять нехорошие мысли, она снова углубилась в дневник Кирсановой. В последние дни он стал чуть ли не настольной книгой Инги Казимировны. Она старалась выудить полезную для следствия информацию.

«30 сентября 1968 г.

Ужаснее дня, чем сегодняшний, трудно себе представить. Но все по порядку. На первый урок я чуть не опоздала. А на перемене подошел Олег и спросил: «Ну, старуха, после уроков как договорились?» Когда я подтвердила, он шепнул: «Встретимся у кинотеатра «Баррикады». Я согласилась. Встретились. Он предложил посмотреть мультики. Я глядела на экран, а сама думала: или я чего не понимаю, или Олег забыл – ведь он предлагал мое вступление в комсомол обмыть, и я, как дура, целый день таскала в портфеле бутылку, два стакана, три яблока и плитку шоколада. Мелькнула даже мысль: быть может, вчера Олег просто пошутил? Оказалось, все куда серьезнее, чем я предполагала.

После кино мы отправились в парк «Красная Пресня». Он маленький, запущенный. Посетителей – раз-два и обчелся. Олег стал хвастать, что может запросто достать через отца билет в любой театр, даже в «Современник». Там сейчас шла пьеса Михаила Шатрова «Большевики». Если я хочу посмотреть, он это устроит. Я сказала, что хочу. Мы забрели в тир, постреляли. А когда стемнело, Олег остановился в дальнем углу парка, вынул из кармана плоскую бутылку коньяка и сказал: «Ну что, обмоем?» В ответ я достала из портфеля свою бутылку «Столичной». Выбрав место поукромнее, Олег снял куртку, постелил и мы сели… Начали с коньяка. Я пила его в первый раз в жизни. Горький, рот обжигает и запах противный. Олегу коньяк понравился, а может быть, рисовался, как все мальчишки. Налил по второму стакану. Олег предложил на брудершафт. Если честно, то я даже не знала, что это такое. Теперь знаю. Правда, на «ты» мы с ним всегда, а вот поцеловал он меня впервые, в губы.

Когда Олег предложил выпить по третьему разу, я отказалась: во-первых, боялась, что мама-бабушка учует и тогда мне влетит, а во-вторых, я не могла больше пить – противно, да и голова стала шуметь… Тогда Олег выпил свой полный стакан, а потом и мой, за что я должна была поцеловать его еще раз. Я поцеловала в щеку. Потом Олег выпил еще, и вот тут все и началось. Он стал каким-то безумным: тяжело дышит, весь дрожит… Я хотела встать и предложить Олегу проводить меня до дома, но, видимо, почувствовав это, он вдруг повалил меня на спину, стал целовать в губы, шею, хотел расстегнуть кофточку, но не получилось, и он, порвав ее, схватил меня за грудь одну, потом другую. И еще больше дрожал, что-то говорил, говорил, но что именно, я даже не помню. Кажется, клялся в любви. Вдруг я почувствовала его руку под юбкой… Теперь мне стало ясно, чего он хочет. Я стала сопротивляться, как могла. Это ужасно! Ведь я еще девушка! Девушка! За кого он меня принимает? И почему я должна отдаться ему? Правда, Олег мне нравится, быть может, даже куда больше других ребят. Но ведь это еще не дает ему права так поступать. Да и разве он не понимает, что сам совершает преступление и меня толкает на большой грех?