Факел сатаны - Анатолий Безуглов

Анатолий Безуглов

Факел сатаны

Если нет Бога, то все дозволено.

ГЛАВА I

В заказнике «Ущелье туров» ждали высокое начальство. И, пожалуй, впервые за долгие годы – с нетерпением и надеждой. Новый председатель облисполкома Иван Иванович Забалуев поддерживал идеи «Зеленых» и главный лесничий заказника – Генрих Петрович Струмилин – надеялся на толковый и дельный разговор без традиционной пьянки и отстрела зверья.

Забалуев приехал вовремя, оставил служебную машину возле скромного домика струмилинской конторы и с удовольствием согласился пройтись по лесу. Стоял дивный октябрьский денек, тихий, прозрачный, с пением птиц и запахом прели. Дойдя до небольшой поляны, мужчины замерли перед огромным дубом.

– Триста лет стоит,– с гордостью заметил Струмилин и погладил растрескавшуюся кору великана.

– Ветеран,– с почтением кивнул Забалуев.

Они помолчали несколько мгновений и тут увидели человека, появившегося из зарослей можжевельника на краю поляны. Он был худ, долговяз, в джинсах с прорехами на коленях и рваной рубахе.

– Что это за леший? – спросил Иван Иваныч, хотя облик незнакомца совершенно не соответствовал образу лохматого сказочного персонажа – у мужчины была голая, как бильярдный шар, голова и никакой растительности на словно специально отбеленном лице.

– Бомж,– пояснил Струмилин.– Кличут, кажется. Баобабом…

Бомж тащил что-то за собой, и, когда выдрал ношу из пустых зарослей, она оказалась огромным чемоданом. Баобаб волок его по земле. Видать, поклажа была непомерно тяжела. Бродяга, сделав несколько шагов, останавливался, отдыхал и снова продолжал путь. Наблюдавших за ним он не замечал. И, добравшись до бывшей траншеи, столкнул в нее чемодан и тут же прыгнул туда сам. Когда голова бомжа исчезла за краем рва, Струмилин озабоченно произнес:

– Что-то подозрительно…

Они подошли к траншее… Баобаб, сидя на корточках, порывисто дышал, сопел, забрасывая свою поклажу сучьями, листьями и вырванной из земли травой.

– Привет,– сказал главный лесничий.

Бомж от неожиданности отпрянул и привалился спиной к пологой стенке рва.

– Здравствуйте,– заикаясь, пролепетал он.

– Что прячем? – строго спросил Струмилин.

Бродяга словно потерял дар речи. Он попытался встать, однако сполз на дно траншеи. Потом, цепляясь за траву, все-таки выпрямился. У него были белесые брови и розовые, как у кролика, глаза. Типичный альбинос.

– Что, язык проглотил? – повысил голос Струмилин.

– Вот… Ну, это… Чемодан,– пробормотал бомж и быстро разгреб листья и траву.

Чемодан был новый, скорее всего заграничный. На светло-желтой коже виднелись свежие царапины и зеленые полосы, оставленные ветками кустов и травой. С такими огромными чемоданами на колесиках обычно прибывали в Южноморск иностранные туристы…

– Твой? – спросил главный лесничий.

– Нет… Нашел,– ответил Баобаб, отводя глаза в сторону и вытирая ладони о джинсы.

– А может, спер?

– Честное слово, нашел… Не верите?

– Что в чемодане?

– Человек,– тихо сказал бродяга.

– Какой человек?– опешил Струмилин.

– Мужик… В галстуке.

Забалуев и Струмилин переглянулись: наверное, у обоих возникли сомнения насчет умственных способностей бомжа.

– Ты что, уже поддал? – спросил Генрих Петрович.

– Немного принял,– с детской непосредственностью признался Баобаб.

– То-то и видно! – грозно сдвинул брови главный лесничий.– И не темни!

– Я говорю, мужик… Только…

– А ну, тащи наверх чемодан! – приказал Струмилин, чуя что-то недоброе.

Бомж сумел лишь немного приподнять чемодан. Струмилину пришлось спуститься в ров и вместе с бродягой вытащить груз наверх.

Баобаб трясущимися то ли с перепоя, то ли с испуга руками отстегнул ремни, щелкнул замками и откинул крышку.

В чемодане находилось тело мужчины. Без головы…

Забалуев тихо охнул и стал валиться на спину. Струмилин едва успел подхватить его. Глаза у Ивана Ивановича закатились, губы задергались, на побледневшем лбу выступила испарина. Генрих Петрович оттащил его в сторонку, пристроил к стволу дерева и похлопал по щекам. Забалуев еще не вполне осмысленно посмотрел на Струмилина и прошептал:

– Мать честная…

– Ничего, ничего,– успокаивал его главный лесничий, сам еще не пришедший в себя от потрясения.– Вздохните поглубже, сейчас пройдет.

Превозмогая страх и отвращение, Генрих Петрович вернулся к страшной находке, возле которой безучастно стоял бомж, и присмотрелся к трупу. Убитый был крупным мужчиной. Синий в полоску костюм, белая сорочка, модные штиблеты и сиреневый галстук. На рубашке виднелось несколько пятен крови. Тело было упаковано в большой целлофановый мешок на «молнии». В таких сохраняют верхнюю одежду от пыли и моли.

– Иван Иванович,– обратился Струмилин к вроде бы оклемавшемуся Забалуеву,– надо срочно звонить в милицию. Сможете? А я покараулю.

– Конечно, конечно,– откликнулся тот, отпуская дерево.

– Вот, от моего кабинета,– протянул ключ главный лесничий.

– Не надо.– Забалуев не то что приблизиться, даже смотреть в сторону чемодана боялся.– У меня в машине есть телефон.

Все еще пошатываясь, он зашагал в сторону конторы.

Минут через двадцать на поляну прибыла следственно-оперативная группа: следователь по особо важным делам прокуратуры области Инга Казимировна Гранская, оперуполномоченные областного уголовного розыска капитан Жур и лейтенант Акатов. С ним приехал судебно-медицинский эксперт Янюшкин. Скоро пожаловали и высокие чины – облпрокурор Захар Петрович Измайлов и начальник УВД области генерал Рунов. Их присутствие было, видимо, результатом личного звонка Забалуева.

Понятыми пригласили двух лесничих.

Труп сфотографировали, после чего Гранская и Янюшкин приступили к осмотру.

Убитый был выше среднего роста, лет пятидесяти-шестидесяти. Следов борьбы на теле обнаружено не было. Судя по потекам крови, во время отсечения головы потерпевший лежал на спине.

– Когда наступила смерть? – спросила следователь, писавшая протокол осмотра.

– Труп остыл,– сказал Янюшкин.– Но окоченение не исчезло. Обычно оно начинается через два-три часа после смерти и сохраняется до трех-четырех суток. По предварительному заключению, смерть наступила более двух суток тому назад. Заметьте, трупные пятна ярко выражены. Значит, смерть наступила внезапно.

– Естественно,– пожала плечами Гранская.– Не руку отсекли.

– Дело в том, Инга Казимировна, имеется нюанс: потерпевшего отравили, или он сам принял яд.

– Яд?! – оторвалась от протокола следователь.

– Видите, какой цвет у крови? – сказал судмедэксперт.– Вишневый… Это бывает при отравлении синильной кислотой и ее солями.

– Так что же, голову отрубили уже у мертвого?

– Определенно высказаться затрудняюсь. Окончательный вывод можно будет сделать после лабораторных анализов.

– Орудие, которым отсекли голову?

– Рубящее…

– Что это могло быть, по вашему мнению?-уточнила Гранская.

– Тесак, топор… Словом, тяжелое. И довольно острое,– ответил медик и продолжал диктовать: – По состоянию краев раны, удар был нанесен не один. Сколько раз ударили – уточню при более тщательном обследовании.

Были зафиксированы особые приметы убитого: родинки, шрамы, татуировка на левом плече. Текст выколот на немецком языке. Готический шрифт…

– Свобода и любовь,– перевела вслух Инга Казимировна, неожиданно вспомнив школьные уроки немецкого, казалось бы, давно и напрочь забытые.

Другая наколка в виде маленького якоря была на правой руке чуть ниже запястья.

Следователь попросила сфотографировать наколки крупным планом.

Осмотрели одежду. Сплошной импорт: костюм финский, рубашка пакистанская, галстук французский, штиблеты западногерманские. Ни в карманах брюк, ни в пиджаке ничего не нашли. Даже клочка бумажки…

А в это время в сторонке капитан Жур допрашивал Баобаба, а лейтенант Акатов – Струмилина, который, впрочем, ничего не мог добавить к тому, что оперы уже знали из сообщения председателя облисполкома.

Виктор Павлович Жур пристроился на пеньке, а бомж сидел прямо на траве, обхватив руками свои тощие колени. Назвался он Молотковым Юрием Антоновичем.

– Это точно твоя фамилия? – переспросил оперуполномоченный, потому что бомж сказал, что никаких документов не имеет.

– Так было по паспорту,– ответил бродяга.– А вообще-то наша настоящая фамилия Молотовы. Молотковы – с деда пошло.

– А почему? – поинтересовался капитан, прерывая запись протокола допроса.

– Председатель сельсовета окрестил… В то время колхозникам паспорта иметь не полагалось. Главный личный документ – справка сельсовета. А в сельсовете ни за что не хотели ставить подлинную фамилию деда. Чтобы не поминать всуе имя тогдашнего председателя Совнаркома Вячеслава Михайловича Молотова. Дед сначала протестовал, да что толку. Потом привык.