«Стальной кит – повелитель мира» - Сергей Карпущенко

– Несите прочь свою дрянь! – была солидарна со стариком женщина, на лице которой не осталось ни тени былого добродушия. Она смотрела на Кошмарика, все еще протягивавшего вперед ладонь, наполненную Железными крестами, с чувством гадливости. Казалось, еще минута, и ребят выпрут из магазина, хлопнув за ними дверью, или даже сдадут полиции.

Кошмарик не знал по-фински таких слов, как «дерьмо» и «дрянь», но не нужно было обладать семью пядями во лбу, чтобы догадаться: товар не понравился. Нет, Ленька не смутился. Сколько раз, стопоря на Приморском шоссе «тормалайские басы», он, предлагая финнам на обмен и на продажу шапки, армейские ремни, матрешек и прочую ерунду, наталкивался на презрение, насмешку. Часто его просто гнали, толкая из автобуса под зад. И всегда, когда приходилось корчиться от стыда, Кошмарик говорил сам себе: «Ничего, бизнесмен не должен краснеть! Стыдно должно быть лишь тому, у кого в кармане вошь на аркане. А если я сделаю деньги, то это все оправдает, даже мой позор!».

Вот и теперь, заметив неприязнь хозяев лавки, Кошмарик с милой улыбкой на лице, извиняющей скорее нетактичность финнов, чем свою оплошность, снова полез в сумку, где в кармашке лежал медальон, найденный среди костей и черепов. Финны с опаской следили за манипуляциями подозрительного посетителя, думая, наверное, что этот неряшливо одетый подросток может выудить из своей облезлой сумки еще что-то более гадкое, чем немецкие кресты.

– Голден! [5] – поболтал Кошмарик медальоном перед носом женщины.

Хозяйка, с напряженным вниманием водя глазами, спешащими угнаться за качающейся вещицей, пыталась с ходу оценить достоинство предлагаемого на продажу медальона. Вот медальон неподвижно повис на цепочке, все еще находящейся в руке Леньки, и Кошмарик вдруг отчетливо увидел, что женщина смотрит на безделушку не то чтобы с изумлением, но даже с каким-то ужасом. Казалось, она сейчас упадет в обморок – стала тяжело дышать, схватилась рукой за полную грудь.

– Марта, тебе плохо, плохо? – стал спрашивать у нее муж, но хозяйка не ответила ему, потянулась рукой за медальоном. Пальцы ее дрожали так, что поначалу не могли схватить легкую вещицу.

«Вот черт! – со смущением подумал Кошмарик. – Опять не то предлагаю!» А Володя, стоявший рядом с Кошмариком, уже тянул приятеля за рукав, давно поняв, что их визит к антикварам может иметь для них лишь вредные последствия.

Через минуту женщина уже освоилась с медальоном и по-прежнему со страхом и изумлением рассматривала его со всех сторон. Потом она бросила мужу короткую фразу, и старик, запустив руку в большой карман своего рабочего фартука, достал и подал жене маленькую отвертку с тонким, хорошо заточенным жалом.

Мелко семеня толстыми и, наверное, больными ногами, женщина вперевалку поспешила пройти за высокий прилавок, оперлась на него локтями и принялась ковырять отверткой в медальоне. Кошмарик машинально прошел за женщиной, не понимая, что она собралась делать с медальоном. «А не чокнутая ли она? мелькнула мысль. – Да и не испортит ли медальон? Не поцарапает ли?» Ленька хотел было даже забрать медальон, но вдруг женщина отпрянула от предмета, привлекавшего прежде ее пристальное внимание. Она даже вскрикнула: «Эйно! Эйно!» – а потом, наваливаясь грузным телом на прилавок, уронив седую голову на руки, женщина отчаянно зарыдала, чем привела и Кошмарика, и Володю, и Иринку в сильное смущение.

Хладнокровным оказался лишь худой старичок хозяин. Он быстро взял в руки медальон, выпавший из раскрытой ладони хозяйки, продолжавшей плакать, навел на него свою лупу, но не зарыдал, подобно жене, а только сокрушенно покачал головой.

– Привет из загробного мира, – сказал он серьезно, и Кошмарик каким-то звериным чутьем понял содержание произнесенной стариком фразы: – Это медальон ее погибшего брата.

ГЛАВА 11

ВНУК ФИНСКОГО МАТРОСА

И Кошмарику отчего-то захотелось побыстрее дернуть из этой лавки. Ему просто стало страшно, хотя сердце Леньки и не могло дать отчет: чего, собственно, нужно было пугаться? Инстинкт же самосохранения подсказывал, что пора спасаться бегством или тебя обвинят в присвоении, попросту краже, чужой вещи. Но убежать Ленька не успел, потому что женщина, внезапно прекратив плакать, повернула в сторону Кошмарика свое мокрое, но уже какое-то просветленное лицо и спросила страстно и настойчиво:

– Скажите, откуда у вас эта вещь?

Кошмарик понял содержание вопроса сразу, но, как на него ответить, затруднился. «Если это медальон ее брата, то меня еще впутают в историю, дело пришьют. Надо другое говорить!»

– Это мне… мой дедушка… дал, – по-фински, но путаясь, сбиваясь сказал Ленька, а потом вдруг в его голове все мысли, как пуговицы в коробке, которую потрясли, перемешались внезапно самым странным образом, и Кошмарик брякнул: – Он финном был, а в войну на корабле служил…

Что тут случилось с женщиной! Ее глаза и рот раскрылись, будто ей вдруг перекрыли дыхание, руки старая финка протянула вперед: казалось, она или противится «истине», изреченной незнакомым ей человеком, или хочет заключить его в объятия. А Кошмарик, хоть и был простоватым в некоторых вопросах, мало учился, совсем не читал книг, умел примечать в поведении людей, в их эмоциях полезные для себя признаки. Вот и здесь – увидев, как отреагировала финка на его слова – Кошмарик сразу же понял, что нужно действовать в прежнем направлении. Нетерпение женщины помогло ему. Пока Ленька думал, как ему ответить, женщина опустила руки, снова прильнула взором к медальону и с надрывом заговорила:

– Здесь же имя, имя его – Эйно Мягги! Этот медальон с гравировкой надела на шею Эйно наша мать, когда провожала его на службу! Он был матросом на транспорте, курсировавшем по Балтике! Мы долго не получали от него ни единой весточки, и вот в конце войны нам сообщили, что транспорт, на котором он плавал, потопили где-то у берегов России! Ах, как мы плакали, как горевали о судьбе нашего Эйно! А ведь он так хотел быть матросом!

Женщина снова зарыдала, а старик, ее муж, стал гладить ее по плечу, просил успокоиться, да и вообще выказывал все признаки внимательного мужа и благородного человека. Но вот женщина на самом деле успокоилась, и теперь опять ее внимание обратилось на Кошмарика, сказавшего, что медальон подарен дедушкой, финским матросом. Из страстной речи хозяйки магазина Кошмарик хоть и понял только половину, но все-таки сумел дополнить недостающее своей сообразительностью, а женщина, подойдя к нему вплотную и положив свои полные руки ему на плечи, улыбаясь спросила:

– Неужели мой брат Эйно остался жив?

– Да, – не моргнув, ответил Ленька. – Он мне рассказывал, что, попав в воду, он долго плыл к берегу и уже стал тонуть, но его вытащил из воды русский рыбак, ловивший на лодке судаков.

Конечно, Ленька произнес эту фразу сбивчиво, коряво, забыв о падежах, перевирая слова, но женщина, пиявкой присосавшаяся к косноязычной речи мальчика, все поняла. В довершение всего, для пущей достоверности наверное, Кошмарик указал рукой на Володю, стоявшего в стороне и оторопело смотревшего на всех участников непонятной для него сцены, и сказал:

– А это – внук того самого рыбака, который спас моего дедушку Эйно… то есть вашего брата. Его зовут Вольдемар…

Немалая толика горячего участия нашлась и для Володи. Несмотря на свои габариты, женщина буквально бросилась к Володе, обняла его и даже поцеловала в лоб, чем привела «Вольдемара» в немалое смущение. Но потом финка снова обратилась к Кошмарику:

– Скажи, как тебя зовут?

– Меня зовут Лейно, – как на уроке, заученно произнес Кошмарик.

– А фамилию ты носишь какую? – Финка была готова лопнуть от нетерпения.

– Мягги, конечно! – отрапортовал Лейно-Ленька. – Как и вы, наверное.

– Нет, мой мальчик, – улыбалась толстушка, – фамилию Мягги я носила до замужества, а потом я стала Коонен, взяв фамилию моего мужа Каарела, этого вот человека. – И старая женщина указала рукой на тихого старичка, по-прежнему стоявшего с черной линзой, ловко зажатой бровью. – Но прошу тебя, расскажи мне о брате, хотя бы коротко! Почему же он не писал? Почему не мог приехать или дать о себе весточку?

Как видно, сам Меркурий вселил в Леньку способности к языку, к пониманию чужой речи. Ситуация была такой ответственной, что каждая клетка Ленькиного мозга собралась, приготовилась к действию, атаке. Кошмарик хорошо понял вопрос, и теперь нужно было отвечать. И потихоньку, дополняя неизвестные ему слова жестами, «внук» финского матроса стал повествовать о нелегкой судьбе своего «дедушки».

Да, легко было «деду» Володи достать из воды тонущего матроса с утопленного «большевиками» транспорта, но не так-то просто было спасти его от красных контрразведчиков. Рыбак долго прятал полюбившегося ему Эйно в своей рыбацкой хибаре, что стояла на самом берегу залива. Потом «дедушка» Володи раздобыл для Эйно советский паспорт, и жить стало немного легче, а потом и война кончилась. Сидеть в рыбацкой хибаре Эйно надоело, потому что у него был энергичный характер (эту деталь Марта Коонен тут же подтвердила, закивав и даже всплакнув). У Эйно Мягги была к тому же еще и золотая голова на плечах, и он устроился на завод в Ленинграде, где делали корабли. Но голова Эйно оказалась настолько золотой, что его скоро перевели в суперсекретный цех, где делали атомные подводные лодки. Эйно хорошо зарабатывал, но «большевики» потребовали от него подписку о невыезде даже в пригороды Ленинграда – так боялись за то, что «золотой ум» достанется врагам. Вот поэтому «дедушка» не мог не то что приехать в родную Финляндию, но даже написать матери и сестре. Однако, заметил Кошмарик, Эйно Мягги по вечерам часто рассказывал внуку Лейно о любимом Хельсинки и матери и сестре Марте. Рассказывал и плакал…